Виктор Аллахвердов - Методологическое путешествие по океану бессознательного к таинственному острову сознания
Мне доводилось встречаться с людьми, восхищавшимися Гегелем и как философом, и как стилистом, но так и не удалось понять, что же именно приводит их в восторг. Тем не менее на флаге психологии как науки гуманитарной должно стоять имя Гегеля, ибо его влияние на развитие психологи огромно, хотя, признаюсь, и не достаточно отрефлексировано. Так, гуманистическая психология умудрилась многие свои построения заимствовать именно у Гегеля. Психологи, правда, выразили его напыщенные конструкции куда более вразумительными словами, но всё равно эти слова остались не до конца понятными. Как правило, психологи-гуманисты, психологи-феноменологи – это вдохновенные и мудрые практики. Но присущее их теоретическим обобщениям родство с гегелевским словоблудием вызывает очень серьезные опасения.
И всё же самым скучным и неудобочитаемым для меня всегда оставался Аристотель. Восхищенных аристотелианцев сейчас, конечно, не найти. Более того, многие вообще не считают его оригинальным мыслителем – К. Поппер, например, по стилю и пристрастию к решению любых вопросов приравнивает его к посредственным писателям[45] – но всё же не случайно его имя переводят как "наилучший завершитель".[46] Влияние Аристотеля на становление европейской науки до сих пор считается решающим. Он так все удачно завершил, что далее можно было только отказываться от того, что он сделал. Я даже придумал эвристику, до сих пор меня не подводившую: если по мучающей меня проблеме Аристотель что-то говорил, то точно ошибался, и надо найти ошибку. Признаюсь, впрочем, что Аристотель уникален как образец всепобеждающего здравого смысла. Но, как остроумно и точно говаривал В.А. Ганзен, наука отличается от здравого смысла именно тем, что она от него отличается.[47]
Труднее всего, тем не менее, найти то, в чём именно ошибается здравый смысл. Опровержение утверждений Аристотеля составляет суть естественной науки Нового времени. Это отмечают даже те авторы, которые относятся к Аристотелю с принятым в истории науки пиететом. Вот как А.А. Любищев характеризует становление естественной науки: «то время было ознаменовано решительной борьбой с авторитетом Аристотеля, и эта борьба, как мы знаем, принесла огромную пользу свободному развитию науки».[48] Т.Я. Дубнищева также говорит о формировании науки Нового времени: «Основной принцип новой науки – перейти от аристотелевских схем к изучению природы».[49] Если вслед за К. Поппером считать опровергаемость главным критерием научности, то вполне справедливо, что Аристотель считается величайшим ученым всех времен и народов. (Правда, сам Аристотель не любил ученых, считая, что ˝чрезмерно ревностное занятие науками с целью их тщательного изучения˝ причиняет вред[50]).
Психологи же, к сожалению, явно недооценивают редчайший эвристический дар "Отца европейской науки" по части умения ошибаться и весьма стандартно подчёркивают лишь его, как предполагается, прогрессивный вклад в развитие науки о душе. Более того, на флаге психологии как эмпирической науки явно (хотя, на мой взгляд, не слишком оправданно) начертано имя Аристотеля. Поэтому-то М.Г. Ярошевский вполне справедливо написал, что «связанное с именем Аристотеля понимание природы психического получило резонанс в веках».[51] А С. Эверсон в порыве восторга даже в 1997 г. (!) уверяет, что психология Аристотеля «знаменует собой более глубокое понимание» этой науки, чем это свойственно многим современным психологам.[52] Давайте приглядимся, какие же такие идеи, во многом ещё не понятые нашими современниками, смогли вызвать резонанс, длящийся тысячелетия. Приведу все высказывания Аристотеля, включенные М.Г. Ярошевским в свой учебник по истории психологии – видимо, они произвели на него самое сильное впечатление. (С равным успехом мог бы набрать цитат и из любого другого учебника – эффект был бы тот же). Не обращайте внимания на шершавость аристотелевского стиля, который, конечно же, нельзя сравнивать с блестящими по форме диалогами Платона. Главное – попробуйте почувствовать непреходящую мощь его высказываний:
"Необходимо душу признать сущностью, своего рода формой естественного тела, потенциально одаренного жизнью". "Души от тела отделить нельзя". "Если бы глаз был живым существом, душой его было бы зрение". "Невозможно различить посредством отдельных чувств, что сладкое есть нечто отличное от белого, но и то и другое должно быть ясно чему-нибудь единому". "Тело представляет собой среду, приросшую к осязающему органу, через нее возникают ощущения во всем многообразии". "Ощущение есть то, что способно принимать формы чувственно воспринимаемых предметов без их материи, подобно тому, как воск принимает оттиск печати". "Косвенно нами воспринимаются при каждом ощущении: движение, покой, фигура, величина, число, единство". "Душа не мыслит без образов". "Теоретический ум не мыслит ничего относящегося к действию и не говорит о том, чего следует избегать и чего надо домогаться". "Всякий в состоянии гневаться и это легко, также и выдавать деньги и тратить их, но не всякий умеет и нелегко делать это по отношению к тому, к кому следует, и насколько и когда следует, и ради чего и как следует".
