Уолтер Брюггеман - Введение в Ветхий Завет Канон и христианское воображение

3. Особое внимание следует обратить на молитву, приведенную в стихах 9:4–19. Эта молитва (созвучная пространным молитвам персидского периода в Езд 9 и Неем 9) очень странная по своему контексту. В ней затрагиваются две конкретные темы: (а) просьбы Израиля и обращенные к Богу слова о полной зависимости от Его милосердия во время преследований, когда компромисс и приспособленчество казались серьезным соблазном; (б) надежность Бога, верного Завету. Эту молитву можно расценивать как своего рода соглашение между Богом и Израилем. В то же время она содержит важные богословские утверждения, служащие основанием для надежды.

Далее, в этой молитве отражена особая забота о будущем Иерусалима. Господь назван «великим и дивным, хранящим завет и милость». Эти слова не просто дают надежду на прощение, но и обещают восстановление. Бог назван «хранящим завет». Гавриил провозвестил запустение, которое должно длиться до «окончательной предопределенной гибели» (ст. 27), однако, несмотря на кризис, божественный завет верности по–прежнему остается в силе. Бог сохранит завет не ради покаянной молитвы Даниила, но ради себя самого. Молитва здесь становится лишь средством самоутверждения Бога, превращаясь, как предположил Г. Борнкамм, в своеобразное славословие. Таунер тоже соглашается с этим, называя молитву «прежде всего свидетельством о существовании Бога и прославлением Его могущества». Славословие очень уместно в 9–й главе Даниила. Как еще лучше можно заявить о том, что грядущее восстановление Иерусалима в надежных руках?

4. Даниил 12:1–3 — одно из двух мест во всем Ветхом Завете, где определенно говорится о воскресении мертвых (второе — Ис 26:19, но также см. Ис 25:6–10а). Согласно этим стихам, одни умершие воскреснут к вечной жизни, другие — на вечное поругание и посрамление. (Реплику видения о двух путях воскресения можно увидеть в притче из Евангелия от Матфея [25:31–46].) В отличие от 26:19 из Книги Исайи, говорящем только о радостях воскресения, в Книге Даниила речь идет как о радости, так и об осуждении, следующем за смертью. Очевидно, что концепция жизни–после–смерти, лишь слегка обозначенная в Ветхом Завете, скорее говорит о воскресении как о составляющей конца мира (12:13), являющегося одновременно началом новой жизни. Иными словами, воскресение становится связующим звеном между радикальными апокалиптическими представлениями, говорящими об ужасном конце, и верой в удивительное начало. Причем и то и другое осуществляется силой Бога.

В раннехристианской проповеди воскресение точно так же было связано с концом этого мира и с началом другого. К сожалению, со временем столь глубокое понимание учения о воскресении было утрачено Церковью, сменившись куда более примитивными, обывательскими представлениями, так что само значение слова «воскресение» сильно упростилось и стало означать «оживление», «восстановление для каждого человека тех, кого он когда–то любил». И то и другое умаляет великую надежду на не зависящую ни от чего власть Бога, не только судящего, но и спасающего.

К сожалению, в массовом сознании апокалиптика устойчиво ассоциируется с религиозным «сумасбродством». На самом деле язык видений служит риторическим приемом, позволяющим описать глубокую надежду, не зависящую от превратностей исторической реальности. Эта надежда далека от эскапизма; напротив, она заставляет подчиняться божественным требованиям и призывам, а не подстраиваться под обычаи и правила преходящего века. Таким образом, повествовательная часть становится свидетельством о правлении Бога, дающего силу сторонникам истины, а видения усиливают звучание слов о мощи, величии и таинственности власти Бога, которой никто не может противостоять. Слова о надежде на воскресение связывают глубочайшую тайну Бога со вполне конкретными жизненными обстоятельствами некой имеющей название общины. Эта связь находит отзвук в поэтических образах, следовании божественным предписаниям и полном пренебрежении правителями этого мира, предназначенными к уничтожению в «конце».

