Рамиль Гарифуллин - Звезды на приеме у психолога. Психоанализ знаменитых личностей

— Ведь некоторые от такого зрелища и шокового состояния падали в обморок, не спали ночами, переживали. Но лишь некоторые…Вы правы. Большинство же, сами того не осознавая, смотрело на события в Беслане как на фильм ужасов, как на некое реалити-шоу.

— Я не мог с собой ничего поделать. Я был, как в некоей ловушке.

(Мой пациент прав, он попал в психологическую ловушку деструктивного эстетического наслаждения и не мог из неё выбраться и, поэтому, целыми днями смотрел телевизор, перебирая все кнопки телевизионного пульта, как бы что-то ища или ожидая? Что он искал там?)

— Давайте попробуем разобраться, что вы там с телеэкрана ожидали?

— (Пауза.) Вы правы я что-то ожидал, но что, чего я так хотел? Не знаю.

— Можно предположить, что ожидали того момента, когда всё это быстрее разрешится с хорошим концом? А может быть, сидя у телеэкрана и перебирая все программы, вы искали способ помочь пострадавшим?

— Не знаю, не хочу врать. Может быть и этого желал. Получается, что желал острых ощущений. Тьфу! Но я понимаю, что это плохо. Нет я не желал этого.

(Позднее мы узнаем, что он не желал горя пострадавшим, а испытывал феномен психологического «контрастного душа».)

— Самое противное то, что я чувствую, что многие также наслаждаются как и я. И мне это не кажется. Помните две тысячи пятьсот наших туристов, которые несмотря ни на что, полетели в Таиланд отдыхать. После цунами. Несмотря на то, что страна уложена трупами. Полетели смаковать горе других? Я точно это знаю.

(Мой пациент пытается оправдать свою внутреннюю деструктивность, показывая, что не только он один является её носителем.)

В самом начале атаки небоскрёбов, американцы, упоённые всякими ужастиками, по инерции лишь смаковали это зрелище.

— Дескать мне хорошо, я лежу под одеялом и смотрю на то, что творится. Это особое деструктивное наслаждения, как позитивное напряжение вызванное внешним ужасом и внутренним (домашним) комфортом. Именно в этом деструктивном наслаждении пребывала вся Америка, наблюдая всё по телевизору и купаясь в кайфовой энергетике, которая уже была привита американскими фильмами-ужастиками. Америка попала в эту психологическую ловушку, которая основывалась на деструктивной эстетике — смакования горя других.

(Я пытаюсь принять точку зрения своего пациента, но что из этого получится смотрите ниже.)

— Я уверен, что в это время большинство американцев совершенно не чувствовали боли за тех, кто оказался на небоскрёбах.

(Мой пациент переносит и наделяет собственными внутренними ощущениями других, то есть американцев.)

Именно поэтому часами сидели у телевизоров, смакуя зрелище по всем каналам, будто занимаясь поиском помощи.

— Действительно, разве можно весь день сидеть у телевизора, чувствуя боль пострадавших, как свою. Но как я уже отмечал, может произойти шок.

— Но с шоковым состоянием-то от телевизора оттаскивали лишь немногих.

(Мой пациент это утверждает, как будто это видел сам. Но в некоторых своих положениях он прав).

— Действительно лишь немногие чувствовали эту боль как свою. Лишь немногие оказались способными принять других — принять боль других. Поэтому они либо не смотрели телевизора, либо полетели, поехали, побежали на помощь пострадавшим. Такие были, но в меньшинстве. Вы поспешили на помощь?

— Нет. С какого хрена, я поспешу на помощь, у меня и возможностей нет таких.

— А вы знаете, некоторые такие возможности нашли, хотя казалось бы у них их тоже не было… Почему?

— Это им удалось потому, что вероятнее всего, когда-то они сами были в подобной ситуации. Мне кажется, что когда это зрелище кончилось многие американцы были в депрессии, но не от того, что переживали за пострадавших, а от того, что зрелище кончилось. Они напоминали плачущих детей, которые впервые побывали в цирке, а представление закончилось.

(Мой пациент отождествляет себя с американцами, тем самым выражая себя.)

— Такова деструктивная эстетика американцев и… вас самих

— (Пауза.) Да. Именно так. Это греховное наслаждение. Тьфу!! И что с ним делать. Что? (Мой пациент тяжело вздыхает.)

