Иосиф Крывелев - История религий. Том 1
Христологическая проблема, казалось бы решенная на Халкидонском соборе, в течение рассматриваемого периода не переставала быть поводом к острой идеологической и политической борьбе.
Монофизитство продолжало занимать сильные позиции. В Египте, Армении и значительной части Сирии оно господствовало, а в других частях империи тоже имело большое количество приверженцев как в народных массах, так и среди светских и церковных правящих кругов. Интересы достижения внутреннего единства побуждали императоров идти на уступки монофизитству. В конце V в. император Зенон с согласия патриарха Акакия предпринял ряд шагов к примирению с монофизитами 1. Но попытка компромисса не удалась. Императоры и по их приказанию патриархи несколько раз переходили к тем или иным формам монофизитства и вновь возвращались к признанию двойственной природы Христа.
В начале VII в. император Ираклий совместно с патриархом Сергием провозгласили новую доктрину, являвшуюся по сути дела несколько подновленным монофизитством. Признавая в Христе две природы — божескую и человеческую, они заявляли, что его деятельность вдохновлялась «одной энергией»2. Такая концепция именовалась «монэргистской» — «одноэнергийной». Вскоре она приобрела новую форму: вместо одной «энергии» стали говорить об одной «воле» (felima), откуда и пошло название монофелитства, «одноволия». Эта богословская доктрина стала для ближайшего столетия предметом острой борьбы между разными социальными, национальными и церковными группировками обеих частей империи, причем папство безоговорочно выступало против монофелитства.
Обстановка середины VII в. позволяла императору Константу II проявлять некоторую самостоятельность в своих богословских мнениях. Он направил в Рим с крупным вооруженным отрядом своего уполномоченного Каллиопу, который арестовал папу Мартина I и доставил его в Константинополь, где после пыток его приговорили к ссылке в Херсонес; там этот искалеченный человек через несколько месяцев умер. Еще круче разделались с другим противником монофелитства — Максимом Исповедником. Уже в начале 662 г. он был в Константинополе после официальной процедуры суда подвергнут бичеванию, после чего ему отрезали язык и отрубили руку. Истинность монофелитства была таким способом убедительно доказана.
Однако вскоре церковно-богословская борьба возобновилась по новому поводу. Теперь она была сопряжена с еще большими жестокостями, в ходе ее было пролито еще больше крови, проявлено еще больше беспринципности, вероломства и лицемерия, чем на предыдущем этапе. Мы имеем в виду эпопею борьбы иконоборцев с иконопочитателями, начавшуюся в 726 г. и завершившуюся в 843 г. 3
По своему смыслу и содержанию поклонение иконам было совершенно магическим. Иконы стали амулетами, оберегами, инструментом для производства чудес, даже просто фетишами. Практически не осталось никакой разницы между иконопочитанием и обычным идолопоклонством, давно известным в религиозном обиходе. Тем не менее для христианской церкви святость икон и необходимость их культа были непреложной истиной, сомнение в которой должно было признаваться кощунственным.
И все же такое кощунство не только совершилось, но и послужило началом последовательной политики, осуществлявшейся византийскими императорами при поддержке той части духовенства, на которую они опирались. Вступивший в 717 г. на престол Лев III Исавр примерно через десятилетие начал борьбу против иконопочитания. Поводом для специального указа послужило извержение вулкана на одном из островов Средиземного моря — нетрудно было объявить это явление знамением господнего гнева за практику иконопочитания. Началось систематическое разрушение в церквах и других публичных местах икон и статуй, изображающих священные сюжеты.
Иконоборческая политика Льва III и его сына Константина V Копронима вызвала ожесточенное сопротивление: против нее выступало многочисленное во всей империи монашество, открыто выражала свое возмущение часть духовенства вплоть до высшего, негодовало папство. Под знамена защиты иконопочитания становились все, кто был недоволен положением дел в империи и политикой властей. В отношении своих внутренних византийских противников императоры-иконоборцы применяли испытанные методы: их бичевали, ослепляли, топили, вешали, им обрубали руки и ноги.
Смерть Льва III Исавра послужила поводом к попытке иконопочитателей изменить ход борьбы. Выступил зять покойного императора Артавазд, занимавший до этого положение стратига одной провинции, и захватил было престол, причем первым делом приказным порядком восстановил иконопочитание. Шестнадцать месяцев длилась война, кончившаяся поражением Артавазда и победой сына Льва III Константина V, активного иконоборца. Артавазда ослепили, а перешедшего при нем на сторону иконопочитателей патриарха Анастасия подвергли жестокой публичной порке, заставили участвовать в позорной уличной процессии верхом на осле лицом к хвосту, после чего ему предоставили возможность вернуться к исполнению патриаршей должности. Иконопочитание было опять отменено и запрещено. А константинопольская знать, поддерживавшая Артавазда в его борьбе за трон и за восстановление иконопочитания, была подвергнута разгрому и ограблению.