Книга Даниила — смелый и яростный призыв к надежде на Бога, которого невозможно ограничить, связать или заставить действовать в соответствии с определенными историческими обстоятельствами. Этот текст призывает верующих сделать ставку на то, что пока недосягаемо, но что было обещано. Марк Мирски предложил очень личное описание подобной надежды с иудейской точки зрения:

Именно поэтому голос ангела в Книге Даниила столь авторитетен для нас. Он говорит с мягкой убежденностью родителя, словно моя мать, склонившаяся над кроваткой и поющая чудесным гортанным голосом: «Закрой глазки и увидишь чудо: Дрема идет, идет, идет». Этот голос убаюкивает, даруя надежду не покоя, но радости. Всего лишь звук этого голоса, услышанный после смерти, заставит забыть всю земную боль

Христианин Дуглас Джон Холл, заканчивая тонкое описание разочарований нашего времени, называет надежду самым трудным из требований современной веры:

Разочарованиям человечества нет числа, особенно разочарованиям тех, кто тратит все свои силы на отрицание окружающей их реальности! Согласно христианской вере, для того чтобы начать, всего лишь начать, преображение беспокойного, отчужденного человечества, нужны вся мудрость и милосердие Бога. Поэтому следует избегать утопий, даже изложенных языком сакрального. Надежда остается надеждой, еще не «видимым» (Евр 11), и христианская надежда остается надеждой «вопреки надежде» — вопреки всем окончательным решениям.

Однако, даже принимая в расчет эсхатологическое предупреждение, не так трудно различить, по крайней мере, вызов, к которому должны вести длительные размышления: разочарование человечества можно преодолеть только через обновление надежды. Человек, подавленный разочарованием, может снова исполниться надеждой, только признав свое разочарование и несостоятельность уловок, мешающих ему справиться с утратой смысла. Разочарованные, не думая, что именно признание собственного разочарования может стать средством для его преодоления, будут сопротивляться освобождению настолько долго, насколько долго их физическое и психическое состояние сможет изолировать их от холодного шока реального мира. Повторяю, только новая смысловая система координат сможет дать выход этой подавленной разочарованности, поможет назвать и заменить мнимые цели и дешевые надежды, оставшиеся от современного прометейства. Ложные и пустые цели и надежды — все, что осталось от ярких видений создателей современности. Мы боимся потерять их; они проникли в нас очень глубоко. Смысл исчез, а система осталась.

Вот вопрос современного христианства: способна ли христианская вера, особенно протестантизм, в достаточной мере освободить себя от современности, вместив в себя новую смысловую систему? Может ли христианство отделиться от христианского мира и найти в себе достаточно воображения и смелости, чтобы помочь человечеству найти дорогу в будущее, отрекшись от современного мировоззрения и исчерпавшего себя империализма «христианского» Запада?

Разочарованность в современном мире особенно заметна среди маргиналов, не верящих в блага, сулимые «системой». Однако разочарование в среде благополучных людей, возможно, еще глубже, поскольку многие из них понимают, что «система» не способна удовлетворить чьи–либо глубокие потребности и чаяния. В этих условиях евреи и христиане должны не поддаться ожесточению, вызванному разочарованием, но заявить о Боге, творящем, через своих посредников, совершенно новое будущее, которое станет Его даром. Без сомнения, такая надежда будет корениться в тексте. Ни одна книга не способна вдохновить на подобную работу лучше, чем рассказы о противостояниях и видения о конце старого и начале нового мира из Книги Даниила.

В еврейском каноне Книга Даниила следует за Книгой Есфирь, последней из пяти свитков, и предшествует блоку текста, образованному Книгами Ездры, Неемии и Хроник. Иными словами, Книга Даниила расположена среди других книг персидского периода. Возможно, такое ее положение символизирует пребывание евреев в самом сердце империи во время составления последних книг еврейского канона. Вопрос о том, сможет ли иудаизм выжить, преодолев сильное давление империи, был своеобразным вызовом для евреев Персидской империи, равно как и для евреев эллинистического периода, живших при правлении Антиоха. В некоторых случаях автор Книги Даниила воспринимает гегемонию империи в лице Навуходоносора именно как путь в будущее. Но чаще он говорит о способности Бога производить обновление вопреки существованию империи, которая рано или поздно должна исчезнуть. В любом случае в этом тексте надежда связана с живой реальностью, поскольку обновление будет произведено Богом в мире, где истина может быть хрупкой, но все же непреодолимой. Этот материал явно не задумывался как связанный исключительно с персидским контекстом. Благодаря подвижности традиции текст перерос рамки персидского периода и стал восприниматься как история о евреях, верящих в Бога, управляющего будущим.