Жинетт Парис - Мудрость психики. Глубинная психология в век нейронаук
Я никак не могла понять целую серию сновидений, которые намекали: ты думаешь, что хочешь найти выход из лабиринта? Ошибка! Ищи вход, а не выход. Несколько душевных катастроф и едва не ставший смертельным несчастный случай буквально взорвали мой сияющий калифорнийский мыльный пузырь. Падение в пустой бассейн и травма головы оказались правильно отмеренной дозой смерти, которая смогла вернуть мне равновесие.
Психология делит страхи в зависимости от их глубины. Между поверхностью (простоты ради назовем ее эго-осознанностью) и бездной (или «бессознательным») существует великое множество страхов, рыбок больших и малых, которые можно поймать в сети психоанализа. Осторожность советует спускаться в глубины медленно и под руководством аналитика, но, если вы спешите, трагедия может ускорить процесс. В самом низу живет один-единственный страх – смерть. Ах, вот вы где, госпожа моя Смерть. Рада встрече с вами. В дни, последовавшие за падением в бассейн, близость смерти поведала мне о психике больше, чем долгие годы психоанализа. Как психолога, меня встревожило это озарение, поскольку из него следовало, что к сути человеческого существа ведет очень прямой маршрут. Анализ есть путь завораживающий и петляющий, он тоже ведет к бессознательному, но, как выяснилось, туда же можно попасть и по скоростной автостраде – нужно лишь лицом к лицу встретиться со своей смертью. Неприятно, рискованно, больно, но целесообразно. Вы не выбираете маршрут, это происходит с вами, как встреча с греческой богиней Судьбы.
Все страхи имеют в своей основе страх смерти, но они различаются по привкусу. В реанимации я прежде всего осознала свой страх потерять способность ходить, примитивный, животный страх. Следующий час принес с собой сентиментальный страх, что я умру, не сказав своим детям, их отцу и всем своим друзьям, как сильно я их люблю. Это был страх умереть в изгнании, не попрощавшись с любимыми, возможность чего в Средние века ужасала не меньше, чем сама смерть.
На следующий день, почувствовав, как стремительно убывают умственные способности моего поврежденного мозга, я начала бояться, что утрачиваю свою идентичность как преподавателя, терапевта, писателя; то был страх с отчетливым вкусом Эго. Тогда же я поняла, что смерть означает также потерю бесчисленных маленьких радостей жизни – первые черешни с фермерского рынка, пикник на пляже, хорошая книга, приготовление ужина с кем-то и для кого-то, смех и споры с друзьями, плавание, танцы. Невозможно перечислить, сколько таких маленьких откровений я пережила.
Прежде, попадая в трудную ситуацию, я переключалась в героический режим: вперед и вверх, не дрожать! Но не в этот раз. Сэр Мужество отказался выходить на сцену, полностью предоставив ее госпоже Смерти. И она напомнила мне о моей уязвимости, о моей хрупкости. Я могла лишь трепетать. Это был великий урок. В моей жизни было немало случаев, когда наиболее мудрым было бы подчиниться, дрожать и страдать, отринув позу героя. Я вошла в самый темный период своей жизни и мучилась так же, как самые исстрадавшиеся мои пациенты. Страдание обновило для меня понимание великой значимости глубинной психологии. Я была в таком мраке, что невозможно было отрицать невероятную глубину психики, и я проваливалась в ее бездну.
Парадоксально, но после возвращения к исполнению своего профессионального долга я утратила веру почти во все психологические теории. Тридцать лет обучения обратились в прах. Все эти, вычитанные в книгах блестящие идеи, законспектированные и репродуцированные в учебных курсах и статьях, – все теперь казалось бесполезным. Глубинная психология была моей большой интеллектуальной страстью. Теперь я чувствовала себя так, будто мне очистили жесткий диск, стерли все мои файлы. Было некое противоречие в том, что, утратив веру в психологические теории, я больше, чем когда-либо в жизни, ощущала потребность в психологическом инсайте. Я начала размышлять над тем, что именно изменилось для меня в теоретическом аспекте и в аспекте конкретного индивида. Я переосмыслила все, что, как мне казалось, я знала о психоанализе и психотерапии, о сердечных делах, о взрослении, о человеческой природе и любви.
Поэтому моя книга говорит двумя голосами. Один принадлежит терапевту, критически анализирующему свое поле деятельности и с теоретической точки зрения рассматривающему эволюцию своей отрасли. После 30 лет преподавания и практических занятий психологией с позиции разных подходов я оцениваю, какие идеи до сих пор кажутся полезными, а какие – мертвы. Какое будущее ждет глубинную психологию с учетом завоеваний нейронаук и фармакологии? Какие еще направления психологии могут возникнуть?
