Джон Гриндер - Истоки нейро-лингвистического программирования
Примерно через 90 минут группы воссоединялись в главной комнате и начинали обсуждать то, что произошло. Во время моего первого года, насколько я помню, Бендлер играл более активную роль, в то время как Гриндер больше наблюдал и делал мета-комментарии процесса. Со временем их преподавательские роли выровнялись. Во время последних 30–45 минут встречи Бендлер обычно неистовствовал по поводу (и по большей части против) психотерапии – об ограничениях всех карт, которые были номинализациями, загонявшими людей в ловушки теорий и отвлекавшими от непосредственного наблюдения и реальных отношений. Иногда Ричард говорил как вдохновляющий проповедник, и его пылкие речи разжигали бушующий огонь в сердце юного студента-психолога. Они побудили меня смотреть сквозь карты и видеть скорее те воздействия, которые карта оказывала на данный эмпирический процесс. Они придавали особое значение процессу сенсорной связи и получению ответной реакции, а также умению жить, выходя за пределы своей карты. Это понятие «мира за гранью слов» поддерживалось многими важными и влиятельными для меня в то время людьми и явлениями – Карлосом Кастанедой, Аланом Уотсом, рок-группой Grateful Dead, Рамом Дассом, медитацией, ЛСД, Джоном Лилли, Джоном Колтрейном[10] и Дж. Спенсером-Брауном. Но в течение тех нескольких драгоценных лет группы Бендлера и Гриндера были ключевым элементом этих исследований.
Оспаривание карт проходило на двух заслуживающих внимания уровнях в те ранние дни. Во-первых, главной целью метамодели была разработка метода составления более полных карт опыта. Идея, конечно, состояла в том, что опущения, искажения и обобщения, происходящие (обычно неосознанно) в процессе репрезентации, приводят к созданию обедненной карты, ограничивающей возможность выбора. Применение метамодели подразумевало разработку более полных и менее искаженных карт, создающих больше возможностей выбора и, следовательно, приводящих к лучшему опыту и лучшим результатам деятельности. Это один из самых важных вкладов метамодели (и НЛП в целом) в ряд различных отраслей лингвистической науки.
Во-вторых, равное по важности значение в те дни придавалось тому, чтобы научиться обходиться без фиксированных карт, то есть учиться на подсознательном уровне. Как я вскоре обнаружил в процессе работы с трансом, гипнотическая индукция представляет собой набор коммуникаций, который разрушает рамки устоявшихся карт, тем самым впуская в жизнь новый опыт, несдерживаемый предпочтениями карты. С этой натуралистической точки зрения, практически все время, которое я провел с Бендлером и Гриндером, было гипнотической индукцией – глубинный сущностный дух, руководивший работой, растворял все закостеневшие взгляды (в нас самих и в окружающих), чтобы в нашу жизнь могли войти смех и новые значимые реальности.
Для меня революционный дух НЛП исходил из прекрасного сочетания двух этих уровней: (1) обучения без карт (т. е., бессознательного обучения) и (2) обучения с помощью карт, усовершенствованных благодаря принципам метамодели. Первый представлял собой бездонный источник оригинальных идей и возможностей, в то время как второй предлагал средство улучшения и оформления этих возможностей в доступные и воспроизводимые модели. С моей точки зрения, последующие поколения НЛП слишком сильно полагались на второй уровень и пренебрегали первым, что довольно часто приводило к «строительству усовершенствованных мышеловок».
Меня всегда интересовали оба этих уровня, в особенности безграничное творчество бессознательного обучения. В немалой степени мой интерес был воспламенен встречами с Милтоном Эриксоном – несомненно, наиболее одаренным мастером коммуникации, которого я когда-либо встречал. Насколько я помню, Грегори Бейтсон, проживавший по соседству с Гриндером и Бендлером в горах Санта-Круза, был глубоко впечатлен «Структурой магии», том I,3 и предложил Ричарду и Джону, если они действительно хотят узнать что-то о коммуникации, изучить «великого пурпурного человека» из Аризонской пустыни. (Эриксон не различал цвета, но отдавал предпочтение пурпурному, поэтому в последние годы своей жизни носил одежду только этого цвета.) Бейтсон и Эриксон дружили более 50 лет с тех времен, когда Бейтсон и Маргарет Мид консультировались у легендарного уже тогда гипнотерапевта Милтона Эриксона перед поездкой на Бали для изучения трансовых ритуалов.
