Мирча Элиаде - Религии Австралии
Возле человекоподобных Вондьина расположены рисунки, изображающие растения и животных. Между прочим, тотемы растений и животных происходят из того же «духовного» источника, что и человек. Таким образом, аборигены живут в органическом взаимодействии со всей природой. Когда человечество умрет, умрут и Вондьина, и поэтому и животные не будут больше размножаться, дождь перестанет идти и растительность засохнет. Короче говоря, «мир» скатится к «хаосу», предшествовавшему «творению».
Как многие другие австралийские племена, унамбал не только разделены на две экзогамные фратрии, но и проецируют эту «дуалистическую» систему на весь мир, как духовный, так и природный. С первобытных времен Унгуд, Вондьина, люди, животные и растения принадлежали к одной из двух фратрий. Эти фратрии названы по имени журавлеподобной птицы Курангули и дикого индюка Банара. Ассоциирующиеся с этими животными мифические птицы — это два культурных героя, которые, приняв человеческий облик, создали все правила и институты. Все, что они делали в мифические времена, должно снова и снова повторяться людьми унамбал. Миф о культурных героях имеет некоторые параллели с мифом о Валланганде и Унгуде. Говорится, что они пришли с неба, что они сами себя создали, что они — две змеи Унгуда. Более того, первые Вондьина были не чем иным, как разновидностью культурных героев. От них произошли первые люди; и первые души Унгуд были сделаны ими. Курангули красивее и умнее Банара, который вообще-то довольно глуп. По этой причине они часто конфликтуют[132] — этот мифологический сюжет широко распространен.
В процессе обрядов инициации, в особенности при проведении обрядов обрезания и подрезания,[133] подростка постепенно вводят в эту мифологическую традицию. Как и везде в Австралии, мужчины все больше погружаются в мир мифов по мере того, как они стареют. Знахарь играет главную роль в обновлении связи с первобытными временами. Его роль в духовной жизни племени весьма значительна. В знахаре живет созидательность Времени Сновидений. Когда он в экстазе, он способен «послать» свою душу к Унгуду. Мы больше узнаем о его возможностях, когда будем рассматривать материал об австралийских знахарях (глава 4).
Унамбал и унгариньин
Как и в мифологических традициях любого другого австралийского племени, в традициях племени унамбал можно усмотреть некоторые основополагающие элементы, которые следует считать панавстралийскими и которые уживаются бок о бок с более специфическими представлениями и верованиями. Нам достаточно обратиться к мифологической традиции соседнего племени унгариньин, чтобы увидеть, как религиозные представления варьируют от одного племени к другому. И унамбал, и унгариньин придерживаются общей в своей основе религиозной модели. Но оказывается, что некоторые верования или были утрачены, или радикально модифицированы племенем унгариньин; или такая вариативность в верованиях может быть связана с инновациями, введенными у племени унамбал в более раннюю модель, общую для обоих племен.
Как унамбал и другие австралийские группы, унгариньин верят в мифическую первобытную жизнь (лалан), эпоху творения,[134] унгариньин также знают Унгуда (Змею-Радугу) и антропоморфного небесного Валангалу; но структуры и функции этих фигур различны. Валангала не создатель. Унгариньин верят, что «создание» — это работа Унгуда и Вондьина. Унгуд послал сладкие воды с небес и сотворил первую пару предков в воде. Валангалу можно рассматривать как небесного бога и культурного героя. Он основал все социальные и культурные институты — и главное, ритуалы инициации. Неофиту рассказывают мифы о Валангала во время самой сакраментальной фазы церемонии. Валангала теперь на небесах; он посылает духов-детей и следит за тем, уважают ли те правила, которые он предписал выполнять во время лалан. Если нет, Валангала нашлет потоп.
