Валерий Гиндин - Психопатология в русской литературе
Мать поэта происходила из рода Ганнибалов, родоначальником которого был известный Абрам Петрович Ганнибал, африканский негр, подаренный Петру Великому турецким султаном. Как у родоначальника, так и у всех потомков Ганнибала мы можем отметить резко выраженные психопатические черты характера: Абрам Петрович был очень сварлив и неуживчив и постоянно ссорился со своими сослуживцами; будучи необузданно ревнив, он отличался в семейной жизни своеволием и скупостью. Сын его Петр был алкоголик, другой сын Осип, умерший от «невоздержанной жизни», отличался «пылкой страстью» и «легкомыслием», вследствие чего его брак с дочерью Алексея Федоровича Пушкина был «несчастным» и окончился разводом.
Как мы видим, мать Пушкина, Надежда Осиповна Ганнибал и отец поэта были в родстве.
Надежда Осиповна была женщиной вспыльчивой, эксцентричной, взбалмошной и рассеянной до крайности. Все эти черты характера поэт унаследовал от матери, как мы увидим ниже.
Таким образом, из этих, правда, скудных данных мы видим, что Пушкин был отягчен как по материнской, так и по отцовской линии. Литературную же одаренность он получил по отцовской линии.
Переходя к анализу личности поэта с психопатологической стороны, мы должны заранее сказать, что не собираемся сейчас дать исчерпывающий патографический анализ личности поэта. Мы отметим лишь некоторые выпуклые и ярко бросающиеся в глаза моменты в пато-психической структуре личности Пушкина.
Самым характерным и ярким, что в его личности бросается в глаза, даже и не специалистам, так это – резкая неустойчивость его психики, имеющая ярко выраженную цикличность смены настроения, далеко выходящая за пределы нормальной ритмичности настроений обыкновенных здоровых людей. Если мы обратимся к материалам, иллюстрирующим доподлинную, (а не искусственно панегирическую) биографию Пушкина, то все течение его психической жизни, в ее сменах настроений, пришлось бы графически изобразить в виде волнистой кривой с крутыми колебаниями и подъемами то вниз, то вверх. Эти колебания будут соответствовать колебаниям его бурной психики, то в форме резкого возбуждения, то в форме депрессии. Эта волнообразность, правда, будет протекать с известной периодичностью, но не будет иметь той строгой ритмичности подъемов и спусков, свойственных тем чистым формам маниакально-депрессивных состояний, где регулярно и ритмично депрессия сменяет возбуждение. У Пушкина скорей та часть кривой, которая бы характеризовала подъемы возбуждения, будет преобладать, и доминировать над той частью кривой, которая должна характеризовать депрессии. Это – первая особенность, которую бы можно было отметить. Вторая особенность, которую мы бы могли констатировать – это то, что в последний период его жизни депрессивные приступы стали учащаться и даже, пожалуй, удлиняться. Эта психическая неустойчивость и цикличность психики резко бросалась в глаза даже всем тем из его современников, которые далеки были до каких-либо психиатрических оценок его настроений. «Случалось удивляться переходам в нем» – пишет И. И. Пущин, товарищ Пушкина, в своих заметках о Пушкине.
Правда, современники его и даже его близкие люди, не понимая конституцию психики поэта, часто ложно истолковывали эти резкие смены настроения, приписывая их той или иной мнимой причине, якобы зависящей от его воли и желаний. Так брат его, Лев Сергеевич, говорит: «Должен заметить, что редко можно встретить человека, который бы объяснялся так вяло и несносно, как Пушкин, когда предмет разговора не занимал его, но он становился блестяще красноречивым, когда дело шло о чем-нибудь близком его душе. Тогда он являлся поэтом и гораздо более вдохновенным, чем во всех своих сочинениях».[9]
Точно также А. М. Керн о Пушкине говорит так: «Трудно было с ним сблизиться. Он был очень неровен в обращении: то шумно весел, то дерзок, то нескончаемо любезен, то томительно скучен», и нельзя было угадать в каком он будет расположении духа через минуту. Вообще же надо сказать, что он не умел скрывать своих чувств, выражал их всегда искренно и был неописано хорош, когда что-либо приятно вдохновляло его. Когда же он решался быть любезным, то ничто не могло сравниться с блеском, остротою и увлекательностью его речи».[10]
Конечно, дело тут не в том, что Пушкин «вяло и несносно» держал себя и был «томительно скучен», потому что «предмет разговора не занимал его», так же и не потому он «становился блестяще красноречивым», что дело шло о чем-нибудь близком его душе и не потому, что он «решался быть любезным», а дело тут в том – в какой фазе маниакально-депрессивного состояния находился Пушкин в данный момент – в депрессивной или в маниакальной. – И верно подметила А. М. Керн в Пушкине: что «он не умел скрывать своих чувств, выражал их всегда искренно», так как он не мог их скрывать в силу конституциональных особенностей маниакально-депрессивного состояния, а не потому, что хотел или «решался быть любезным», или «томительно скучным».
