Павел Ковалевский - Наполеон I и его гений
Это философия всей жизни Наполеона.
“Корсиканский дворянин де Буонапарте успел уже совершенно превратиться во французского генерала Бонапарта. Превращение это шло долгими и трудными путями. Из честного корсиканского патриота выработался продажный космополит, готовый служить в качестве искусного артиллерийского офицера где угодно и под каким угодно знаменем. Этот космополит превратился в последнее время во французского либерала и революционера”. Отзыв меткий, но несправедливый. Едва ли когда-нибудь Наполеон был искренним корсиканцем. Он всегда был рабом своего ума, своего влечения, своей энергии и своей мощи.
Генерал вандемьера проявил гений укротителя толпы, распорядителя и усмирителя мятежного восстания. Главнокомандующий итальянскою армией, генерал Бонапарт обнаружил во всей своей силе, мощи и величии военный гений. Я не берусь описывать войн Наполеона. Это не по силам мне и не составляет главной моей задачи. Для меня важен Наполеон как человек.
Итальянская армия находилась в очень плачевном состоянии. Кавалерия была без лошадей. Артиллерия с плохими орудиями и еще худшими лошадьми. Пехота оборванная, голодная и без жалованья. Всюду бедность и беспорядки. Солдаты жили грабежами. Офицеры недалеко стояли от них. Мародерство составляло едва ли не часть войны. “Хорошо в этой армии только мужество солдат и офицеров и непреодолимое терпенье тех и других”. Сегюр пишет: “Французские солдаты без жалованья, без достаточного количества пищи, без обуви, не имели почти оружия, у большинства солдат не было даже штыков… Офицеры столь же бедны, как и солдаты”. Генералы итальянской армии Серюрье, Стенгель, Кильман, Лагарп, Ожеро, Массена и др. уже успели составить себя имя боевых генералов. Каждый из них рассчитывал быть главнокомандующим, а уж во всяком случае считал себя поважнее Наполеона. Назначение Наполеона главнокомандующим было весьма неприятно, особенно генералам. Это назначение приписывали интригам и протекции. От Наполеона не ожидали ничего путного и собирались встретить его очень недружелюбно. Особенно был недоволен Ожеро, который похвалялся оборвать этого выскочку. Наполеон приехал в армию. Настал момент представления главнокомандующему. Явились все генералы с очень недобрым сердцем и намерениями. Вышло иначе. Прежде всего Наполеон заставил их немного подождать. Потом вышел, подтягивая на ходу шпагу, надел фуражку и начал говорить с ними таким сухим и повелительным тоном и вместе с тем так авторитетно и умно, что у генералов исчезла всякая охота осаживать главнокомандующего. Напротив, они ясно увидали, что в главнокомандующем они нашли дельного и строгого начальника. Особенно Ожеро, самомнение которого не допускало возможности существования в других каких-либо достоинств, долго не мог опомниться от впечатления, произведенного на него Бонапартом.
“Этот сухопарый, маленький генерал просто испугал меня, я не могу объяснить себе того впечатления, которое он произвел на меня с первого взгляда”, – сказал Ожеро. А впечатление это Taine [3] описывает так: “Отрывистый голос, быстрый и резкий жест, испытующий и повелительный тон, не допускающий возражения, и вы поймете, почему они, едва успев подойти к нему, уже чувствовали на себе его властную руку, которая опускается на них, сгибает их, сжимает и уже более не выпускает”. Casault говорит: “Чтобы охарактеризовать рост Наполеона, его силу, цепкость, бодрость, живость, его скачки и все, что в нем есть, я его называю маленьким тигром”. Все современники Наполеона говорят о том безотчетном чувстве, которое овладевало ими, когда они становились лицом к лицу с огромной силой, и которое заставляло подчиняться ей еще раньше, чем она была направлена против них.
Вот воззвание Наполеона к солдатам по прибытии его в итальянскую армию: “Солдаты! вас плохо кормят, вы почти наги. Правительство всем обязано вам, но не может ничего сделать для вас. Ваше терпение, мужество, выказанное вами в стране горных отрогов, замечательно. Но они не доставили вам никакой славы, блеск их не озарил вас победоносным сиянием. Я поведу вас в самые плодородные равнины. Вы найдете там огромные города и богатые провинции, найдете там почести, славу и добычу. Солдаты, неужели у вас не хватит мужества?”
