Гео Виденгрен - Виденгрен Гео Мани и манихейство
I. [Мы стоим (?)] все в одном убеждении.
И мы хотим протянуть руку, взывая,
и направить взор на этот Твой облик.
И мы хотим открыть рот, чтобы воззвать к Тебе, и приготовить язык к хвале.
Тебя призываем мы. Тебя, который есть вся жизнь.
Тебя восхваляем мы, Иисус светозарный!
Новый Эон!
Ты есть. Ты есть исполняющий истинное [Бог|, [благородный] врач, любимый сын, возлюбленный Я (?).
II. Приди с благом, освобожденный правитель!
Приди с помощью, благой дух, апостол с миром! Помощник слабых и победитель захватчиков!
Приди с благом, новый правитель!
Приди с благом, освободитель связанных и врач
раненых!
Приди с благом, пробуждающий спящих и тревожащий сонных! Ты, который поднимает мертвых.
Приди с благом, сильный Бог и целительный голос! Приди с благом, истинное слово, великое светило
и большой свет. Приди с благом, новый властитель и новый день!
Приди с благом, дар благих, благословение слабых и моление исцеляющих! Приди с благом, любвеобильный отец и благотворный судья тех, кто нашел в Тебе свое убежище!
Приди с благом, Отец, Ты, который есть наша сильная опора и крепкое доверие!
Приди с благом, [победитель (?)] нападающих […?…].
III. Теперь, [?] поступающий во благо, пусть
будет над нами [мир (?)]!
И сжалься над нами и люби нас, Благодетель, Ты, который весь Свет!
И не причисляй нас к зачинщикам беспорядка (?)!
Спаси тех, кто нашел свое убежище и сжалься над нами! О Любимейший и Любвеобильный!
IV, Мы узрели Тебя, новый Эон
и мы пали к Твоим ногам, Ты, который весь Любовь. Опьяненные радостью, мы видели Тебя, любвеобильный
Господь.
И мы объявляем себя сторонниками Твоего имени,
«М» и «С» (Мессия).
Отдели нас из среды грешников и освободи нас из середины захватчиков!
О Господи, мы Твоя собственность, сжалься над нами! Скорее спеши сюда и победи грешников!
Ибо они стали высокомерны и говорили так:
«Это мы! И нет никого, кто бы сравнился с нами!»
Так будь могуч и низвергни захватчиков []
и [врагов (?)]! Неблагодарного (?), который []
V. [Мы восхваляем Твое] имя, которое все свет,
Твое благородное величие, которое все свобода.
Хвала Твоему имени, отец!
И честь Твоему величию!
Да будет так отныне и вовеки!
(М 28 II, Mir Mils. 21 [312]-25 [316]) Если рассматривать структуру и содержание этого гимна с аналитической точки зрения, можно приблизительно разложить его на следующие части:
I. Введение, включающее призыв общины, обращенный к самой себе, восхвалять и молить Бога. Употребленная форма — 1-е лицо мн. ч. Введение с помощью добавления определений, относительных предложений, которые связываются с именем Бога, и причастных оборотов переходит к основной части.
II. Затем следует основная часть, состоящая в молении об эпифан ии: Приди с благом!
Призываемый, Иисус, описывается с помощью ряда определений и приложений в обычном для гимнов стиле.
В относящихся к Иисусу приложениях следует видеть множество традиционных эпитетов, которые «актуализируют» его для сознания верующих в его ипостаси освободителя. Многие из этих эпитетов принадлежат к общему гностическому фонду: врач, вестник, пробуждающий, слово, сияние, начало эонов и т. д.
III. После этого моления о явлении следует призыв к освобождению и милости. Этот отрывок очень короток, и с обращением к Божеству переводит нас к следующей части.
IV. Эта часть начинается с утверждения, что молящиеся увидели Божество. Таким образом, эпифания состоялась. За этим следуют новые призывы о помощи против гонителей и об изгнании из среды верующих грешников. Вместе с просьбой о вмешательстве Божества в ветхозаветном стиле приводятся собственные слова высокомерных врагов.
V. Псалом заканчивается восхвалением имени Божества; и выражается желание, чтобы их хвала и их моление длились вечно.
По своей структуре, проанализированной выше, этот псалом, так же, как и многие другие, во многом сопоставим с древними месопотамскими псалмами, например, песнями Таммуза; эти соответствия были установлены одним знатоком восточной культовой лирики.
