Пока ваш подросток не свёл вас с ума - Латта Найджел
В этот период медленно кипящая надоедливость (фон жизни любого мальчишки) бурлит всё громче, пока не будет услышана. Их ранние проявления грубости тоже будут очень примитивными.
На этом этапе они впервые узнают, что существует пещера, где можно спрятаться, но им приходится постоянно высовываться и проверять, что вы всё еще снаружи. Их это успокаивает, но они выражают это закатыванием глаз и вздохами, словно говоря: «Ты всё еще здесь?»
Все внимание ранних неандертальцев сосредоточено на том, чтобы веселиться.
На этом этапе матери переживают из-за того, что их нежные маленькие мальчики начинают отдаляться. Им внезапно перестает нравиться, когда их обнимают, да и сами они не хотят обниматься. Все без исключений матери боятся, что их мальчики превратятся в грубых юношей, подсядут на наркотики, станут грабить банки и встречаться со странными девушками в черной одежде и с пирсингом. Матери страшно волнуются, потому что не понимают, почему их дети вдруг отдаляются от них. В этом заключается парадокс: все ранние неандертальцы мечтают, чтобы их оставили в покое в их пещерах, но такое поведение вызывает чрезмерное материнское участие, которое, выйдя из-под контроля, может спровоцировать серию крайне неприятных ссор.
Отцы обычно не переживают. Они понимают, что пещера — то, что нужно мальчику, всё в порядке. В этом нет ничего плохого, так и должно быть. Отцы знают, что мальчики-подростки не нуждаются в материнской опеке и переживаниях. Однако отцы не могут прямо сказать об этом, потому что боятся навлечь на себя проблемы. Они пытаются мягко намекнуть матерям. Начинается долгий процесс непрерывного вмешательства отцов в отношения подростков и их матерей.
Удивительно, но отцы надеются, что в ближайшие несколько лет их сыновья подцепят странную девушку, предпочитающую черную одежду и пирсинг. Отцы не считают, что на этих девушках обязательно нужно жениться, они просто хотят, чтобы дети немного узнали жизнь.
Таковы мужчины.
Средние неандертальцы (14–16 лет)
В этот период подростки выкидывают самые жесткие неандертальские штучки.
Они беспокоятся только о том, что происходит здесь и сейчас, а общение с родителями сводится к тому, что лучше его избегать. Они работают по расписанию, где единственная важная минута — последняя, потому что всё делается именно в эту минуту. В этом возрасте склонность матерей беспокоиться по мелочам приводит подростков в ярость. Они не понимают, что такого ужасного в том, что они не убрали с пола коврик для ванной. Раздражаться из-за такой ерунды глупо и нелепо. Подростки любят своих матерей, но клянутся себе, что если когда-нибудь будут жить с девушкой, то никогда не позволят ей говорить, что им делать с ковриком для ванной. Они любят отцов, но не понимают, почему те не могут сказать своим женам, чтобы они отстали и оставили чертов коврик для ванной на полу. Подростков всегда немного разочаровывает, что их отцы не сопротивляются матерям насчет коврика, и они обещают себе никогда не становиться такими. Когда они наконец заведут семью, то будут оставлять проклятый коврик для ванной где им заблагорассудится.
Ага, как же!
Средние неандертальцы много спят, смотрят в Интернете порно и едят так, словно их желудок — дверь в другое измерение. Взрослые смотрят на батон хлеба и видят неделю, средние неандертальцы видят в том же батоне возможность перекусить. Ставки на образование повышаются, и средний неандерталец начинает чувствовать, как это на него давит. Родители тревожатся, что у него, похоже, нет планов на будущее, но он знает, что почти ни у кого из его ровесников нет никаких планов. Может быть, он знает, чем хочет заниматься, но ненавидит говорить об этом, потому что не хочет выглядеть глупо, если не удастся это осуществить. Боязнь провала заставляет подростков мечтать в одиночестве. У них еще есть мечты, но они держат их при себе.
