Михаил Гринберг (Зеленогорский) - Жизнь и деятельность Архиепископа Андрея (Князя Ухтомского)
В большевистском перевороте епископ первое время видел лишь заговор германского генерального штаба. Всевозможные инсинуации о характере движения и ораторский пыл, с которым неизменно выступал (как письменно, так и устно) еп. Андрей, уводили его несколько в сторону от реального освещения фактов: здесь и «пломбированный вагон» в соответствующей трактовке, и миллионные фонды на содержание тысяч агитаторов и 60 тысяч переодетых в русские шинели немецких солдат и офицеров, расстреливающих в Петрограде русский народ, — и многое другое. Заблуждение осенью-зимой было массовым и лишь ужасом перед германским закабалением России руками большевиков можно объяснить несвойственный владыке Андрею призыв к насилию: «Теперь немцы голыми руками заберут у нас богопротивный Петроград и все города вплоть до Москвы. Одна Украина и южная Русь с казаками поняли истинную опасность от немцев и предательство по отношению к России со стороны продажных русских предателей и изменников и на юге все
70
вооружаются» (102, 690). Епископ вызывает в памяти слушателей и читателей образы Смутного времени, когда иноземные захватчики действовали руками «русской сволочи» (109, 8) и призывает бороться с немецко-еврейским заговором, орудием которого является большевизм.
В дальнейшем тон вновь меняется. Владыка по-прежнему враждебен «углублению революции», но войдя в непосредственное соприкосновение с Советской властью и ее носителями, меняет акценты. 11 января 1918 года на заседание Восточно-русского Общества архиерей допустил (вопреки протестам присутствующих) выступление двух большевиков и вынес впечатление о том, что это совершенно русские люди, честно заблуждающиеся и ведомые преступной рукой. В речи на этом заседании еп. Андрей выразил уверенность в возможность исправления большевиков и призвал интеллигенцию оказать всевозможную поддержку.
13 января еп. Андрей сам отправился в Уфимский Совет рабочих депутатов. Он был поражен тем, что увидел, как сам вспоминал, настоящих праведников, всецело преданных идее устроения царства Божьего на земле. Но искренность и самоотдача благородным идеалам, по мнению епископа, сочетается в большевистских деятелях с приверженностью к жесточайшим методам их воплощения. И он констатирует: это вполне русские люди, действующие в соответствии с традициями русской жизни, взращенными в подземных глубинах старого мира. Апостолы нового мира ведомы преступной рукой, но в силах православия вернуть их на путь любви и истинного социализма. Владыка беседует с прихожанами, но одновременно обращается к большевикам: «Избегайте всякой ссоры, всякой вражды. Не сердись, если твой ближний не послушает тебя. Зная, что его правда так же дорога ему, как твоя правда — тебе. Научитесь понимать друг друга и прощать друг другу несогласия во взглядах» (230, 21).
Еп. Андрей отдает дань уважения благородным намерениям большевиков, но власть их для него неприемлема.
71
В статье «О власти императорской и советской», написанной в мае 1918 года, когда многое уже стало ясным, он высказался резко против власти большевизма. Советская власть, по его мнению, вновь утверждает деспотизм как форму государственного управления. Эта власть направлена против народа и его Церкви. Епископ обвиняет новую власть в том, что она не способна установить порядок в стране и сохранить целостность Российского государства.
Здесь епископ пытается углубиться в теоретические рассуждения о сущности государственного устройства и утверждает, что «народною власть может называться тогда, когда она полезна для народа» (111, 194). Подобная теория наводит на мысль, что епископ обращается к идее о создании такого общественного устройства, где находящиеся у власти «лучшие люди» раздают счастье народным массам*. Но следующий призыв архиерея дает повод увериться, что он не имеет в виду политическую систему, а указывает совсем в иную сторону: «Нужны народные Советы, но переустроенные на новых началах и... нужна какая-то другая власть, очень сильная, которой сейчас нет, которая имела бы целью спасти и эти народные Советы и весь русский народ» (111, 196).
В своей речи перед открытием Государственного Совещания членов Учредительного Собрания, которое состоялось в Уфе в апреле 1918 года, епископ более конкретизирует свои построения, ссылаясь на библейскую историю, когда судьи Израиля вели народ по пути духовного обновления и национального возрождения. И ныне, считает епископ, нам нужно для спасения отечества «одно честное, прекрасное, патриотическое имя, нужен вдохновенный вождь, сильный делом и словом... который бы воплотил в себе и воскресил нашу несчастную родину» (114, 390). И этим человеком еп. Андрей явно не считал носителя какой
* История дала нам уже массу примеров воплощения подобных теорий. Епископ слабо осознает, что настало время массовых движений и невозможно, как он предполагает, «отгородиться от толпы».
