Рамиль Гарифуллин - Звезды на приеме у психолога. Психоанализ знаменитых личностей

Я не могу максимально искренне, сказать, что я рос закомплексованным ребенком, но это было и какая-то аура висела. Была аура закомплексованности, или аура внутреннего недовольства собой и тем, что происходит с тобой. Да, она и сейчас есть, да, она из детства. И наверно, с этим связанно то, что какой-то уверенных и радостных эпизодов детства мне сложно вспомнить. Хотя мне трудно жаловаться, у меня были любящие меня родители. Это уже, так сказать, не детдомовское детство, не бомбовое детство, все в сравнении же познается. У меня хоть и пожилые были папа и мама, пожилые уже для того возраста. Отцу было 50, когда я родился, но он уникально продержался всю мою жизнь и сейчас он в нормальном состоянии. Это меня и вдохновляет. 94 года отцу. Когда он привел меня в музыкальную школу, то педагог сказал, что хорошо бы если отец пришел, а я подумал, елки палки, что же у меня такой папа, которого за деда моего воспринимают? Даже не спрашивают, кто это такой. Это конечно немножко подгруживало. Мама постоянно болела. Было ощущение собственной неуверенности. Но, видимо, параллельно, есть такое понятие генетика, а генетика при всей этой закомплексованности очень крепкая и мощная, и не случайно мой отец катается на лыжах и на коньках до этого возраста. А отец его был кузнец. А кузнецы — это вообще не слабые люди. Правда, умер очень молодым, от воспаления легких, не было антибиотиков.

(Я почувствовал, что мой пациент сильно хочет быть похожим на своего отца своей способностью долго жить.)

— И всё-таки, давайте ещё раз возвратимся к комплексам вашего детства?

— Этот комплекс проявился у меня в детстве, когда я сдавал экзамен по фортепьяно. Тогда я пришел в пятый класс хорового училища. А училище это уже обучало с первого класса. Я опоздал, потому что мои папа и мама были не очень в теме, ну как бы они выживали, и им было не до жиру. Но у нас был дядя, двоюродный брат отца, великий музыкант Рудольф Баршай, который намекнул, сказав моему отцу: "Борис, у тебя сын талантливый чувак, ты че вообще, его учить надо музыке". А он говорит: "А как?". А вот есть хоровое училище. Проверили, а училище с первого класса, а мне уже было 11 лет. Я уже в пятый класс должен был идти. И вот они меня прослушали. Дядя позвонил туда и сказал, что мне не нужны блаты, дескать, вы посмотрите, что парню портить жизнь, если он не тянет, то вы его не берите, а если тянет, то вы просто посмотрите внимательно, не отвергайте. И они меня взяли. Потому что у меня реально голос был в детстве, яркий. И наверно, были музыкальные данные. Я учился на флейте, фортепьяно — это был момент, где я сильно отставал. Но вообще, я едва, едва, двумя пальцами умел играть. А мальчики, которые учились со мной в одном потоке, уже играли Рахманинова и Чайковского в пятом классе. Такая школа сумасшедшая была. Это был первый большой комплекс отставания от толпы, которая с тобой учится. Но иногда комплекс отставания тебе дает какие-то сумасшедшие силы. Если ты под действием этого комплекса начинаешь разрушаться — это одно, а если он наоборот, тебя это стимулирует — это совсем другое.

(Мой пациент задумался и было видно, что он что-то вспомнил.)

— О чём это вы только, что вспомнили, представили, где это вы побывали?

— В детстве… Вспомнил первый экзамен по фортепьяно. Это была самая моя большая мука! Позор! Потому, что я парень от природы гордый и самолюбивый, честолюбивый. Наверное, это все идет из детства, и мне хотелось бы играть не хуже других на фортепьяно, а у меня начинала рука подрагивать на экзамене, от страха, потому что я играл не очень хорошо, а песни были трудные, а времени было мало. Комплекс догоняльшика — отстающего. Вот такие были мысли. И это долго во мне висело. И сейчас вспомнил почему-то…

(По-видимому, мой пациент до сих пор отрабатывает этот комплекс потому и целеустремлён и энергичен. Потому и достиг вершин в своём творчествен.)

— Я почувствоал, что вы умеете давать себе внутреннюю установку и жить сегодняшним днём?

— Да. И у меня давно эта установка сейчас присутствует. Потому, что я читал когда-то умные книги, связанные с иудейской религией, где написано, что человек не должен заглядывать глубоко в будущее, не имеет право подпитываться прошлым опытом, а должен максимальным способом выполнять сегодняшний день.

