Пасха Страстей и Воскресения в христианском богослужении Востока и Запада - Петр Дмитриевич Сахаров
Только в Новейшее время Пасхальная ночь была возвращена в богослужение Католической Церкви латинского обряда. В 1930-х годах некоторые французские литургисты обратили внимание на разительное несоответствие, о котором шла речь выше: служба Навечерия Пасхи, когда-то самая главная в году, служится почему-то в субботу ранним утром, посещается только самыми благочестивыми прихожанками, да и клирики не воспринимают ее как сколь-нибудь значимую. В порядке эксперимента (с одобрения местного священноначалия) в Лионе решили попробовать совершать ее для узкого круга студентов-богословов в изначально предназначенное ей время – в ночь с субботы на воскресенье. В таком варианте те весьма необычные обряды, которые составляли эту службу, вновь обрели свой исконный смысл. С годами эксперимент стал приобретать более широкую популярность, и в 1951 г. Папа Римский Пий XII разрешил распространить его во всей Церкви латинского обряда, а с 1956 г. ввел пересмотренный чина Навечерия Пасхи в качестве нормы. Чуть позже, при пересмотре в 1969 г. церковного календаря по рекомендации II Ватиканского собора, в соответствии с древней традицией, которая была засвидетельствована еще Августином, назвавшим бдение в ночь на Пасху «матерью всех бдений»[20], Пасхальная ночь была признана вершиной литургического года.
В предыдущих главах я говорил о том, что в римской традиции во время Страстной недели верующие посредством богослужения могли живее ощутить посредством богослужения, что на какое-то время князь тьмы как будто торжествует зримую победу. В Великий четверг алтарные покровы были сняты с алтаря, и на нем перестала совершаться Евхаристия. Смолкли колокола и музыкальные инструменты. Не осталось освященной воды в кропильницах. И сам храм оказывался погружен в полутьму. Неисповедимое Божественное истощание словно сопровождалось опустошением святынь и истощанием природных стихий. Но Пасха – это новое творение во Христе. Сотворение мира Богом, как оно описывается в Книге Бытия, начинается с того, что Бог создает свет. Не случайно уже с древности характерной особенностью Пасхальной ночи был нарочитый избыток света. По свидетельству Евсевия Кесарийского (ок. 260–340) император Константин Великий, его современник, «проводимую в бодрствовании священную ночь превращал в дневной свет, ибо назначенные к тому люди по всему городу зажигали высокие восковые столбы, как бы огненные лампады, озарявшие всякое место, так что эта таинственная ночь становилась светлее самого светлого дня»[21]. В свою очередь, св. Григорий Нисский (ок. 335–394) рассказывает о том, как в Пасхальную ночь «свет, лившийся от свечей, носился подобно облаку во мраке ночном» и «блеск от лампад соединялся с ранними лучами солнца так, что производил впечатление одного непрерывного дня, не разделенного промежутком ночи»[22].
Первая часть богослужения Навечерия Пасхи в римском обряде называется Литургией света. В начале службы весь храм погружен во тьму. Но вот перед входом храма зажигается и освящается новый огонь, от которого возжигается и большая пасхальная свеча (ее высота иногда превосходит человеческий рост). В момент ее благословения священник делает на ней из больших красных крупиц ладана изображение креста, а также закрепляет на ней цифры, знаменующие текущий год, и греческие буквы Альфа и Омега, символизирующие Христа – «Первого и Последнего». От пасхальной свечи огонь передается на свечи верующих, и их мерцание озаряет тьму. Со словами «Свет Христа» пасхальная свеча вносится в храм, и звучит величественный напев Провозглашения Пасхи (известного также по первому слову своего латинского текста как Exsultet):
Да ликуют сонмы ангелов в небе,
да ликуют силы небесные,
и да возвестит труба спасения
победу столь славного Царя!
Да радуется земля, озаряемая столь дивным светом,
и, наполняемый сиянием вечного Царя,
весь мир да познает свое избавление от мрака!
Да веселится и Матерь Церковь, украшенная
блистанием света!..[23]
Этот удивительный памятник латинской поэзии, написанный неизвестным автором на заре Средневековья, вновь напоминает нам о ветхозаветной Пасхе, которая только в новозаветной и обретает свой подлинный смысл. Пасхальная свеча уподобляется огненному столпу из Книги Исхода – путеводному присутствию Бога в среде Его народа:
Ибо ныне – пасхальные торжества,
когда совершается заклание истинного Агнца,
и Его кровь освящает двери верных.
Это ночь,
в которую некогда отцов наших, сынов Израиля,
Ты вывел из Египта
и перевел через Красное море сухими стопами.
Это ночь,
когда тьму греховную рассеял столп света.
Это ночь,
когда, разрушив узы смерти,
Христос от ада взошел победителем[24].
Но избавление, дарованное Христом, безусловно превосходит все свои древние прообразы:
Ибо тщетным было бы наше рождение,
если бы Он не искупил нас!
О, сколь чудесно Твоей милости о нас благоволение!
О, сколь неизреченно богатство любви:
ради искупления раба Ты предал Сына!
С благоговейным трепетом средневековый гимнограф изумляется парадоксальностью Пасхальной тайны:
О воистину необходимый грех Адама,
который изглажен смертью Христа!
О счастливая вина,
заслужившая столь славного Искупителя!
И снова поэт прославляет саму эту ночь как единственную во всем тварном мире свидетельницу воскресения Христова:
О воистину блаженная ночь —
та единственная, что удостоилась знать время и час,
когда Христос воскрес от ада!
Это ночь, о которой написано:
и ночь будет светла как день;
и ночь – свет мой в ликование мне[25].
… Пусть эта свеча, освященная во славу имени
Твоего,
продолжает гореть,
