Вильгельм Райх - Характероанализ. Техника и основные положения для обучающихся и практикующих аналитиков

Больной эмоциональной чумой не довольствуется пассивной позицией; он отличается от невротического характера в той или иной степени разрушающей жизнь социальной активностью; его мышление полностью затуманено иррациональными понятиями и, по существу, определяется лишь иррациональными эмоциями. Хотя его мышление находится в полном согласии с поведением, как и у генитального характера (в отличие от невротического, у которого мышление и поведение не совпадают), тем не менее мыслительный вывод больного чумой всегда предшествует мыслительному процессу. Мышление не служит тому, чтобы, как в рациональном мире, прийти к верному решению, напротив, оно стремится подтвердить и рационализировать имеющийся наготове иррациональный вывод; его обычно называют «предубеждением», но при этом упускают из виду, что предубеждение имеет значительные по своим масштабам пагубные социальные последствия; оно распространено повсеместно и характеризует чуть ли не все, что называют «традицией»; оно не толерантно, т. е. не терпит рационального мышления, которое могло бы лишить его почвы; поэтому мышление больного чумой недоступно аргументам; оно имеет свои собственные приемы в своем собственном мире, так сказать, собственную «последовательность», которая производит впечатление «логики»; поэтому оно кажется рациональным, не будучи рациональным в действительности.

Например, строгий авторитарный воспитатель вполне логично и справедливо ссылается на трудновоспитуемость детей; в этих узких рамках вывод кажется корректным; но если рационально мыслящий человек говорит, что трудновоспитуемость, на которую ссылается иррациональное мышление, сама является социальным последствием иррационального мышления в воспитании, то эти слова наталкиваются на блокаду мышления; именно в этом и проявляется иррациональный характер мышления больного эмоциональной чумой.

Другой пример: морализаторское подавление сексуальности создает вторичные влечения, а вторичные влечения делают необходимым морализаторское подавление; каждый вывод из этого отношения сам по себе логичен. Если же тому, кто отстаивает необходимость вытеснения, предлагают устранить вторичные влечения через освобождение естественного удовлетворения потребностей, то тогда хотя и пробивают броню мыслительной системы больного чумой, но он типичным образом на это реагирует не осмыслением и коррекцией, а иррациональными аргументами, молчанием или даже ненавистью; т. е. для него эмоционально важно, чтобы сохранились как вытеснение, так и вторичные влечения. Он испытывает страх перед естественными побуждениями. Этот страх действует как иррациональный мотив общей, логичной самой по себе мыслительной системы, и именно он побуждает больного эмоциональной чумой к опасным поступкам, если его социальной системе угрожает серьезная опасность.

У генитального характера мотив, цель и действие совпадают; цели и мотив рациональны, т. е. социально направлены, В соответствии со своей природной сущностью, т. е. в силу своего первично биологического обоснования, такие характеры стремятся к улучшению условий жизни своей и других людей; это то, что мы называем «социальной активностью».

У невротического характера дееспособность, как правило, обычно ограничена, так как мотивы лишены аффектов или противоречивы; поскольку у невротического характера его иррациональность обычно прочно вытеснена, он вынужден постоянно от нее защищаться; именно это и вызывает ограничение его дееспособности; он боится полностью развернуться в какой-либо деятельности, ибо никогда не бывает до конца уверен, что не прорвутся садистские или иные импульсы. Обычно он страдает от понимания заторможенности своей жизни, не испытывая зависти к здоровым людям; его отличает позиция: «Я был несчастен в жизни, но наши дети должны жить лучше, чем я». Эта позиция делает его сторонним наблюдателем, однако симпатизирующим и не препятствующим прогрессу.

