Кен Уилбер - Интегральная психология. Сознание, Дух, Психология, Терапия

Но это из области недостатков. Сейчас мы говорим о том, что постмодернисты, стараясь дать место тем аспектам Большой Тройки, которые исключала и маргинализировала флатландия, привлекли внимание к неотъемлемой важности интерпретации, контекстуализма и интегрализма, и в этом они были безусловно правы.

Важность конструктивизма, контекстуализма и интегрального аперспективизма впервые вышла на передний план с тем, что было названо лингвистическим поворотом в философии — общим осознанием того, что язык не просто служит для отображения заранее данного мира, но участвует в создании и конструировании этого мира. После лингвистического поворота, который начался примерно в XIX в., философы перестали использовать язык для описания мира и вместо этого начали присматриваться к самому языку.

Язык вдруг перестал быть простым и надежным инструментом. Метафизика вообще сменилась лингвистическим анализом, поскольку становилось все более очевидно, что язык — это не прозрачное окно, через которое мы невинно взираем на данный нам мир; он больше напоминает проектор слайдов, создающий изображения на экране того, что мы, в конечном счете, видим. Язык помогает создавать мир и, как сказал бы Виттгенштейн, пределы языка — это пределы мира.

Во многом, «лингвистический поворот» — это просто еще одно название великого перехода от современности к пост-современности. Там, где до-современность и современность просто и даже наивно использовали язык для описания мира, пост-современность сделала поворот кругом и начала рассматривать сам язык. За всю историю человечества подобного, практически, еще не случалось.

После этого необычайного лингвистического поворота философы уже никогда не будут снова относиться к языку просто и с доверием. Язык не просто рассказывает о мире, отображает мир, описывает мир. Скорее, язык творит миры, и этом творении его сила. Язык создает, искажает, несет, раскрывает, скрывает, позволяет, подавляет, обогащает и порабощает. К худу или к добру, сам язык стал чем-то вроде полубога, и отныне философии предстояло уделять большую часть своего внимания этой могущественной силе. От лингвистического анализа до языковых игр, от структурализма до постструктурализма, от семиологии до семиотики, от лингвистической интенциональности до теории речевых актов — пост-современная философия, в значительной степени, была философией языка, и она — вполне справедливо — указала на то, что если мы хотим использовать язык как инструмент для понимания реальности, нам бы лучше начать с самого внимательного изучения этого инструмента.5

И в этом странном новом мире большинство дорог, рано или поздно, вели к Фердинанду де Соссюру.

Большинство разновидностей пост-современного постструктурализма восходят к работам выдающегося лингвиста-новатора Фердинанда де Соссюра. Работы Соссюра, в особенности его «Курс общей лингвистики» (1916), легли в основу большей части современной лингвистики, семиологии (семиотики), структурализма и постструктурализма, и в наши дни остаются столь же неоспоримыми, как и почти век назад, когда они только появились.

Согласно де Соссюру, лингвистический знак состоит из материального означающего (денотата) (письменного слова, устного слова, значков на этой странице) и концептуального означаемого (коннотата) (того, что приходит вам на ум, когда вы видите означающее), причем оба они отличаются от своего реального референта (объекта, с которым они соотносятся). Например, если вы видите дерево, то это дерево и будет реальным референтом; написанное слово «дерево» — это означающее; а то, что приходит вам на ум (образ, мысль, мысленная картина или понятие), когда вы читаете слово «дерево» — это означаемое. В совокупности, означающее и означаемое составляют знак.

Но что же — спрашивал де Соссюр — позволяет знаку что-то значить, действительно нести в себе значение?[40] Это не может быть само слово, поскольку, например, слово «лук» имеет различный смысл во фразах «спортивный лук» и «лук на грядке». В каждом случае слово «лук» имеет значение благодаря своему месту во всей фразе (в другой фразе это же слово может иметь совершенно другое значение). И каждая фраза, точно так же, имеет значение благодаря своему месту в более крупном предложении и, в конечном счете, во всей лингвистической структуре. Любое слово само по себе лишено значения, поскольку оно может иметь совершенно разные значения в зависимости от контекста или структуры, в которые оно помещено.

