Елена Кабанова - Как стать успешной стервой, которой все завидуют

Впрочем, у всякой веры имеется и рациональный компонент. Вера рождается не на голом месте, а на конкретной почве, она — отражение реалий жизни. Когда связь с действительностью довольно прочна, окружающий мир выглядит как стройная система причин и следствий — и это замечательно. Главное — не зацикливаться на той системе, которую вы видите в данный момент. Все течет, все меняется. Хорошо, если при перемене условий вы можете все обдумать, разложить по полочкам и внести необходимые изменения. Сейчас вам кажется, что именно такой образ жизни приведет вас к успеху. У вас есть аргументы и доказательства, которые представляются разумными. Что ж, тогда вперед! Пусть ваши принципы работают, как Биг Бен, и никогда не сбоят. Правильное соотношение разума и эмоций придаст вам силы и укажет наилучшее направление.

К сожалению, гораздо чаще складывается совершенно иная картина. Душевные позывы и порывы бросают нас и треплют, как бурное море — утлую ладью. Мы перестаем соображать, а все больше взываем к создателю, умоляя о спасении из пучины вод, пардон, эмоций. Мы теряем ориентацию, и полностью вверяем себя каким-то непознаваемым силам. И чтобы добиться снисхождения от этих вселенских начал, первым делом выключаем логику, а на ее место возводим смирение, терпение, жертвенность и самоотверженность. Пожалуй, это похоже на жертвоприношение язычников: какая может быть связь между хорошей погодой и безвременно погибшим черным козлом? Для метеоролога — никакой. Для язычника — прямая. Если разубедить представителя первобытного племени в действенности обряда, на что ему надеяться? В мозгу разочарованного туземца может возникнуть только одна идея: если духи не хотят того козла, может, им больше подойдет этот? В смысле, метеоролог. И тогда умнику приходит скорый и жестокий конец. Вот почему работа просветителя-миссионера — самая опасная и неблагодарная из всех.

Цивилизованные люди зачастую не отличаются от прямолинейных детей природы. Могущественный покровитель необходим и язычнику, и христианину. Правда, христианин не в силах с небрежной простотой отрезать голову своему собрату и омыть кровью жертвенник. Статья это. Уголовная. И он использует другой способ, чтобы «умилосердить» высшие силы: принимается себя истязать. Мазохизм не всегда имеет сексуальное происхождение. Психологи утверждают, что радость от безграничной власти, которую некто посторонний имеет над твоей личностью на самом деле есть призыв о помощи, мольба о защите. «Большой Папа» может тебя терзать — но это лишь признак того, что в минуту жизни трудную он тебя всенепременно укроет, поможет и спасет. Мазохист, естественно, не погружается вглубь своего подсознания. Он просто действует: создает для себя целую систему испытаний, которые якобы приносят удачу. Иногда такое поведение даже производит впечатление несокрушимой твердости духа и несгибаемого упорства характера.

Подобных образцов «самомучительства» в русской — и не только русской — литературе пруд пруди. Вспомнить хотя бы незабвенного максималиста из незабвенного романа Чернышевского. Нет, не соню Веру Павловну с ее вечными кошмарами, переполненными архитектурой в стиле хай-тек. Кто там приобретал «физическое богатство» и душевное равновесие — говядину сырую жрал, приличным людям хамил и вдобавок уподоблялся индийским страстотерпцам? Рахметов. Никто (кроме, может быть, узких специалистов) не в силах упомнить, какие такие незыблемые принципы проповедовал сей славный российский йог. Поэтому позвольте освежить вашу память.

Появление в романе великого ригориста — человека, принявшего священный обет твердо и неуклонно следовать правилам — Рахметова ознаменовано тем, что он без приглашения заявляется к Вере Павловне, видит, что дама страшно занята разборкой вещей. «Услуги его могли бы пригодиться… Всякий другой на месте Рахметова в одну и ту же секунду и был бы приглашен, и сам вызвался бы… Но он не вызвался и не был приглашен…

Я буду сидеть в кабинете, — отвечал он: — если что понадобится, вы позовете; и если кто придет, я отворю дверь, вы не беспокойтесь сама.

С этими словами он преспокойно ушел в кабинет, вынул из кармана большой кусок ветчины, ломоть черного хлеба, — в сумме это составляло фунта четыре, уселся, съел все, стараясь хорошо пережевывать (Еще бы! Попробуй проглотить сэндвич в полтора кило весом, не жуя. Это же цирковой номер! — Е.К.), выпил полграфина воды, потом подошел к полкам с книгами и начал пересматривать, что выбрать для чтения: «известно…», «несамобытно…», «несамобытно…», «несамобытно…», «несамобытно…». Великовата цитата, понимаю. Но позвольте предположить, что никто из вас, дорогие читатели, не кинется обшаривать книжные полки в надежде перечитать «Что делать?», дабы наконец-то уяснить цель своего существования. К тому же любители белковой диеты, не обремененные приятной внешностью, равно как и приятными манерами — и вовсе не те герои, о которых хочется вспоминать снова и снова.