У больного эмоциональной чумой мотивы поведения всегда декларируются; но провозглашаемый мотив никогда не совпадает с действительным независимо от того, осознан последний или остается бессознательным; точно так же не совпадают декларируемая цель и настоящая. Например, немецкий фашизм провозглашал целью «спасение и примирение немецкой нации», тогда как настоящей целью, причем обусловленной структурой характера, была империалистическая война, порабощение мира и ничего более. Главная особенность больного эмоциональной чумой заключается в том, что он всерьез и искренне верит в провозглашаемые мотивы и цели. Мне хочется подчеркнуть, что структуру характера больного эмоциональной чумой нельзя понять, если не принимать ее всерьез: больной эмоциональной чумой действует, испытывая на себе структурный гнет. Он по-прежнему способен хорошо мыслить, но не может вести себя иначе. Это поведение столь же соответствует его сути, как потребность в любви или стремление к правде генитальному характеру. Однако больной чумой страдает не от защиты своей субъективной убежденности, а от понимания того вреда, который он причиняет своим поведением. Отец, который из ненависти к своей жене, которая, скажем, была ему неверна, претендует на их общего ребенка, самым искренним образом убежден, что действует «в интересах ребенка». Но он оказывается совершенно недоступным какой-либо коррекции, если ребенок страдает или даже чахнет от разлуки с матерью. Отец, зараженный эмоциональной чумой, вторично найдет всевозможные обоснования, чтобы сохранить свое убеждение в том, что он «желает добра» ребенку, не допуская его к матери. Его нельзя убедить, что настоящим мотивом является садистское наказание матери. Больной эмоциональной чумой, в отличие от невротического характера, регулярно проявляет зависть, сочетающуюся со смертельной ненавистью ко всему здоровому. Невротическая по характеру старая дева живет смиренно и не вмешивается в любовную жизнь других девушек; больная эмоциональной чумой старая дева, напротив, не выносит счастья любви у других девушек. Если она воспитательница, то можно с уверенностью предсказать, что она сделает доверенных ей девушек неспособными к переживанию счастья любви; это относится к любой жизненной ситуации. Больной эмоциональной чумой при любых обстоятельствах и всеми средствами будет пытаться изменить свое окружение так, чтобы не нарушился его образ жизни и мыслей. Все, что ему противоречит, он воспринимает как провокацию и поэтому преследует с глубокой ненавистью; особенно отчетливо это можно увидеть у аскетов. Под тем или иным предлогом аскет постоянно выражает свою базисную позицию: «Другим не должно быть лучше, чем было мне, они должны страдать так же, как я».

В каждом случае эта базисная позиция настолько хорошо скрывается под логически упорядоченной идеологией или теорией жизни, что ее можно разгадать лишь благодаря большому жизненному опыту и работе ума. Как бы ни было неприятно, приходится здесь констатировать, что еще в начале столетия официальное европейское воспитание в значительной степени следовало этому образцу.

Половая жизнь генитального характера в сущности определена естественными основными законами биологической энергии; для него совершенно естественно испытывать радость от сопереживания счастью любви других людей, так же как оставаться равнодушным к перверсиям и испытывать отвращение к порнографии. Генитальный характер легко узнать по хорошему контакту, который он устанавливает со здоровыми маленькими детьми. Для его структуры естественно понимание того, что интересы детей и подростков в значительной степени носят сексуальный характер. Точно так же он исполняет или по меньшей мере стремится исполнять требования, вытекающие из этих биологических фактов и зачастую ограниченные препонами со стороны общества. Эта установка возникла спонтанно и не зависит от наличия соответствующих знаний. В нынешней социальной жизни именно таким матерям и отцам, если только случайно они не живут в благоприятной, поддерживающей среде, угрожает большая опасность того, что авторитарные институты станут рассматривать их как преступников и соответственно обходиться. Они же заслуживают прямо противоположного отношения – максимальной социальной защиты. Они образуют центры в обществе, из которых однажды выйдут рационально действующие воспитатели и врачи; основу их жизни и поведения составляет пережитое ими самими счастье любви. Однако родители, позволяющие своим детям жить по естественным, совершенно здоровым законам и проявлять свою сексуальность, рискуют быть обвиненными в аморальности (или «моральной развращенности») любым имеющим власть аскетом и потерять детей.