Если мы захотим привести несколько примеров подлинно иранских псалмов, написанных в форме акростиха, мы можем сначала сослаться на знаменитый так называемый фрагмент о Заратуштре, который 40 лет тому назад находился в центре внимания исследователей манихейства, но значение которого сегодня во многом пересмотрено в сторону понижения его значимости. Для понимания основной гностической догмы о «Спасенном Спасителе» этот отрывок, однако, все еще остается основополагающим. «Заратуштра как отображение апостола, посланного Нусом в мир для освобождения души, беседует со своей душой как представительницей viva anima (живой души), иначе говоря: Нус говорит устами Заратуштры душе» (MirM III, s. 27 [872], Anm. 1).
Если хотите, я наставлю вас из свидетельства
прежних отцов.
Спаситель, праведный Заратуштра, когда он говорил
со своей душой:
«Тяжело опьянение, в котором Ты забылась, пробудись
и взгляни на меня!
Благо тебе от царства мира, из которого я послан
ради Тебя».
И она отвечала: «Я, я нежный беспечальный сын
Сраоша,
Я перемешан и вижу горе, выведи меня из объятий
смерти!»
С «благом» спросил ее Заратуштра: «О, первоначальный
голос, мой ли Ты член?» Сила живых и благо высших миров Тебе из Твоей
родины!
Следуй за мной, сын кротости, возложи на чело венок
света!
Ты сын могучих, Ты, который столь ослаблен, что Ты вынужден нищенствовать во всех местах.
(М 7, 82-118, MirM III, s. 27/872) В манихейской лирике встречаются восторженные описания природы, сходные с радостными описаниями наступления весны, представленными новоперсидской поэзией. Из коптских псалмов цитирования заслуживает отрывок так называемого Псалма Бемы. Смотри, все деревья и растения снова обновились. Смотри, розы далеко вокруг распустили свою красоту, ибо разорваны узы, что мешали их листьям.
Разорви и ты оковы и узы наших грехов:
Весь воздух сияет, небесная сфера блестит сегодня, и земля порождает цветы, морские волны спокойны, ибо мрачная зима, полная грусти, ушла своей дорогой. Так пусть же и мы ускользнем от болезни зла!
(Psalm-Book, II, s. 8, 14–21)
Здесь мы видим такое же исполненное любви наблюдение природы, которое встречается и в средне-персидском фрагменте. Невольно возникает вопрос, как же это жизнерадостное восприятие природы могло
уживаться с манихейскими взглядами на мир. Решение этой проблемы следует, возможно, видеть в том, что ма- нихейские поэты либо включали в свои собственные стихотворения отрывки утраченной средне-персидской лирики, либо подражали этой лирике. По своей инициативе они, скорее всего, вряд ли бы стали с таким энтузиазмом высказываться о красоте мира, произведения и сатанинских сил. Средне-персидский фрагмент, на который мы только что ссылались, звучит так:
Сияющее солнце и блестящая полная луна, сияют и блестят со ствола этого дерева.
Сияющие птицы гордо ступают там с радостью, Голуби и всякие чудесные птицы гордо ступают.
(М 554 Verso, HR II, s. 69) Этот фрагмент полностью предвосхищает новоперсидские стихотворения с их изображениями сада, bostдn, с его деревьями и сладкоголосыми птицами, прежде всего соловьем, bulbul.
6. Проповедническая литература
Манихеи были превосходными и в высшей степени популярными проповедниками. Среди турфанских находок встречаются также фрагменты жизнеописания Будды, которое под названием «Варлаам и Иоасаф» стало одним из самых читаемых романов в христианском средневековье. В текстах на уйгурском языке выступают формы имени Бодхисаф или Бодхасаф, которые восходят к первоначальной форме Бодхисаттва. ВIX столетии у арабских авторов появляется имя Иудасаф, переходная форма, из которой в конце концов появилась христианская форма Иоасаф. Таким образом, манихеи в своих проповедях использовали Житие Будды в том виде, в котором эта легенда была представлена на начальных этапах своего развития, чтобы донести заимствованные оттуда поучительные примеры, используя их как повод для вставок-размышлений в адресованных мирянам миссионерских выступлениях. При этом, следуя традиции Мани, они нисколько не боялись перенимать довольно грубые или даже тошнотворные мотивы.
В манихейских текстах как на тюркском, так и на иранском языке, кроме того, обнаруживается большое количество рассказов, в основе которых лежат материалы не-манихейского происхождения. Некоторые из них обыгрывают древние фольклорные сюжеты, как, например, тот рассказ, который носит название «Слезы матери». В нем мать говорит: «Я до сих пор не знала, что я убиваю духовного (сына), когда оплакиваю телесного сына. Потому с этой поры я не буду больше плакать, чтобы не убить его» (М 45).