Второй голос звучит не столь отстраненно. Это куда менее уверенный голос обычного человека, рассказывающий об обычных переживаниях – о чувстве собственной неполноценности, о горе неудачи, о личном крахе и боли. Он вызван потребностью проверить все теории на своем личном опыте страдания, отказавшись от вознесенной над обычными людьми позиции профессора и терапевта. Это феноменологический взгляд, и потому он исключает объяснение на языке клинических терминов, уходит от медицинской модели и психодинамики в сторону литературы.
В первой главе я применяю этот феноменологически-литературно-имагинальный подход к собственному опыту погружения в темные воды Стикса. Отойдя от клинического стиля и начав пользоваться образами, я впервые ощутила свободу, которую несет отказ от привычного языка библии нашей профессии – Диагностико-статистического руководства по психическим заболеваниям (DSM)1. Это настолько раскрепостило меня, что я задалась вопросом: а что, если бы на протяжении всей своей карьеры я писала бы истории болезней своих пациентов с таким же вниманием, какое я сейчас уделяю собственному опыту? Что, если бы я попыталась придать их случаям такое же мифопоэтическое качество? Может быть, при описании случаев стоит отказаться от клинических названий и оставлять только историю человека, не воспринимая ее как некий «случай»? Я заново записала некоторые инсайты моих пациентов (с их согласия) и привожу в книге то, что получилось в результате.
Чтобы жизнь продолжалась, психика нуждается в удовольствии, радости и чувстве зачарованности миром. Если человек испытывает острую боль, все это кажется невозможным. И тем не менее я считаю, что парадокс этот можно разрешить, если проходить через страдание, сохраняя любознательность и уважительное отношение пилигрима, путешествующего через подземное царство. Я уверена, что на следующей ступени эволюции психология будет меньше интересоваться патологией, предоставив это нейронаукам, и станет чем-то вроде философского обучения, способного подготовить личность к путешествию по стране радости и боли. Глубинная психология превратится в искусство жить, не тратя время попусту. Необходимость спуска в царство Аида составляет центральную идею глубинной психологии, и я хочу заново исследовать ее в своей книге.
У всех нас есть психика, потому что у нас есть воображение. Внутренний мир образов периодически нуждается в обновлении, поскольку виртуальные реальности, разворачивающиеся в психике, должны постоянно изменяться. Если прежний сценарий больше не преподносит сюрпризов, если больше некуда двигаться, то личности нужна новая идентичность. Зацикленный на травмах клинический подход не может помочь, поскольку исследование наших психических глубин относится к сфере гуманитарных наук и искусства.
Благодарности
Я многим обязана Друсцилле Френч за ее точность при редактировании моей рукописи, а также за ее щедрую помощь и компетентность в области английского языка. Без ее помощи и поддержки эта книга едва ли была бы написана.
Я испытываю глубокую благодарность к Майклу Вэнной Адамсу, Иди Барретт, Джо Коппину, Уильяму Доти, Кристине Даунинг, Марку Келли, Дарсии Лабросс, Патрику Махаффи, Жилю-Зенону Махо, Луне Махо, Дэвиду Миллеру, Морин Мердок, Марките Риль, Мэррею Шугару, Диане Скафт, Глену Слэйтеру, Деннису Слэттери, Марго Стойер, Биллу и Джоанне Дрэйк, а также их полным сочувствия соседям, Энн Вест. Их интеллектуальная щедрость, эмоциональная поддержка и физическое присутствие показало мне, что все мы являемся частью взаимосвязанной системы разумов, душ и тел.
Я благодарю всех пациентов, студентов и друзей, которые разрешили мне использовать свои истории как иллюстрации к моим теоретическим доводам.
Я благодарна моему брату Клоду Парису за ту роль, которую он сыграл в формировании моего интеллекта в ту пору, когда я была «всего лишь девушкой».
Я хочу сказать «спасибо» Лори Пай за то, что своей преданностью идее защиты окружающего мира она убедила меня в том, что глубинная психология, в конце концов, является экопсихологией.
Наконец я глубоко признательна Джеймсу Хиллману, моему учителю и другу, чьи мысли и работы вдохновляли и направляли меня на протяжении всей моей жизни. Те, кто знаком с его трудами, смогут увидеть, сколь многим мое понимание глубинной психологии обязано его радикальному переосмыслению всей этой области.