А все, что выкаблучивал Рахметов, должно было послужить к его личностному развитию и совершенствованию. И могуч-то он, и вынослив, и характером тверд, и начитан, и в суждениях откровенен. Якобы вышеперечисленные качества в конце концов сложились в образец человеческой породы — крепче гвоздей из рахметовского матраса. «Давид» Микеланджело отдыхает. Но каков оказался результат, если повнимательнее присмотреться? Даже автор самого нравоучительного из романов, почтительно пригнувшись, посмеивается в кулачок над Рахметовыми и иже с ними — уж очень «дикие» повадки демонстрируют всякие «энтузиастически» настроенные психи. И называет подобную породу «забавной». Но, как ни странно, дело не в хихиканье Чернышевского, а совсем в другом. Рахметов — живой пример одной из самых распространенных (помимо мазохизма) ошибок. Не слишком зрелые умы постоянно обрушиваются именно в эту колдобину.

Пускай XIX век еще не знает слова «имиджмейкерство», но суть этого понятия уже во всю мощь действует на российскую публику. Люди заняты созданием собственных образов: кто-то предпочитает производить впечатление «приличных особ», то есть строить имидж на основе традиций; кому-то нравиться роль не столько особы, сколько особи — существа, близкого к народу, к почве, к истокам и корням. Вот и рождаются противоположные (вроде бы) образцы: один «как денди лондонский одет», другой как Никитушка Ломов (псевдоним Рахметова) упитан. Чем же, спрашивается, они похожи?

Сходство денди с Никитушками состоит в том, что у них облик затмевает содержание. Мы не усваиваем «морального статуса» этих особей. В мозгу откладываются лишь нелепые чудачества, которые, неизвестно как, должны были склонить население России к нравственности, трезвости и категорическому императиву. Вся эта мишура представляется следующим поколения всего лишь прихотями моды: ведь мода разная бывает. Но она неизменно проходит, сколько бы народу не увлекла в свои сети. На потомков оказывают влияние те, кто не попался в тенета моды и не привлекал к себе внимания путем умопомрачительных выходок. Или все-таки дурачился, самовыражаясь, но и дело делал не хуже, чем дурака валял. Выполнение какой-либо функции — долгая и не слишком заметная работа, а не бесконечная череда приколов и не самоистязание плоти тоннами говяжьей вырезки. Хотите стать личностью? Занимайтесь шлифовкой своего «Я», а не отращиванием имиджа размером со Среднерусскую возвышенность.

Оригинальный имидж, безусловно, отличная вещь. Но не единственная вещь, которой следует заниматься. Бесполезно уговаривать себя, что физические упражнения и следование диете укрепляют не только тело, но и дух. Так же бесполезно обольщаться, что неукротимая принципиальность подарит вам богатую индивидуальность. Индивидуальность, вообще-то, не связана напрямую с физической формой и намертво усвоенным набором принципов. Ум — штука прихотливая. Он развивается, когда ему дают свободу, а не втискивают в рамки принципов и постулатов. И счастье, птичка певчая, не терпит насилия. А зарождается ощущение счастья именно в мозгу, а не в другой части тела, изрядно укрепленного гимнастикой и одетого в соответствии с последним писком моды. Значит, душевную гармонию следует освободить от корсета под названием «имидж». Тогда она сможет вволю расти и развиваться.

Но что нами управляет? Каким силам мы подчиняемся? И как справиться с собой, не переступая границ саморазрушения?

Попробуйте вспомнить, как реагирует мистер Бонд на щекотливые предложения, которые в каждой серии с упорством безнадежно влюбленного ему преподносит мистер Зло? И не забудьте: от конечного выбора Джеймса номер 007 зависит, как минимум, жизнь полногрудой блондинки, прикованной к ракетному соплу, и прочие мелочи, вроде гражданских свобод Британии и выкупа в размере годового бюджета Европы и Америки? Разумеется, в памяти всплывает многократно виденная сценка: Бонд, душка, неторопливо попивая свой смешанный, но не взболтанный коктейль с сухим мартини, задумчиво так произносит: «It depend…» — что переводится, как «Торг уместен». В российском шпионском кино в аналогичной ситуации принято выпячивать грудь и высказываться в том духе, что, мол, «Не могу поступаться принципами!» Хотя в итоге… В общем, «It depend…».