Меир Шалев - Впервые в Библии
«Да не попустит мне Господь сделать это господину моему, помазаннику Господню, чтобы наложить руку мою на него; ибо он помазанник Господень», — сказал он своим людям. В этих словах ощущается насмешка, но я предпочитаю трактовать их как декларацию принципов. Этими словами Давид как бы провозглашал, что еврейский царь, какой бы он ни был, есть помазанник Божий, на жизнь которого нельзя посягать ни в какой ситуации и ни при каких условиях. И нам становится понятно, что, пока первый еврейский царь, вместо того чтобы заниматься государственными делами, исступленно и слепо гоняется за своим соперником, второй царь уже закладывает законодательные основы своего будущего царства.
Когда Саул вышел из пещеры, Давид вышел за ним следом и окликнул. Саул обернулся, и Давид показал ему лоскут отрезанной ткани. Видишь, как бы сказал он этим, я мог тебя убить, но не сделал этого.
«Нет в руке моей зла, ни коварства, и я не согрешил против тебя; а ты ищешь души моей, чтоб отнять ее, — крикнул он. — Да рассудит Господь между мною и тобою, и да отмстит тебе Господь за меня; но рука моя не будет на тебе».
Он даже назвал Саула «отец мой», и Саул, услышав эти слова, разразился слезами. «Твой ли это голос, сын мой Давид?» — проговорил он сквозь слезы, и тут мы наконец понимаем, в чем истинная суть происходящего. Несмотря на всю враждебность Саула к Давиду и весь его страх перед ним, несмотря на таланты своего сына Ионафана, его достоинства и смелость, Давид — вот тот сын и наследник, которого Саул хотел бы иметь. И вполне возможно, что уже с той минуты, когда Саул понял, что Давид действительно унаследует его царство, он начал в глубине души называть его «сыном». Не случайно он во всеуслышание признал теперь, что Давид будет царствовать после него, и взял с него клятву не покушаться на его семя, на дом Саула. И Давид поклялся ему в этом, как раньше поклялся Ионафану. Но, в отличие от обещания, данного Ионафану, клятву, данную Саулу, Давид не выполнил.
«Благословен ты, сын мой Давид»
Саул тоже не выполнил свою клятву — не искать смерти Давида. Одержимость вновь овладела его душой, и он возобновил преследование, устремившись на поиски Давида в глубину пустыни Зиф[39].
Давиду снова представилась возможность избавиться от своего безжалостного преследователя, потому что он застиг Саула и его стражу спящими, но он снова сказал своим людям: «Да не попустит Господь поднять руку мою на помазанника Господня». На этот раз он забрал у спящего царя его копье и кувшин с водой.
Оба эти рассказа, об отрезанном тайком куске плаща и о взятых тайком копье и кувшине, очень похожи и оба не вызывают доверия. Невероятно, чтобы четыреста воинов Давида так удачно спрятались в пещере, что воины Саула не заметили их следов и не обнаружили их присутствия. Невероятно, чтобы царь вошел в пещеру без предварительной проверки и один, без всякого сопровождения. Невероятно, чтобы вся армия Саула, все три тысячи его воинов, одновременно уснули и оставили своего царя без охраны. Библия тоже объясняет все это чудом («Ибо сон от Господа напал на них»), так что не исключено, что все это — обыкновенные солдатские байки, из тех, что рассказываются во все времена во всех местах и войнах.
Как бы то ни было, на этот раз Давид поднялся на вершину холма, выкрикнул оттуда имя Саулова военачальника Авенира, сына Нира, и стал насмехаться над ним за то, что тот не охранял своего царя, как положено.
«И узнал Саул голос Давида, и сказал: твой ли это голос, сын мой Давид?»
Аналогичную фразу он произнес, как мы помним, в рассказе о пещере, и уже там он обещал Давиду прекратить преследования. Теперь он повторил это обещание, но на сей раз — перед всеми своими воинами, что опять же свидетельствует о душевном надломе, но одновременно — и о складе личности: Саул был из тех, кто руководится минутными эмоциями, а не разумом и расчетом. Но на Давида эмоции царя не произвели особого впечатления. Он давно уже разгадал характер Саула и понимал, что нельзя полагаться на его обещания. Не потому, что Саул лжец или мошенник, а потому, что он одержим и душевно раздвоен.
В пустыне Зиф Саул простился с Давидом со словами: «Благословен ты, сын мой Давид: и дело сделаешь, и превозмочь превозможешь». И хотя после этого он повернул свою армию обратно, Давид ему не поверил и снова бежал в Геф, но на этот раз явился к царю Анхусу не один и уже не должен был притворяться безумцем. Он пришел во главе своего отряда — а то была сила, которой не стоило пренебрегать, — и произвел такое благоприятное впечатление на Анхуса, что тот дал ему для жительства город Циклаг[40].