Таким образом — указывает де Соссюр — именно взаимосвязь между всеми отдельными словами стабилизирует значение. Поэтому — и это была великая догадка де Соссюра — бессмысленный элемент становится осмысленным только в целой структуре. (Это отправная точка структурализма, практически все школы которого отчасти или целиком восходят к де Соссюру. В наши дни его наследие можно видеть в отдельных аспектах работ Леви-Стросса, Якобсона, Пиаже, Лакана, Барта, Фуко, Дерриды, Хабермаса, Левинджер, Кольберга, Джиллиген… это было поистине потрясающее открытие.)

Иными словами — и это неудивительно — каждый знак представляет собой холон, контекст внутри контекстов внутри контекстов в общей сети. И это — говорил де Соссюр — означает, что только весь язык в целом может наделять значением индивидуальное слово.6

В соответствии с этим — и здесь мы начинаем понимать важность фоновых культурных контекстов, которую так акцентировали постмодернисты (особенно, начиная с Хайдеггера) — значение создается для нас обширной сетью фоновых контекстов, о которых мы сознательно знаем очень мало. Не мы формируем это значение; это значение формирует нас. Мы — часть этой обширной культурной среды, и во многих случаях мы не имеем понятия, откуда это все берется.

Другими словами — как мы уже часто видели — каждая субъективная интенциональность (Верхний-Левый сектор) помещена в сети интерсубъективных и культурных контекстов (Нижний-Левый сектор), которые играют определяющую роль в создании и интерпретации самого значения. Именно поэтому значение действительно зависит от контекста и потому «спортивный лук» отличается от «лука на грядке». По этой же причине индивидуальные состояния сознания должны, до известной степени, интерпретироваться в культурном контексте, а любой по-настоящему пост-современный подход должен стремиться к поликонтекстной восприимчивости (например, подчеркивая бесконечно холонную природу сознания).7

Не только значение во многих важных отношениях зависит от контекста, в котором оно оказывается, но и сами эти контексты, в принципе, бесконечны или безграничны. Поэтому невозможно раз и навсегда овладеть значением и управлять им (поскольку всегда можно вообразить еще один контекст, который изменит существующее значение). По существу, Джонатан Каллер (Culler) обобщил все содержание деконструктивизма (одного из самых влиятельных направлений постмодернизма) следующим образом: «Поэтому можно определить деконструктивизм как двойной принцип контекстной зависимости значения и бесконечной расширяемости контекста».8

Я бы сказал, что контексты действительно бесконечны именно потому, что реальность состоит из бесконечной пирамиды холонов внутри холонов внутри холонов, в которой невозможно обнаружить основание или вершину. Даже вся вселенная прямо сейчас — это просто часть вселенной следующего момента. Каждое целое всегда одновременно является частью, и так до бесконечности. И поэтому любой мыслимый контекст безграничен. Говоря, что Космос состоит из холонов, мы одновременно говорим, что Космос контекстуален — снизу до верху и сверху донизу.

Тот факт, что значение зависит от контекста — это вторая важная истина постмодернизма, также именуемая контекстуализмом — означает, что необходим многосторонний подход к реальности. Взгляд с любой отдельно взятой стороны, скорее всего, будет частичным, ограниченным, возможно, даже искаженным, и поиск знания может плодотворно идти вперед только отдавая должное множеству точек зрения и множеству контекстов. И это многообразие — третья важная истина общего постмодернизма.

Ян Гебсер, о котором мы уже говорили в связи с мировоззрениями, предложил называть такой плюралистический или многосторонний подход интегрально-аперспективным; я также называю его зрительно-логическим или сетевой логикой. Термин «аперспективный» означает, что не отдается предпочтения ни одной отдельной точке зрения и потому, чтобы достичь более холистического, или интегрального, воззрения, нам нужен аперспективный подход; и именно поэтому Гебсер обычно соединял части этого двойного термина дефисом: интегрально-аперспективный.