(Обычно при истинном сопереживании человек сам встаёт на место мёртвого и застревает на этом месте. Он себя как бы хоронит. А при деструктивной эстетике с большой частотой идёт пограничное контрастное движение — от смерти к жизни и обратно, но при жизни (человеку хорошо под одеялом). т. е. в контексте жизни. Следовательно, возникает наслаждение как основа деструктивной эстетики. При сопереживании всё в контексте смерти, так как сопереживающий сам может умереть (на фронте). Это истинное сопереживание. Некоторые настолько близки с близкими, настолько чувствуют себя одной единой частью умершего, что идут следом за умершим, не выдерживая жизни без погибшего близкого.)

— Вы о садомазохизме что-нибудь читали или слышали? Всё о чём мы с вами говорили чем отличается от садомазохизма?

— Я читал об этом как мужик бабу истязает, а она этого как раз и желает. Это это?

— В том числе и это. Давайте с вами попробуем проанализировать не было ли у вас в детстве такого, когда ваш родитель делал вам неприятное, но при этом наслаждалсяч от этого.

— Что вы, что вы. Мои родители меня любили. Этого быть не могло. Я им обязан всем.

(В процессе длительного психоанализа выяснилось, что садомазохистическое поведение было со стороны матери моего пациента. Его мать, общаясь с ним как с сыном, так “приукрашивала” в своих рассказах об отце, который ушёл от них, что сын стал бояться отца. И чем больше мать рассказывала сыну ужасы об отце, тем больше мой пациент в детстве страдал, и тем больше мать наслаждалась и заводилась в своих рассказах. Позднее, мать по аналогичной схеме начала запугивать другими вещами, дабы он не ушёл к другой женщине и не предал её. Мать своей деструктивной цели достигла. Теперь сын за компанию вместе с ней несчастен, живя в деструктивном наслаждении и ценностях. Сын оказался жертвой деструктивной эстетики матери-садомазохистки.)

— Дело вот в чём. Садист наслаждается страданиями другого и всё. При деструктивной эстетике эстет не наслаждается страданием. Я говорю о вас. Вы не наслаждаетесь страданием. Вы не желаете таких страданий, но вы радуетесь от того, что у вас их нет, а у других они есть.

— Я понимаю. Я как зритель, который смотрит ужастик и желает смерти героя, так как сам останусь жив, находясь в комфорте под одеялом. Точно. Это во мне есть.

(Мой пациент начинает глубоко осознавать структуру своей деструктивности и греха. Выражение и осознание греха — условие для его избавления. Лишь условие и не более.)

— А теперь вы попробуйте самостоятельно найти в себе примеры их вашей жизни с этой деструктивной эстетикой.

— (Пауза, потом тяжело и медленно начинает говорить, на глазах слёзы) Я как-то, узнав о смертельном диагнозе своего конкурента поспешил к нему получить эту деструктивную эстетику и попрощаться с ним, но был огорчён тем, что он ещё энергичен и конкурирует со мной на равных.

(Сильный пример.)

— Молодец!! Мы не зря работаем. Ещё приведите что-нибудь.

(Мне иногда приходится хвалить своих пациентов, так как я понимаю как порой им трудно выговаривать больное и сокровенное.)

— Как-то мы уже жили в деструктивной эстетике ухода в мир иной своего босса, но он так и не умер и вместо того, чтобы радоваться у подчинённых почему-то упало настроение.

— Сейчас что вы чувствуете вспомнив этот свой деструктивный психический акт?

— Мне противно за себя, но уже не так как это было, когда я зашёл сюда. Ведь я понимаю откуда это.

— Так дальше поехали. Попробуйте ещё что-нибудь вспомнить.

— Я сам работал раньше в одной газетёнке. Эта наша газета часто смаковала кризисным состоянием здоровья известных личностей, которым завидовали раньше читатели. Наши читатели погружались в деструктивную эстетику того, что тем кому они завидовали и тем, кем они восхищались страдают и в некотором смысле уже не имеют того успеха, дескать оказывается “богатые тоже плачут”, а мы-то не страдаем и, значит, успешнее этих великих. Один попрошайка как-то сказал, что многие подающие смакуют моё несчастье. Я вхожу в кураж страдальца, а они мне всё платят и платят…

— Хороший пример, но это вы опять о других. Попробуйте больше о себе вспомнить.

— Я смакую иногда своё превосходства над другим. Я хожу по магазинам и наслаждается от того, что всё это купил намного дешевле. Иногда я говорю близкому, дескать, тебе плохо… расскажи, а я тебя послушаю, смакуя всё, что ты мне будешь рассказывать. И действительно, люди любят общаться с теми, кто их хуже, но при этом является его конкурентом.