Жан-Мишель Кинодо - Приручение одиночества. Сепарационная тревога в психоанализе
Хотя и анализанд, и аналитик могут завершить психоанализ, иногда психологические препятствия делают его бесконечным, и тогда возникает необходимость провести другой анализ для того, чтобы достичь удовлетворительного окончания, как показал Фрейд в «Анализе конечном и бесконечном» (Freud, 1937с). Я уверен, что чрезмерная сепарационная тревога в отношении заключительной сепарации от аналитика является важным фактором бесконечности среди различных препятствий к окончанию.
Приближение окончания анализа, как мы видели, может вызывать любые виды тревоги, связанной со страхом депрессивной боли и одиночества, в такой мере, что работа скорби/печали в переносе затрудняется, блокируя таким образом путь к новой фазе анализа, то есть к «самостоятельному продолжению». Психическая боль, которую Бежуа (Begoin, 1989) отделял от тревоги, поскольку она маскирует более глубоко спрятанную боль, так же может быть источником бесконечности, по его мнению, вследствие риска возникновения ядра террора, соответствующего угрозе психической смерти. Окончание анализа может также пробудить тревогу в отношении открытия правды о себе (Grinberg, 1980) или заставить анализанда отступить перед лицом прогресса – как при негативной терапевтической реакции, которая также может привести к преждевременному окончанию анализа.
При приближении окончания анализа аналитик должен быть готов к наиболее непредвиденным реакциям; для того, чтобы распознать и интерпретировать их, он должен использовать свой опыт и применять свою концепцию объектных отношений и переноса в качестве ориентира.
Я вспоминаю одного анализанда, который до последнего дня отрицал тот факт, что мы установили дату окончания наших встреч и собираемся расстаться. Однако ему удалось осознать это лишь тогда, когда у него начался процесс горевания в переносе. Это был типичный случай отрицания реальности и расщепления Эго, описанный Фрейдом (Freud, 1927е, 1940е [1938]); столкнувшись с невыносимой реальностью сепарации, Эго этого анализанда расщепилось на две части, одна из которых принимала реальность, а другая отрицала ее. Поскольку этот удовлетворительный анализ приближался к концу, я видел, что анализанд, казалось, смирился с предстоящим окончанием, но я смог заметить и то, что на самом деле он отрицает его. За несколько дней до установленной даты окончания анализа это отрицание проявилось со всей силой:
До сегодняшнего дня я всегда думал, что вы установили дату окончания анализа только для того, чтобы проверить меня, что вы в действительности сами не верите в это и что с вашей стороны это была плохая шутка; я представлял, что в последнюю минуту вы отмените эту дату… Только сегодня я понял, что все было по-настоящему.
Мы расстались несколько дней спустя, но поскольку мы говорили об этом почти одиннадцать часов, нам удалось устранить это расщепление и отрицание, которые использовались как повторение прежних защитных механизмов, реактивированных в конце анализа.
Следует отметить, что страх окончания анализа проявляет себя не только в заключительной фазе анализа, но фактически присутствует с самого начала. С самого первого контакта будущий анализанд может выражать тревогу по поводу окончания анализа: «Если я начну с вами, я боюсь, что никогда не смогу оставить вас». Аналитик также не может не интересоваться, начиная с момента первичного интервью, способностью анализанда справиться с окончанием. Тревога по поводу окончания анализа иногда настолько интенсивна, что после первоначального контакта человек, собиравшийся пройти анализ, решает не вступать в аналитические отношения, которые должны закончиться, как будто выражая идею, что жизнь не стоит того, чтобы ее прожить, потому что за ней следует смерть.
Напротив, иногда будущие анализанды обращаются к анализу с намерением успешной проработки сепарации в конце анализа. У меня были анализанды, которые, осознавая свои трудности в формировании длительных личных отношений, надеялись, что отношения, которые постепенно будут развиваться со мной, подготовят их к преодолению сепарации при окончании анализа и помогут прояснить свои проблемы отношений. Каково же значение «преодоления сепарации»? Это будет предметом заключительной главы.
12. Способность быть в одиночестве, портанс и интеграция психической жизни
– Прощай, – сказал Лис. – Вот мой секрет, он очень прост: зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь.