После смерти Константина V и пятилетнего царствования Льва IV правительницей государства на положении регента при малолетнем императоре Константине VI стала императрица Ирина. Главной заботой этой свирепой и очень благочестивой женщины было удержание трона и отстранение от него собственного сына. Когда он достиг совершеннолетия, разгорелась борьба между матерью и сыном. Императрица опиралась на константинопольскую знать, выступавшую за иконопочитание; этим определялась и ее позиция в острейшем религиозном конфликте эпохи. Иконоборческого патриарха Павла она сместила и сослала в монастырь, а на его место поставила богатого константинопольского купца Тарасия, не облеченного даже духовным званием, но зато усердного иконопочитателя. Был созван новый Собор, объявивший себя VII Вселенским (786–787). Он отменил решения Собора 754 г. и восстановил иконопочитание 4. В борьбе с собственным сыном императрица Ирина ослепила его, после этого он уже не был опасен для нее как претендент на трон, а для церковного благочестия — как противник иконопочитания 5.
В 843 г. VIII Вселенский собор подтвердил восстановление иконопочитания и анафематствование иконоборчества, что явилось окончательной победой культа икон 6. Православная церковь до сих пор рассматривает это событие как «торжество православия», она посвятила ему специальный праздник. Магический и фетишистский культ икон был, таким образом, навсегда связан с укладом жизни православной церкви.
Как и в подавляющем большинстве богословских споров, аргументация обеих сторон в одинаковой мере характеризуется чертами казуистики и софистики 7.
Позиция иконоборцев все же выглядит более последовательной, особенно в отношении икон, изображающих Христа. Если, рассуждали они, в нем слились нераздельно божеское и человеческое естества, то нельзя представить себе второе отдельно от первого, которое вообще в принципе неизобразимо. Что же касается того видимого человеческого образа, в котором было воплощено второе лицо Троицы в его кратковременной земной жизни, то этот образ преходящ и несуществен, поэтому следует признать неправильным само стремление приковывать к нему внимание верующих.
Иконопочитатели отвечали на это тем, что сама божественная сущность до некоторой степени выражается в чувственно воспринимаемых материальных явлениях. В качестве духовно-телесного существа человек может воспринимать любые истины и идеи только через посредничество неких чувственных образов, могущих служить символами духовного и божественного. Что же касается Христа, то он сохранял человеческий образ не только до своей смерти, но и после воскресения, ибо, как известно, воскресший являлся своим ученикам в том же образе, в каком они знали его при жизни. Помимо этого почитание икон нужно для того, чтобы дать «малым сим» — простонародью — легко усваиваемую духовную пищу. На это иконоборцы отвечали, что как раз для массы почитание икон представляет соблазн идолопоклонства и что задача христианского воспитания заключается именно в поднятии религиозного сознания масс от чувственно воспринимаемых образов к божественной истине во всей ее возвышенности.
Как уже говорилось, вся эта тонкая и благопристойная богословская аргументация выражала вполне житейские мотивы различных участвовавших в борьбе политических и социальных сил.
Довольно ясны мотивы, побудившие «солдатских императоров», начиная с Льва III Исавра, поднять знамя иконоборчества. К VIII в. почти половина всех обрабатываемых площадей находилась в руках церквей и в особенности монастырей. Огромное количество монахов, буквально наводнивших империю, к началу VIII в. еще выросло за счет иммигрантов из стран, завоеванных арабами. Экономическому могуществу церкви соответствовали все возраставшие ее претензии на политическое влияние в государстве и на независимость от императорской власти. Последняя поставила себе цель — сломить могущество церкви любыми средствами. Оправдание применения самых решительных средств вплоть до кровавых репрессий в отношении духовенства и монашества, до ликвидации монастырей и превращения их в казармы могло быть достигнуто идеологической компрометацией того, чему до сих пор учила народные массы церковь. Не могло быть речи о нанесении удара в самую сердцевину христианского вероучения — в уже прошедшие горнило христологических споров истины сложившейся догматики; оказался уязвимым такой пункт церковной практики, как иконопочитание. Удар по нему должен был поколебать в глазах всех слоев византийского общества авторитет церкви и монашества. Помимо того этот удар провоцировал такое сопротивление церковно-монашеских кругов, которое оправдывало самые жестокие карательные меры против них. В итоге большое количество церковно-монастырских ценностей — не только земли, но и масса церковной утвари в золоте, серебре и драгоценных камнях — перешло во владение государства.
