На пиру богов - Сергей Николаевич Булгаков
Беженец. Не будем сразу же вульгаризировать мысль. Большевизм духовно есть quantite negligeable[48], историческая грязь и муть или, самое большее, симптом, хотя, конечно, очень важный и выразительный, исторического кризиса России. А самый кризис надо понять из Херсониса, – или же совсем его нельзя понять.
Светский богослов. Хотя теперь приходится приноровляться ко всяким новинкам, но я ничего не понимаю.
Беженец. Согласитесь, однако, что теперь переживаемый кризис по своему объему, смыслу, значению представляет собой самый глубокий во всей русской истории. Эта история знала, конечно, ряд исторических кризисов, из которых каждый наступал тогда, когда изживалось какое-либо историческое начало жизни и история мучилась новыми родами. Все эти кризисы, по общему свойству нашей истории, были страшны, кровавы, дики. Но они были ограничены. Таким кризисом было татарское нашествие, которое было облегчено и усилено удельными распрями: тогда была угроза физическому существованию России, но и только, духовный организм оставался почти незатронутым, и иго было сброшено при наступлении времени. Второй кризис – Смутное время, испытание новой московской государственности, сочетавшей самый свирепый деспотизм с византийскими преданиями и притязаниями, это был кризис Москвы как «Третьего Рима». Однако, как ни оказался он глубок и продолжителен благодаря широте социального брожения, он был кое-как преодолен, если не изжит. Политический наш челн заштопали, и он еще проскрипел около века: место старомосковских царей, собирателей Руси, заступили Романовы, ничем в существе от них не отличавшиеся. Новый, гораздо более страшный кризис, не только политических, но и религиозно-культурных основ России наступил с Петра Великого, точнее, при Петре, ибо, конечно, великий преобразователь его не выдумал, только выявил. Медный всадник совершил европеизацию России, как умел, и фактически разрушил «Третий Рим» – просто его покинув. И русская жизнь повисла над пропастью, как конь его всадника, готовая ринуться туда. И вот теперь она ринулась и сорвалась… Но откуда она ринулась, какова эта скала, на которой она утверждалась и стояли задние копыта медного коня? Да она и есть меловая скала вот этого самого Херсониса, где мы с вами находимся, здесь кратер вулкана русской истории, отсюда расходятся и волны русского землетрясения.
Светский богослов. Ничего, ничего, ничего не понимаю в этом словоизвержении неохерсонисского кратера… Знаю твердо одно, что здесь, где вы видите вулкан, воссиял свет христианской веры для русского вождя, а в лице его для всего русского народа. Здесь для него воздвигнута лествица к небу, здесь Руси чистая купель, здесь духовная колыбель русского народа. Отсюда началось для него историческое бытие, из варварского, дикого, свирепого, наводившего ужас на все соседние народы, а в том числе и на византийцев, которые не раз спасались ведь чудом милости Божией от русского огня и потока, родилась «святая Русь», воссияло русское царство. В этом смысле только и могу еще понять вашу мысль, что отсюда идут корни всего благого, творческого, оживотворяющего в нашей истории. А иных сил, кроме религиозных и христианских, она, конечно, не знала и не знает.
Беженец. Кажется, мы начинаем приближаться к взаимному пониманию. Согласимся, что великие события должны иметь и великие причины, из которых они только и становятся понятны; осмысливается для нас трижды величайшее, это есть кризис всей русской истории, какого еще не было за все время существования всего русского народа. А если только согласитесь со мною в этой оценке происходящего, его важности и удельного веса, то неизбежно станете искать для него объяснение только в самых исходных началах истории, то есть в Херсонисе. Всякое другое объяснение будет мало и недостаточно перед грандиозностью совершающегося: кризис Петровской России, кризис монархии, кризис социальный и прочее – все это малость, которая не могла бы породить происходящего. Вы знаете поверие, что в колыбель новорожденному феи кладут свои подарки, и разные это бывают подарки. Астрологи учат, что в момент рождения соединяются благие и злые лучи светил в данной их констелляции. И Русь при крещении получила свои дары вместе с излучениями созвездий. Вот и надо всмотреться в эти исторические дары, что они в себе содержат.
Светский богослов. Это ясно, что здесь получила Россия: она получила чистое, святое Православие от его родины, вместилища и хранилища – от Византии. Чистота веры – вот наши колыбельные дары и вот наше созвездие. Ни один народ не получил при рождении столь прекрасных, чистых и ценных даров. Но поскольку сейчас в России происходит кризис веры, стало быть христианства, постольку, пожалуй, и возможно говорить о кризисе Херсониса, но это есть вместе с тем и кризис жизни, ибо твердо верю, что нехристианская Россия исторически существовать не может и не будет; поэтому ей надлежит или преодолеть эту смертельную болезнь, изжить свой кризис, или исторически умереть.
Беженец. Иначе говоря, Вы говорите о кризисе России, а не Херсониса, я же разумею вполне точно и ясно кризис именно Херсониса, то есть херсонисских начал, а не самой России. Должен вам сказать, что хотя много богоборческого, а еще более просто скотского обнаружила «великая» русская революция, но кризисом христианства вообще, ни даже кризисом русского христианства она не является: слишком много чести для нас, и хотя другие, предшествовавшие революции не проявляли такой звериности во всем, а в том числе и в отношении к вере, но по существу они были духовно куда ядовитее и, конечно, сильнее. А потому я не могу видеть и смертельной опасности в этих острых пароксизмах звериного бешенства у народа, в котором всегда жил этот зверь. Стихийной, зоологической силой перепрет он и через революцию. Весь вопрос в том, будет ли у него духовная основа для новой жизни. А вот эти-то основы явно изветшали. Это я и зову кризисом Херсониса.
Светский богослов. Вот этого-то вашего разграничения я не понимаю и не принимаю. Кризис христианских начал в русской истории, насколько о нем можно говорить, есть кризис самого христианства в его чистоте, ибо иного христианства, кроме херсонисского, то есть православного, греко-российского, я не знаю.
Беженец. Стоя на такой точке зрения, вы неизбежно должны видеть в русской революции одно только богоотступничество и никаких положительных начал, никакого оправдания. Это – бунт черни, отравленной завистью и злобой, развращенной бессовестной демагогией, с реками крови и грязи. Революцию никак нельзя осмыслить, разве только при свете самой мрачной и безнадежной эсхатологии, как смертные судороги разрушающегося мира. И остается одна безнадежность при отсутствии всяких исторических перспектив.
Светский богослов. Так безнадежно я еще не смотрю, потому что вижу в революции по преимуществу кризис петербургского периода русской истории, и нас может