– Самого главного глазами не увидишь, – повторил Маленький Принц, чтобы лучше запомнить».
Антуан де Сент-Экзюпери. «Маленький Принц»Прирученное одиночество
Обнаружение и узнавание заново в анализе чувств, которые не допускались или были утрачены в связи с чрезмерной тревогой сепарации и утраты объекта, является одной из целей анализанда. Речь идет о чувствах автономности и психической свободы, внутренней силы и целостности, о вере в себя и доверии к людям, способности любить и быть любимым, словом, это весь комплекс чувств, которые характеризуют психическую зрелость. Винникотт (Winnicott, 1958) охарактеризовал эту совокупность чувств как «способность быть в одиночестве в присутствии другого» ф. 32). Винникотт различает две формы одиночества на протяжении развития: примитивную форму в стадии незрелости и более совершенную форму:
Пребывание в одиночестве в присутствии кого-то может иметь место на очень ранней стадии, когда незрелость Эго естественно уравновешивается Эго-поддержкой матери.
С течением времени человек интроецирует поддерживающую Эго мать и таким образом обретает способность оставаться в одиночестве без частого обращения к матери или ее символу (1958, p. 32).
В противовес чувству тревоги, способность переживать одиночество как пополнение источника энергии – собственного и других людей – появляется тогда, когда интернализировано присутствие отсутствующего объекта. Этот постепенный процесс интернализации является специфическим результатом проработки повторяющегося опыта сепараций с последующими воссоединениями. На протяжении периода раннего развития, как и в ходе психоаналитического процесса, следующие одна за другой разлуки с важными лицами постоянно вызывают страх, что утрата хорошего объекта во внешней реальности должна привести к утрате хороших объектов внутренней реальности. Угроза этой утраты пробуждает, согласно Мелани Кляйн, характерные тревоги инфантильной депрессивной позиции, с сопутствующими ей аффектами печали и горевания по внешним и внутренним объектам. Только позитивный опыт может создать противовес этому внутреннему убеждению, что объект утрачен в результате деструктивных фантазий. В психоаналитическом процессе последовательность переживаний сепарации и последующих воссоединений дает начало работе скорби, которая проводится посредством тестирования реальности и подтверждает, что деструктивные фантазии не сбылись, а также укрепляет веру в хорошие внутренние и внешние объекты. Установление хорошего объекта внутри Эго свидетельствует о приобретении «силы Эго», достаточной для того, чтобы переносить отсутствие объекта без чрезмерной тревоги и пережить печаль по поводу неизбежных потерь, встречающихся во внешней реальности.
Возникновение этого внутреннего чувства было описано Фрейдом; в частности, в случае маленького мальчика, который боялся темноты и сказал, что почувствовал себя лучше, когда услышал голос своей тети: «Если кто-то разговаривает, становится светло» (Freud, 1950d, p. 224). Позже, в 1926 году, Фрейд занялся исследованиями условий возникновения тревоги и отметил, что повторный опыт удовлетворения успокаивает ребенка, унимает его тревогу и развивает «ностальгический» катексис матери, символа внутреннего чувства безопасности. Согласно Фрейду, способность горевать по утраченным объектам является фактором, от которого зависит способность катектировать новые объекты и оценивать их по достоинству. «Мимолетная ценность, – говорит Фрейд, – это недостаток ценности во времени. Ограничения в возможности получения наслаждения повышают ценность наслаждения».
Аналогичное развитие постепенно происходит в аналитическом лечении, и мы можем наблюдать у анализандов эффекты развивающейся интернализации присутствия аналитика в структуре Эго и в объектных отношениях. Эти изменения соотносятся с установлением хорошего – что не означает идеализированного – объекта во внутреннем мире в символической форме и идентификацией с ним, а также с сопутствующей реорганизацией психической жизни в отношениях с внутренней и внешней реальностью. Разные авторы используют различную терминологию: приобретение константности объекта (A. Freud, Mahler); ранняя интернализация (Meissner, in: Lax at al., 1986); «способность быть одному в присутствии другого» (Winnicott, 1958); интеграция психической жизни (Klein, 1963).