Ричард и Джон впервые посетили Эриксона в конце 1974 года, пробыв у него 3–4 дня. Когда они вернулись назад с целым багажом историй, видеозаписей и книг, мое «космическое яйцо» раскололось. Фриц Перлз и Вирджиния Сатир были настоящими волшебниками, на которых изначально сосредоточивалась метамодель, но добавление Эриксона в их компанию было похоже на введение мнимых чисел в простой пример на арифметическое сложение. Чем бы это ни являлось, это было (и остается) явлением, обладающим таинственной и мелодичной красотой! Я помню ощущение раскрытия внутреннего пространства, когда безмолвный голос произнес: «Именно поэтому ты здесь». Это было драматично и волнующе, а для 19-летнего юноши исполнено глубокого смысла!
В действительности Эриксон настолько искусно и последовательно нарушал практически каждое правило метамодели, что потребовалась разработка «Милтон-модели», своего рода противоположности метамодели. Эта добавочная модель предполагала разные способы коммуникации с сознательным и бессознательным разумом. В то время как умелой коммуникации с сознательным умом способствовала разработка более полной лингвистической карты (с помощью метамодели), эффективная коммуникация с бессознательным умом происходила благодаря нарушениям метамодели (двусмысленности, обобщения, опущения и т. д.), которые побуждали слушателя осуществлять свой собственный «производящий транс» поиск, приводивший к творческим бессознательным результатам. Такое движение к модели двойного ума открывало бесконечные возможности экспериментальной коммуникации и приносило удовольствие от еще более глубоких открытий.
К этому времени Пол Картер и я начали проводить обучающие семинары для студентов в университете Калифорнии в Санта-Крузе благодаря введению новаторских правил, позволявших студентам вести учебные курсы под руководством преподавателей. Гриндер (как и Бейтсон) был более чем счастлив предоставить такое руководство, и мы разработали и преподавали курсы на темы, связанные с НЛП. В сравнении со степенной атмосферой большинства университетских курсов наши семинары выгодно отличались и пользовались огромным успехом. Более того, однажды проректор вызвал нас к себе в кабинет и выразил недовольство тем, что, по его сведениям, студенты во время наших занятий получали интенсивные переживания. Он указал нам на непозволительность подобных вещей в соответствии с руководящими принципами университета. Мы вернулись в аудиторию и торжественно сообщили новость об указании проректора, что серьезные переживания недопустимы в учебных условиях, поэтому если студенты чувствуют, что надвигается какое-либо значимое переживание, они должны покинуть классную комнату, чтобы испытать это переживание в другом месте. В те революционные дни середины 70-х в Санта-Крузе студенты, конечно же, были возмущены таким указом и никоим образом не собирались его соблюдать.
Под руководством Джона и Ричарда мы с Полом начали проводить вечерние курсы, особенно для тех, кто был заинтересован в получении «интенсивных переживаний, непозволительных в соответствии с правилами университета». Через несколько лет мы проводили четыре еженедельных вечерних семинара по 20 студентов в группе, где осуществляли различные эксперименты с сознанием, особенно с использованием транса. По большей части это была экспериментальная работа в соответствии с принципом, что идентичность и реальность конструируются, – соответственно, много различных возможных реальностей и возможных идентичных состояний могут и должны быть созданы для того, чтобы выйти за пределы условных границ и устоявшихся убеждений.
Например, мы раздобыли толстую книгу по психиатрии из психиатрического госпиталя «Напа», куда Джон и Ричард были приглашены для работы с пациентами клиники. Обычно мы просматривали книгу и находили психиатрические нарушения, которые выглядели как подходящие описания поведенческих паттернов различных студентов. Мы погружали этих студентов в трансовое состояние, которое включало в себя эти симптомы, а затем другие студенты помогали им найти «лекарство» путем преобразования симптома в ресурс. Излишне говорить, что такая работа приносила нам огромное удовольствие, за исключением нескольких памятных моментов. Например, однажды мы предложили огромному мускулистому парню, очень приятному и робкому на вид, принять трансовую идентичность Иди Амина, печально известного угандийского массового убийцы. Не понадобилось никакой трансовой индукции, потому что, едва услышав такое указание, парень немедленно впал в ярость из-за того, что мы могли просто предположить, будто он способен на подобные вещи. К счастью, мы были проворными молодыми людьми, умели быстро бегать и уворачиваться, когда это было необходимо.