Усилившись благодаря присоединению Давида, филистимляне снова поднялись на войну с Саулом. На этот раз они расположились станом в Сунаме, к северу от сегодняшней Афулы. Глубина их вторжения говорит о том, насколько ослабела власть Саула на севере, пока он и его армия занимались погоней за Давидом на юге. В начале царствования Саула положение Израиля было таким жалким, что филистимляне держали гарнизон в Гиве, на территории колена Вениамина, к которому принадлежал сам Саул. В те времена израильские войска вынуждены были собираться далеко к востоку от Гивы, в долине Иордана. Но тот поединок, в котором Давид убил Голиафа, происходил, как мы помним, в долине а-Эла, то есть много западней, вблизи территории филистимлян. Это значит, что Саулу удалось отодвинуть врагов в сторону прибрежной равнины. Но за то время, что он занимался преследованием Давида, филистимляне вновь усилились и опять продвинулись далеко на восток, вплоть до Изреельской долины.
Накануне битвы Саула охватил страх. Господь не отвечал ему — ни в сновидениях, ни через своих представителей на земле. В отчаянии он попросил слуг найти ему колдунью, способную вызывать духи умерших. В свое время Саул приказал истребить всех колдуний в стране. Сейчас слуги открыли ему, что одна из них осталась в Эйн-Доре (Аэндоре), недалеко от их лагеря на горе Гильбоа. Саул переоделся и пошел к ней. Я так и вижу, как он идет вверх по тому вади, что тянется между сегодняшними деревнями Кфар-Иехезкель и Гева, прячась от филистимских дозорных, и выходит, наконец, к подножью холма Гиват-а-Море.
Этот поход глубоко символичен — ведь колдунья по своей природе и роду деятельности олицетворяет ворота в бездны преисподней и в глубины человеческого сознания. Перед нами, следовательно, окончательная капитуляция Саула перед темными началами в собственной душе. Поход к Аэндорской колдунье — начало его пути к смерти.
Колдунья не узнала царя. Она даже сказала ему: «Ты знаешь, что сделал Саул, как выгнал он из страны волшебников и гадателей; для чего же ты расставляешь сеть душе моей, на погибель мне?» Но когда он попросил ее вызвать дух Самуила, она поняла, кто стоит перед ней, и крикнула: «Зачем ты обманул меня? ты — Саул». Тем не менее царь сумел успокоить ее. Затем он спросил, что она видит.
«Она сказала: выходит из земли муж престарелый, одетый в длинную одежду. Тогда узнал Саул, что это Самуил».
У Самуила, как и у Ильи — пророка, эта длинная верхняя накидка — личный опознавательный знак, и, хотя я уже писал об этом в упомянутой выше книге «Библия сегодня», позволю себе все же повториться и снова высказать предположение, что привычка Самуила всегда кутаться в накидку родилась в те дни, когда он был еще маленьким и мать отдала его в «дом Господа в Силом». «Верхняя одежда малая» — такими трогательными словами описывает его накидку Библия — была ежегодным материнским подарком сыну, и с годами она становилась все больше и больше и так, постепенно, стала символизировать в глазах сына любовь матери. и его связь с нею. Я допускаю, что тот безудержный гнев, в который пришел Самуил, когда Саул нечаянно порвал полу этой накидки, питался теми же детскими воспоминаниями.
Первые же слова, произнесенные Самуилом после того, как Аэндорская колдунья вызвала его из преисподней, свидетельствуют о том, что как бы мы ни хвалили и ни прославляли умерших на похоронах и поминовениях, смерть их все-таки не красит. Мертвый Самуил остался таким же, каким был при жизни. Он и на том свете не расстался ни со своей любимой накидкой, ни со своим дурным характером. Из темных глубин Саулова подсознания восстал все тот же фанатичный, злопамятный и жестокий служитель Господень. Первым долгом он напомнил Саулу, как тот пощадил царя амалекитян и не зарезал амалекитянских животных, после чего провозвестил, что за этот ужасный грех Саул будет наказан в завтрашнем сражении: погибнет не только он сам, но и его сыновья.
Как и следовало ожидать, слова Самуила привели Саула в отчаяние. А поскольку у него к тому же весь тот день не было ни крошки во рту, то теперь он попросту свалился от удара. «Пал всем телом своим на землю», — говорит Библия. Колдунья испугалась за него, заторопилась подать ему хлеба, но Саул отказывался есть и согласился только после того, как его упросили слуги. В лагерь он вернулся, ясно сознавая, что его ожидает. Он уже примирился со своей судьбой. И на свое последнее сражение вышел, зная о своем неизбежном поражении и смерти. Но даже в том бою, где ему неизбежно предстояло погибнуть, он доказал, что в его измученной душе таится большая сила. Он мог бы попытаться бежать, или сдаться, или отступить, чтобы подготовиться заново. Но он вышел на бой, хотя знал, что умрет. В сущности, его самоубийство началось уже в эту минуту, задолго до того, как он упал на свой меч в конце проигранного сражения.