Средний неандерталец — архипрагматик и останется таким на всю жизнь, хотя с годами это качество притупится. Средний неандерталец оценивает всё только с одной позиции: в чем моя выгода? Он должен видеть, почему то или иное важно конкретно для него. Если этого нет, он моментально теряет интерес. Если он не видит в чем-либо смысла, то моментально отворачивается и никогда не взглянет на это второй раз.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Для среднего неандертальца девушки важны, но не так, как друзья. Преданность — подводное течение его социальной жизни. Она часто выражается насмешками, ударами и тычками, но это настоящая верность. Современный неандерталец может смеяться над рыцарями, которые ввязываются в поединки, и говорить, что он бы никогда так не поступил, но он никогда не бросит друзей перед лицом врага. Он понимает, что настоящий мужчина должен биться и пасть со своими друзьями.
У среднего неандертальца своя философия. Пусть она кому-то кажется бессмысленной, но он будет ее придерживаться и яростно защищать. Средний неандерталец не бывает неправ, он может быть только неправильно понят. Он чувствует себя пуленепробиваемым пятнадцатиметровым великаном. Он никогда не откажется от своих убеждений, скорее влетит в свою комнату, громко хлопнув дверью, а потом в мрачном настроении как можно громче включит музыку, которую вы ненавидите.
На этом этапе риск привлекает подростка так, как будто его мучает сильный зуд и это место нужно почесать. Он старается найти и попробовать что-нибудь новое, чтобы прогнать из своей жизни скуку. Он ненавидит скуку, и какое-то время ему будет казаться, что он видит ее во всем. В поисках новых и захватывающих ощущений подросток, скорее всего, будет делать то, что неразумно и попросту опасно. Родители, как правило, не узнают и о половине таких вещей. Так было с неандертальцами с начала времен.
Мать неандертальца однажды обнаружит, что пытается пробить каменную стену равнодушия. Она помнит и сказки на ночь, и цветы, оставленные на ее подушке. Это было всего несколько лет назад, а теперь она удивляется: кто этот высокий, волосатый, замкнутый и угрюмый незнакомец? Она старается понять, куда девался ее малыш. Она хочет обнять этого крепкого юношу и сказать, что любит его, но неандертальцы обычно не подпускают матерей близко. Впрочем, иногда такое случается, но только на мгновение: подросток может неожиданно положить голову матери на плечо или обнять. Тогда она думает, что ее малыш снова вернулся и всё будет как прежде. Но в следующий раз, когда она захочет обнять сына, он оттолкнет ее и закатит глаза.
Матери средних неандертальцев часто совершают ошибку, пытаясь поговорить с ними и выяснить причины своих тревог. Они будут настаивать и давить, стараясь выудить информацию. Но ничего не получится, неандерталец только разозлится. Скорее всего, он взбрыкнет и нагрубит, и это приведет к конфликту. Матери во многом сами усложняют этот период, и он становится настоящим испытанием для всех.
Отцы в это время приобретают огромный опыт в разрешении конфликтов между матерями и сыновьями. Если у них это хорошо получается, они успевают погасить множество пожаров, прежде чем будет нанесен слишком большой ущерб. Если у них это получается плохо, то они, как правило, только ухудшают ситуацию. Отцы, которые не слишком хорошо решают конфликты, всегда принимают не ту сторону и склонны реагировать на события, а не руководить процессом.
В среднем неандертальце впервые прослеживаются настоящие признаки будущего мужчины. Его внимание по-прежнему сконцентрировано на веселье, и, хотя может показаться, что он только начинает жить, подросток будет всё больше осознавать, что его действия определяют, кто он такой и каким человеком станет. Каждый день он делает выбор. Иногда этот выбор непредсказуем (часто даже для него самого), но, несмотря ни на что, всегда верен.
Поздние неандертальцы (17–19 лет)
Между поздним неандертальцем и более ранними стадиями всегда видна колоссальная разница. Главным образом это заметно по тому, что он становится спокойнее, у него сформировалось ощущение собственного «я» и появились цели. Нельзя сказать, что поздний неандерталец уже во всем разобрался. Это, скорее всего, не так, но есть ощущение, что он, по крайней мере, знает, какие вопросы хочет задать. И дело тут не столько в ответах, которых он ищет, сколько в пони-, мании, в каком направлении двигаться. Линия горизонта для него всё еще будет казаться близкой и достижимой, но уже более далекой, чем носки его ботинок.