72
бы то ни было политической теории, ибо политический деятель вряд ли мог бы возглавить власть, о которой мечтает епископ: «которая в себе носила бы нравственное право напомнить другим, что мир общественный основывается только на исполнении самых простых заповедей: «не укради» и «не пожелай дому ближнего твоего... ни вола его, ни осла его...» (114, 389).
Военный министр Уфимской Директории генерал В.Г. Болдырев вспоминает, что владыка Андрей обратился к виднейшим деятелям Совещания с персональными посланиями, где «указывал на значение церкви в деле государственного строительства» (166). И тем не менее епископ мало доверяет политикам и прямо выражает свое нежелание идти к ним на Совещание, хотя и старается оказать на них воздействие и, через своих слушателей на площади перед кафедральным собором, напоминает: «Ныне не время классовой борьбы (будь она проклята во веки веков, — а время святого самоотверженного строительства государственной жизни. Ничего нельзя вырастить на началах борьбы и злобы, — эти начала сами в себе носят начала разложения. Нет! Только любовь и взаимные уступки могут быть надежным фундаментом общественного строя» (114, 390).
Примечательно пожелание, выраженное епископом Андреем в той же речи. Он настаивает, чтобы избранные народом члены Учредительного собрания начали дело возрождения России именно с Уфы и укрепившись здесь, продолжали общерусское дело в масштабах страны. Подобное пожелание, выраженное пока еще в слабой форме, в дальнейшем приобретает в делах епископа мощное звучание.
73
IV
«ВЫ УПРАВЛЯЕТЕ ТЕПЕРЬ СВОИМИ ЕПАРХИЯМИ САМОСТОЯТЕЛЬНО...»
Осенью 1918 года декретом Совнаркома была учреждена Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией на чехословацком Фронте. Ее председатель М.И. Лацис в первой статье своего журнала «Красный террор» опубликовал статью под тем же названием, в которой определил задачи комиссии:
«Мы уже не боремся против отдельных личностей, мы уничтожаем буржуазию как класс. Это должны учесть как сотрудники Чрезвычайных комиссий и все Советские работники, из которых многие взяли на себя роль плакальщиков и ходатаев.
Не ищите в деле обвинительных улик о том, восстал ли он против Совета оружием или словом. Первым долгом вы должны его спросить, какого он происхождения, какое у него образование и какова его профессия. Вот эти вопросы должны разрешить судьбу обвиняемого.
В этом смысл и суть Красного террора... » (278, 2).
Приказ по ЧК фронта за № 9, определяющий отношение к духовенству, был не менее категоричен: «подвергать расстрелу каждого из них несмотря на его сан, кто дерзнет выступить словом или делом против Советской власти» (279, 11).
Подобные теории и приказы действовали в Поволжье и на Урале. Однако еп. Андрей оказался за Уралом до вступления Красной Армии в Уфу (30 января 1919 г.), так как еще в период Уфимского Государственного Совещания, до колчаковского переворота, в городе Томске состоялся съезд, в котором приняли участие церковные иерархи и представители мирян заволжских и сибирских епархий. Затем, уже в Омске, был созван Сибирский Поместный
74
Собор, в решениях которого было определено:
«Впредь до соединения и восстановления отношений с Патриархом, учреждается временное Высшее Церковное Управление, заседающее в месте резиденции Правительства под председательством местного Епархиального епископа» (233, 32).
Из архиереев в ВВЦУ были избраны архиеп. Симбирский Вениамин и еп. Уфимский Андрей. После колчаковского переворота, когда было свергнуто правительство членов Учредительного Собрания, председателем ВВЦУ автоматически стал Омский еп. Сильвестр.
В советской литературе прочно закрепились формулировки, определяющие еп. Андрея как «видного деятеля колчаковщины», «колчаковского прислужника», «героя колчаковских банд». Однако большинство подобных высказываний либо голословны, либо опираются на высказывания архиерея, относящиеся к периоду весны-осени 1918 года, когда Колчак еще не числился верховным правителем. Единственная, заслуживающая внимания, из инкриминируемых епископу статей, относится к первым дням 1919 года, где он вновь повторяет речи о захвате России немцами и назначает двухнедельный пост: «может быть за наше покаяние Господь спасет нас, и наш, прегрешивший перед Ним народ» (350, 2). Авторы противоцерковных брошюр не испытывали недостатка в фактическом материале, доказывающем антисоветскую деятельность церковных служителей, однако, многочисленная литература не приводит ни единого факта в подтверждение обвинений еп. Андрея в призывах к войне и злобе в период 1919 — начала 1920 гг.