Воззвание довольно недвусмысленное и приличное скорее корсару, нежели полководцу, ведущему войну за независимость и неприкосновенность личности. Но положение армии было ужасное. Наполеон это понимал и бил по живой струне. Солдаты поняли Наполеона и оправдали его надежды…
В делах серьезных, имеющих государственное значение, обещания и личное влияние не могут иметь продолжительного и серьезного значения. В таких случаях дело решает все. Нужно было, чтобы Наполеон был авторитетом для армии не только на словах, но и на деле. Наполеон вскоре оправдал себя.
Теперь итальянская армия должна была сражаться не только для славы и победы, но и для добычи. Для этого нужно было приступить к наступательным действиям, что Наполеон быстро и предпринял.
Старые, испытанные и опытнейшие полководцы австрийской и итальянских армий смотрели на Наполеона более чем свысока. Двадцатисемилетний возраст и отсутствие боевого крещения и воспитания у главнокомандующего французской армией служили им полным к тому оправданием. Тем хуже было для них пробуждение и разочарование.
В одиннадцать дней Наполеон успел разбить австро-сардинскую армию и принудил сардинцев заключить перемирие. Спустя две-три недели Милан был подвластен Наполеону и большая часть Средней Италии была в его руках. Еще короткое время – и знаменитый генерал Вурмзер, Квазданович и Альвинчи сделались жертвами доблестных битв Наполеона. Вскоре папа должен был подписать толентинский мир, а затем и могущественная Австрия заключила лобенский мир с республикой, имея ее полководца в ста верстах от столицы. Все эти деяния Наполеона не могли не подтвердить фактически его влияния на генералов и солдат подчиненной ему армии. И действительно, солдаты его боготворили, и генералы друг перед другом старались доказать Наполеону не только свою преданность, но и храбрость и расторопность. Наполеон не был перед ними в долгу и щедрою рукою платил за их храбрость и преданность.
Солдатам не только вскоре оплатили недоданное жалованье, но и позволили малую толику поживиться на счет побежденных. Солдаты были одеты, сыты и с карманными деньгами. Генералы тоже не остались в обиде. Каждый захватил столько, сколько мог. Все были удовлетворены, все были довольны. Первый голод был насыщен. И все это сделал Наполеон. Наполеон не оставил забытой и директорию. Он хорошо изучил Италию и прекрасно знал ее. Контрибуции взимались властною рукой и доставляли пищу не только армии, но и родине. Миллионы были посланы директории, и директория первый раз узнала и сознала, что опытный и славный полководец не только требует от родины, но и обогащает ее. Один Наполеон остался бескорыстным и по-прежнему простым и более чем просто одетым генералом. Были делаемы частые попытки подкупить Наполеона, но он не попадал на эту удочку, держа на ней всех генералов, директорию и даже армию. Франция быстро узнала, что у нее есть генерал, который умеет не только побеждать, но и доставлять богатства родине.
Трудно определить сумму денег, награбленную Наполеоном в Италии за войну, веденную под благовидным предлогом освобождения Италии от туземного ига, а на деле для закрепощения под иго Франции.
Наполеон в одну сторону произносил пылкие республиканские речи и обещания об освобождении итальянского народа от цепей рабства, а в другую писал директории, что взимает двадцать миллионов контрибуции со страны, которая хотя отчасти и разорена пятилетними войнами, но все-таки остается богатейшей во всем цивилизованном мире.
Нужно, однако, сознаться, что слишком грубый грабеж был допущен только на первое время; когда же солдаты насытились, тот же Наполеон выступил против грабежа и мародерства. “Друзья, – взывал Наполеон, – я обещаю вам победу, но с одним условием, которое вы дадите клятву исполнить, – это уважать народ, который вы освободите, подавлять все грабежи и неистовства, которым предаются негодяи, подкупленные нашими врагами. Без этого вы не можете быть освободителями народов, вы будете бичами их, вы опозорите французский народ и он откажется от вас. Что касается меня и генералов, которым доверяете, – нам придется краснеть за армию, не признающую никакой дисциплины, никакой узды, повинующуюся только законам грубой силы. Но я сумею заставить этих негодяев признать законы человечности и чести, которые они попирают ногами. Я не потерплю, чтобы разбойники позорили лагерь. Грабители будут безжалостно расстреляны. Некоторые из них уже убиты”. Слово у Наполеона в этом отношении не расходилось с делом. Мародеры расстреливались. К итальянцам Наполеон обратился со следующим воззванием: “Народы Италии, французская армия разобьет сковывающие вас цепи. Народ французский – друг всех наций, идите навстречу ему. Ваше имущество, нравы и обычаи, ваша религия будут неприкосновенны и уважаемы. Мы будем воевать, как ваши великодушные враги, и только с поработившими вас тиранами”.