Коротко говоря, Унгуд — создатель жизни и всей природы, а Валангала — автор духовной части человека. Но нельзя сказать, что Валангала — это антропоморфный небесный бог, а Унгуд — получеловеческое первобытное божество. Унгуд тоже вознесся на небо в конце первобытного времени. Некоторые мифы утверждают, что Валангала был человекоподобным, пока жил на земле, но стал Змеей-Радугой на небе. Как отметил Гельмут Петри,[135] «это не воспринимается аборигенами как противоречие. Многие Вондьина приобретают облик змей в конце творения, не теряя при этом своих антропоморфных свойств».[136]
Многое остается неясным в представлениях о Валангала. Его, безусловно, можно сравнить с небесными сверхъестественными существами («Отцами Всех») юго-восточных племен; но к нему не обращаются с молитвами (как к Мунган-нгауа и Байаме), и ничего не говорится о его всезнании или благодетельности. Возможно, как предполагает Петри,[137] первоначальное созидательное божество разделилось на два божественных персонажа, но у нас нет необходимых данных, чтобы решить эту проблему.
Непосредственное отношение к Валангале имеет другой небесный герой, Нгуниари, который играет важную роль в церемониях инициации. Считается, что Нгуниари сделал гуделки «из своей крови и костей» и «вложил» в них свой голос. Он также разрисовал гуделки изображениями молний — а это один из способов указать на то, что звук вращаемой гуделки — это удары грома. Нгуниари определил все предписания, касающиеся обращения с гуделками (они должны быть спрятаны в пещерах, далеко от женщин и детей и т. д.).[138] После серии странствий, во время которых он открыл аборигенам тайны гуделок, он поднялся на небо с помощью лестницы. Теперь его тень можно видеть возле Валангалы, или Млечного Пути.[139]
Нгуниари все еще помнят старики племени, но его гуделка и ее культ уже принадлежат прошлому. Они были заменены другим типом гуделки, по форме похожей на чурингу центральной Австралии. Эти гуделки «принадлежат» к новому культу, о котором подробнее будет сказано ниже.[140]
Есть и другие культурные герои: Банар и Курангули, также известные унамбал; Водои и Дьюнгун, две маленькие ночные птицы, которые, после «работы» в первобытное время, поднялись на небо и стали двумя звездами — Альфа и Бета созвездия Близнецов;[141] много мифических предков и, наконец, Калура, который ассоциируется с дождем и духами детей и может рассматриваться как последняя важная фигура мифологии племени.[142]
Мы видим теперь, как могут варьировать мифологические традиции двух соседних племен. Мы видим также, как культ может исчезнуть почти у нас на глазах и смениться более драматическим и «воинственным» (Курангара); об этом следует помнить при анализе различных слоев (или уровней) австралийских религий. Но в данный момент другое религиозное явление владеет нашим вниманием — явление, которое, хотя и является характерным для унамбал и унгариньин, не ограничивает свое распространение только этими племенами. Мы отмечали, что структура и функция Валангалы повторяется в Нгуниари и других культурных героях. Считается, что все они создали культуру племени и, главное, установили обряды инициации. Складывается впечатление, что специфическая парадигматическая модель повторяется снова и снова, как будто определенный тип мифологической фигуры и определенная религиозная функция должны постоянно реактуализироваться, делаться настоящими, активными, эффективными. Тот же феномен наблюдается и в других примитивных культурах.
С этим процессом репродукции типа и функций сверхъестественных существ в серии последовательно предстающих мифических персонажей связан, по-видимому, противоположный процесс реинтеграции множества мифологических персонажей в единую божественную фигуру. Унгариньин верят, что в конце Времени Сновидений Вондьина ушли в землю и стали Унгудом. Таким образом, Унгуд, змей, воспринимается и как единство, и как множественность неопределенного числа Вондьина.[143] В известном смысле можно было бы говорить о целой «процессии» последовательно возникающих божественных фигур или эманации божественного принципа, за которым следует воссоединение множества наделенных самостоятельным бытием существ. Даже если бы это сочетание противоречивых явлений религиозной мысли было результатом смешения двух или более первоначально не связанных культов, фактом остается то, что эти парадоксальные представления успешно «укладывались» в сознании аборигенов. Образ Унгуда, который одновременно являет собой единство и множественность бесконечного количества отдельных индивидов, не представляет исключения у австралийцев. Мы уже отмечали, что аранда верят в сохранение тела их мифического предка во всех местах, где он путешествовал. Они верят «в одновременное присутствие предка в каждом из многих мест, которые когда-то были свидетелями полноты его сверхъестественной власти».[144]