(Ладно если это действительно жизнь сегодняшним днём, а не защита и блокировка скрытых напряжений, которые просто загоняются вглубь игнорированием и аккумулирутся для того, чтобы потом вырваться наружу.)

Эта мудрость пяти последних тысячелетий, она работает, потому что человек, который максимально выкладывается с максимальным смыслом, выполняет сегодняшний день, не думая о завтрашнем, не ковыряясь в прошлом, у него и завтра твердое и прошлое, как правило, тоже гармоничное. Поэтому на сегодня конкретно меня очень волнуют предстоящие наши концерты в Кремле, их градусность их квалификация. Потому что концерт в Кремле для нас — это еще с советского детства. Когда мы были мальчиками, которые учились музыке, то всегда в конце года отчетный концерт. Где я должен показать нечто, к чему пришел за месяцы обучения и должен отчитаться перед комиссией. И вот наша комиссия — это город Москва, самый сложный город в плане прохождения здесь, потому что самый требовательный, самый избалованный, самый сложный город. И тем более, когда объявляешь один концерт в Кремле — это сложно, а когда два — это сложнее, а когда три, и нет билетов, то есть чувство ответственности возрастает, значит, люди тебе доверяют. За десять дней продано три аншлага в Кремле, речь идет о четвертом, а четвертый даже и взять невозможно, потому что система к этому не готова. Говорят, что тут за 20 лет такого не было!

(Мой пациент в совершенстве владеет приёмами самоподбадривания, но они не искусственны так как имеют объективное основание так творческий успех действительно налицо.)

— Давайте, проанализируем это ощущение. С одной стороны радость большая, предвкушение лавров, а с другой волнение и вы в плену своих комплексов детства?

— Есть такое "микс фильмс" — смешанное чувство, потому что данная позитивность, которая в этой истории существует, она накладывает очень большую ответственность. Как в свое время Иосиф Давыдович Кобзон сказал: "Легко ли моему сыну жить на свете, ведь фамилия Кобзон накладывает на него определенную дополнительную ответственность?". То же самое, честное слово, это без всякой доли кокетства, этот успех он с одной стороны ошеломляет и не это наше высказывание — "Хор Турецкого стал артистом номер один в Российской Федерации".

(Смешанные чувства это всегда психическая нагрузка для психики.)

— Более того, ваша психика не может объективно воспринять это?

— Ну не возможно даже понять и вроде кажется, почему так? Что собственно такого? Ведь мы такие же люди, как и все остальные, и ничуть мы не ниже, не выше, не лучше. Просто кто-то нас использует с верху, как марионеток для того, что бы делать или этот праздник, или это шоу, или этот конфликт, или наоборот наводить мосты дружбы и любви между народами и растапливать лед. Даже не понятно что, потому что шоу-бизнес — это кич, искусство — дано свыше, и когда это смешивается в единый коктейль, тут вообще много вопросов, что же с нами такое происходит. Поэтому сейчас я в раздумье над всем этим нахожусь, но при этом мысли плохие от себя гоню, потому что дни наполнены потрясающим, искрометным, сумасшедшим творчеством, необыкновенным креативом, который неожиданно спускается тебе на голову.

(По-видимому, умелое и мудрое сочетание самокритики и самопрезентации моим пациентом является главной формулой, благодаря которой возникает феномен его обаяния.)

— Ваша психика наполнена предвкушением успеха?

— Нет не в предвкушении успеха дела. Понимаете, у нас есть большое везение, мы на него жалуемся сегодня, говорим, как мы устали, как мы мучаемся, как нам сложно, что мы за осень объездили уже 45 городов от Южного Сахалина до Красноярска, от Калининграда до Мурманска, от Торонто до Лос-Анджелеса, от Сан-Франциско до Чикаго, все Поволжье, Башкортостан и Татарстан, Чувашия, Сибирь, Урал, Зауралье — это все за какую-то несчастную осень. Такой приобретается колоссальный опыт, опыт взаимодействия с публикой, опыт интерактива, опыт общения и общения на уровне. У тебя профессиональный есть инструмент — твое искусство, а у них есть душа, которая открывается этому искусству. Это такое взаимодействие, ты нарабатываешь необыкновенную уверенность, с одной стороны, и тебе все понятно, у тебя есть точка опоры, ты нужен людям. А с другой стороны, конечно, ответственность в Кремле она особая и Кремль, не концертная площадка, она была созданная для ауры речевых исповедей.

(Это опять приём вполне оправданной самопрезентации. Действительно, это вполне заслуженный успех, идущий от меньшего к большему и он ничего общего не имеет с искусственно раскрученными бездарностями, которыми заполонена наша российская эстрада)