Некоторые конкретные и понятные без долгих раздумий высказывания гиганта античной мысли сегодня могут сразу квалифицироваться как ошибочные (например, утверждение, что мышление всегда образно или что местом обитания человеческого духа является сердце). Но не так просто догадаться, в чём именно не прав Аристотель в других своих утверждениях. Прежде всего, потому, что часть его утверждений метафорична, другая кажется такой банальностью, что её и опровергать нелепо. Попробуйте опровергнуть любое из приведенных высказываний – вы быстро почувствуете невероятные трудности. Но если вам это всё-таки удастся, вы неизбежно построите иную психологическую науку. В ней не будет ни оттисков на воске (следов памяти), ни единого чувствилища, "возводящего мост между ощущением и мышлением"[53], ни внутрителесных изменений в процессе познавательной деятельности, ни разрыва между познанием и аффектами, ни трактовки внешних предметов как таких, которые подобно огню, поджигающему фитиль, запускают в действие ощущающую способность, ни многого другого, привнесенного в европейскую науку величайшим по своему здравомыслию античным философом.
Но, разумеется, самым важным является реакция на главное достижение Аристотеля – создание формальной логики (впрочем, этот термин И. Канта сам Аристотель не употреблял, он использовал только наречие "логично", да и то при описании вербальных техник в процессе дискуссий). Даже К. Поппер считает, что Аристотель заслуживает за это нашей глубочайшей признательности. Т. Котарбиньский справедливо подытоживает огромное влияние героического труда великого грека в области логики: «сотни и даже тысячи лет "пережёвывали" его идеи». (При этом, всё же, предлагает изучать логику по современным публикациям, ибо после них, заверяет он, «ничего нового и важного у Аристотеля не найти»). Что же было самым выдающимся в творчестве античного титана? Вот мнение К. Поппера: «Каждая дисциплина, как только она начинала использовать аристотелевский метод определений, останавливалась в своем развитии, впадая в состояние пустых словопрений и голой схоластики... Именно поэтому наша ˝социальная наука˝ до сих пор в основном принадлежит к средним векам».[54] Сами логики считают важнейшим итогом его работ признание того, что «силлогистика (т.е. логика – В.А.) – это не психология».[55] Правда, эту очевидность почему-то приходится всё время подтверждать. М. Минский, например, считает нужным в очередной раз пояснить: «Я не очень-то верю, что нечто формально-логическое могло бы служить хорошей моделью человеческого мышления».[56] Изящно формулирует различие между психологией и логикой Б. Рассел: «Психология есть то, что имеет место, когда мы верим в высказывания; логика есть, возможно, то, что должно было бы иметь место, если бы мы были логическими святыми».[57]
Раз логика – это не психология, то многие психологи, видимо, не слишком приученные размышлять с помощью силлогизмов Аристотеля, сделали ошибочный вывод, что психология – это не логика. Отсюда уже следовало, что психика не может быть описана с помощью логики или, в лучшем случае, что психика – это какая-то иная не подлежащая формальному описанию логика. (Вот пример, поясняющий логическую природу этой ошибки: из того, что "все черствые булочки – невкусные" не следует, что "всё невкусное – это черствые булочки"). Я предлагаю избавиться от этой ошибки и солидаризируюсь с К. Поппером, который утверждал: «что верно в логике, то верно и в психологии».[58] Психология как наука обязательно должна быть логичной. Сделанный же по недоразумению вывод о нелогичности психического оказался самым чудовищным подарком, который Аристотель невольно принёс психологии. Разрушительное влияние такого взгляда – хотя Аристотель именно в этом был меньше всего виноват – до сих пор мешает строить психологию как науку.
