Невротический характер - Альфред Адлер
После таких разъяснений умная пациентка самостоятельно рассуждает:
«„Штайнхоф“ означает сумасшествие. То есть я очень близка к тому, чтобы сойти с ума. Но ведь я ускользаю! Вы мне все время говорите, что я убегаю от моей девичьей роли. Получается, сойти с ума и девичья роль – это как бы одно и то же!»
Я подвожу ее к тому, чтобы принудительно внести здесь какой-то смысл, и использую известную мне страсть к соперничеству у пациентки, чтобы подстегнуть ее рвение на тот случай, если она столкнется с трудностями.
«Можно бы и представить здесь что-то!» – замечаю я.
Пациентка: «Может быть, играть девичью роль – это сумасшествие?»
Я: «Это могло бы быть ответом на вопрос. Но как должен звучать этот вопрос?»
Пациентка: «Вы вчера сказали мне, что я не должна бояться своей девичьей роли».
Я: «Следовательно, ответ направлен против меня, то есть соответственно нашим разговорам это борьба против мужчины, просто вы изменили ее методы. А что такое черный силуэт?»
Пациентка: «Может быть, смерть?»
Я: «Попробуйте теперь включить в этот контекст смерть».
Это удалось пациентке с трудом, хотя совершенно ясно, что она мотивирует свое бегство от женственности страхом смерти только для того, чтобы сгустить краски[306]. Связь сексуальности и смерти часто упоминается в философии и поэзии. У невротиков эта связь при анализе нередко обнаруживается в виде «сцепки», усиливающей аффект.
Смыслом сновидения оказывается готовность, понятная из фантазий пациентки и направленная теперь против врача: было бы безумием подчиниться какому-то мужчине, это все равно что умереть. Но она считает, что уже подчинилась, потому что начала спать в результате лечения. Итак, это сновидение восстает против того, что она стала спать, и ее пренебрежительное замечание о том, что теперь она хочет спать и днем и ночью – а это означает, опять же, ускользнуть от общества, где от нее требуется играть женскую роль, – продиктовано все той же тенденцией. Тем самым проявляется как на ладони невротическая установка пациентки: никакой мужчина не должен иметь возможность оказывать на нее влияние, и получается, что пациентка и во сне и наяву действовала так, как если бы знала о своей главной цели[307].
Эта принципиальная установка, тенденция к обесцениванию, сладострастное желание победы над мужчинами и невротическая предохранительная тенденция, угрожающая где-то на заднем плане ужасом смерти и безумия, также способствовали развитию невроза – посредством усиления защиты, превратившейся в самоцель. Из-за насильственного подавления своей женской роли пациентка становится неспособной к нормальной жизни и переходит на бесполезную, невротическую сторону жизни. Невротический способ апперцепции, который имеет в себе что-то от золотого голоса поэзии, волшебным образом создает «сцепку» между любовью, безумием и смертью. Насколько крепко это засело в голове у пациентки, видно уже по ее первому рассказу: молодой человек набросился на нее «как сумасшедший».
В предыстории невротичных мужчин часто обнаруживается, что они находились под влиянием какой-то сильной женщины – матери, гувернантки, сестры, которые хотя и находились в женской роли, но одновременно как бы играли и мужскую: «были наверху», и окружающие, порой выражая неодобрение по этому поводу, тем не менее признавали, что, в сущности, это мужчины, а не женщины. Это обстоятельство порой дополнительно усиливает неуверенность предрасположенного мальчика, который, уже осознавая половые различия, старается убедиться в своей мужественности. Такие дети «не справились» даже с матерью. Особый способ обезопасить себя в таких случаях – сексуальное любопытство, которое заставляет ребенка все снова и снова искать подтверждения своего полового превосходства путем «осмотра». Эта потребность гораздо больше приближена к мужской направляющей линии, чем одновременная потребность приобрести надежные исчерпывающие познания о женском теле в плане подготовки к будущему. Невротическая неуверенность, как предлог и обоснование страха перед женщиной, сохраняется и при вступлении в брак, так что часто можно слышать высказывания, будто само женское тело, факт девственности, легитимность детей и отцовство столь же загадочны, как и вообще женщина. Иногда у предрасположенных детей к удовлетворению при виде женского тела присоединяется тревожное ощущение опасности, как будто у мальчика возникает смутная мысль, что его дальнейшая жизнь, его победы и поражения зависят от того, как он разберется с сексуальными вопросами. При этом исходя из самой природы вещей ребенок может проводить свою «экспертизу» женского тела только в одной позиции – если женщина находится «над» ним. Как я неоднократно показывал, в фантазиях мужчины, боящегося женщины, это малозначительное обстоятельство тоже находит свое выражение в виде образного представления женского превосходства. Подобное пугающее детское переживание, оставившее после себя неизгладимый след, описывают Гангхофер[308] и Стендаль. Испытанный ужас был, скорее всего, защитой задетого мужского престижа, и эта возбуждающая сцена навсегда осталась образным напоминанием об осторожности в отношении власти женщины.
В тот момент, когда превосходство женщины представляется угрожающим, часто вступает в действие тенденция к обесцениванию, и человек начинает сравнивать мужские и женские достоинства и недостатки. В сновидениях и фантазиях, в шутках и в научных диспутах сплошь и рядом используются такие абстрактные образы для изображения низшего положения женщины, как утраченные члены и увеличенные полости. Один из моих пациентов, страдавший головокружениями, однажды, когда жена впервые устроила ему сцену, увидел следующий сон, в котором осуществляется унижение жены, взявшей над ним верх:
«Я вдруг увидел березовый ствол. В одном месте на нем, где отвалился сучок, был глазок с припухлостью вокруг него. У меня было такое ощущение, будто это женский половой орган».
И я, и другие авторы уже сообщали о похожих сновидениях. Мне кажется, их смысл – это образно понимаемый вопрос половых различий, на который до сих пор по-детски отвечают, что девочка – это мальчик, у которого утрачены признаки мужественности. Описанное выше сновидение вписывается в психическую ситуацию сновидца, придавая ей такой смысл: я мужчина, лишившийся мужественности, слабый и больной, которому грозит опасность «опуститься», упасть. Теперь пациент имеет операционный базис, он видится себе обделенным и переводит дух, чтобы вновь собраться с силами и получить перевес. А затем в состоянии бодрствования в качестве мужского протеста будут отмечаться властолюбие, вспышки гнева и акты неверности. Таким образом, в сновидении выразилась только отправная точка протеста – ощущение немужественности.
Я нередко слышал от нервных людей, что в моменты опасности или когда им угрожает поражение они ощущают как бы укорачивание и стягивание гениталий, иногда даже болезненное и настолько сильное, что это заставляет их немедленно завершить данную ситуацию[309]. Чаще всего это явление отмечается при боязни высоты, при страхе падения. Сокращение гениталий при купании почти