Теперь перейдем к иллюстрации тех моментов из биографии Пушкина, которые характеризуют вышеупомянутую кривую в ее подъемах и спусках. Причем оговариваемся, что ниже приводимые иллюстрации для этой цели являются далеко неисчерпывающим материалом для демонстрирования такой кривой. Эти материалы могут служить лишь канвой, для попытки построения такой кривой, и этим могла бы быть охарактеризована маниакально-депрессивная психическая конституция Пушкина, а еще вернее было бы сказать – маниакально-депрессивный компонент психической конституции Пушкина, так как, по нашему мнению в сложную психику Пушкина должны входить еще и другие компоненты, помимо маниакально-депрессивного.[11] Уже с самого раннего детства и юношества замечается эта циклическая смена кривой, которая то вверх (возбуждение), то вниз (депрессия) сменяет одна другую. Так, в раннем детстве – до 7 лет – поэт был толстым, неповоротливым, угрюмым и сосредоточенным ребенком, предпочитавшим – уединение всем играм и шалостям. Вдруг, в возрасте 7 лет, в Пушкине произошла резкая перемена: он стал резвым и шаловливым; родители пришли в ужас от внезапно проявившейся необузданности. Испытав все меры к его «укрощению», они успокоились на мысли, что ненормальность природы их сына ничем исправить нельзя.
На 8-ом году Пушкин стал сочинять комедии и эпиграммы: 12 лет поэт поступил в лицей. Здесь он поразил всех товарищей ранним развитием, раздражительностью и необузданностью; опять таки здесь отмечается, что характер его был неровный: то расшалится без удержу, то вдруг задумается и долго сидит неподвижно. «Видишь его поглощенным не по летам в думы и чтение», и тут же он внезапно оставляет занятия, входит в какой-то припадок бешенства из-за каких-то пустяков: из-за того, что другой перебежал его или одним ударом уронил все кегли.
«Пушкин с самого начала пребывания в Лицее был раздражительнее всех и потому не возбуждал общей симпатии», – рассказывал Пущин в своих воспоминаниях.
Учился Пушкин очень небрежно и только благодаря хорошей памяти смог сдать хорошо большинство экзаменов; он не любил математики и немецкого языка.
Поэт окончил лицей 18 лет. По описанию его друзей он был среднего роста, широкоплечий, худощавый, имел темные курчавые волосы, светло-голубые глаза, высокий лоб, смуглое небольшое лицо и толстые губы. Во всех его движениях видна была робость; он был очень неровен в обращении: то шумливо весел, то грустен, то робок, то дерзок. С этого периода, т. е. с 1817 года по 1820 год он живет в Петербурге, где поступает на службу.
Этот период характеризуется резкими приступами возбуждения, повышенного тонуса всех жизненных отправлений, далеко выходящего за пределы нормального повышения психического тонуса, свойственного юноше такого возраста. Здесь характерны данные воспоминаний современников о Пушкине этого периода. Приведем воспоминания барона Корфа, относящиеся к тому времени: «Пушкин был вспыльчив до бешенства,[12] вечно рассеянный, погруженный в мечтания, с необузданными страстями. Характерная черта души поэта полная неуравновешенность, готовность отдаться впечатлениям, способность глубоко, но мимолетно их переживать». И действительно в Петербурге он предается вихрю развлечений и разврата; дни и ночи он проводит в оргиях и вакханалиях, предаваясь разгулу и разврату, низводивших его не раз на край могилы; о его бесконечных дуэлях, странностях и выходках говорил весь Петербург. Отдыхает он и предается серьезному литературному творчеству только тогда, когда бывает, болен венерическими болезнями.
Для характеристики приведем отрывки писем современников:
Тургенев пишет Вяземскому: 18/ХП 1818 года: «Сверчок (название Пушкина, как члена Арзамасца) прыгает по бульвару и по Б…, – Но при всем беспутном образе жизни его он кончает четвертую песнь поэмы. Если еще два или три…, так дело в шляпе. Первая… болезнь была и первой кормилицей его поэмы» (Остафьевск, архив, ч. 1, стр. 174).
