Каролин Эльячефф - ДОЧКИ-МАТЕРИ. Третий лишний?

Менее драматично, но так же нелегко дочь воспринимает мать, которая, по описанию Франсуазы Дольто, являет собой экстремальную картину регрессирующей старости, нуждающейся в неустанной опеке, так как человек страшится любых проявлений жизни, любого движения и любых эмоций, «будто такая жизнь означает только приближение конца». В таком состоянии мать все «драматизирует и предрекает несчастья самой себе и всем близким и стремится стать их главной заботой».

«Я не хотела, чтобы она вновь стала маленькой девочкой, она просто не имела на это «права», – вспоминает А. Эрно в романе «Женщина», посвященном ее матери, а в повести «Роза Галлика» К. Феллу, дочь, напротив, со смирением принимает деградацию матери в старости: «Она была моим двойником, моим постаревшим двойником, изношенным, изнуренным и невинным. Она также была моим ребенком. Я пыталась ее защитить». Словно эхом, на это чувство дочери позже откликнется мать: «Ты ведь и вправду моя мама, не так ли? – Каждому приходит свой черед».

Случается, что дочь с самого раннего детства выполняет материнскую функцию для своей матери: мы видели, до каких патологических форм могут дойти проявления некоторых «неполноценных матерей». Это может произойти гораздо позже, когда старая мать будет не в состоянии контролировать и заботиться о себе. Так, в романе «Баллада и Источник» Мэзи, покинутая в раннем детстве своей матерью, вновь встречается с ней в подростковом возрасте и находит ее в жалком состоянии. Мэзи вынуждена ухаживать за нею, прежде чем поместить в специализированное заведение из-за ее помешательства. «Это могло бы показаться забавным – раздевать собственную мать. До чего же она была немощная! С выпирающими тазовыми косточками и тощими, почти лишенными плоти бедрами. Жалкое зрелище. А ведь она была так хорошо сложена. Я расчесывала ее волосы. Когда-то они были густые, черные и такие длинные, что спускались ниже спины. Она очень гордилась ими. Теперь они стали серыми, редкими и ломкими, совсем безжизненными, как будто их уже несколько недель не касалась щетка для волос. Да и шея не отличалась чистотой». Более естественно, когда материнская старость (в том числе необратимые изменения и беспомощность, как и невозможность прежних отношений) заставляет взрослую дочь внутренне перестроиться. Но так трудно подготовиться к этому заранее (к слову, возможно ли это вообще?), хотя, конечно, дочь прекрасно знает, что однажды, как говорится, это «свалится ей на голову», постольку в ее сознании закреплено, что все заботы о родителях, а именно о матери, всегда ложатся на плечи дочери.

Элен Сиксу, молодая мать, которая своего сына с синдромом Дауна оставила на попечение матери («День, когда меня там не было») по-моему отмечает признаки ее старения: «Я уверила себя в том, что в нашей семье все женщины, когда стареют, обретают черты даунизма. Это придает им какую-то миловидность и это все больше заботит меня. Каждое лето, когда я навещаю мою мать, то замечаю, что она мало-помалу обретает это странное благодушие, которое так хорошо мне известно. Она становится все более и более отстраненной и иногда так и застывает в этом состоянии – как будто только проснулась, часов в десять утра скользит по мне невидящим взглядом немного сощуренных глаз. У меня мурашки бегут по спине, когда она смотрит сквозь меня, будто не видит. Во мне все напрягается, я чуть не скрежещу зубами, я плююсь, угрожаю, я почти кричу охрипшим голосом: «Мама, очнись!»

Когда мать стареет и становится пожилой женщиной, беспомощной, как младенец, это переворачивает поколенческие позиции и полностью разрушает их с дочерью привычные отношения, так как теперь мать полностью зависит от дочери, которой зачастую трудно вынести такие перемены. Этот опыт в прямом смысле потрясает. Да, совсем непросто видеть, как стареет твоя мать, особенно, когда она, как говорят, «некрасиво стареет» и вместо того, чтобы обрести безмятежность, лишь проявляет все свои недостатки в усиленной форме, и материнское старение не приносит изменений в отношения с дочерью. Иногда мать доходит до того, что старается не уступать ни в чем. Когда речь идет о трауре по ушедшим отношениям, а не об их разрыве, обе стороны обязательно должны идти на уступки. По крайней мере, матери должны принять эту неизбежность прежде, чем их тела ослабеют.

Если конечно им не выпадает счастливая старость, о которой мечтает каждая дочь для своей матери: «Эти пожилые, безмятежные, лучащиеся внутренним светом женщины, которые способны упростить все проблемы и прогнать тоску у всех, кто с ними общается, – неистощимый источник надежды и опыта. Несмотря на разрушающий интеллектуальные механизмы возраст, они самым естественным и бессознательным образом умеют сохранить мудрость сердца» (Франсуаза Дольто, «Женская сексуальность»).

Глава 29. Траур по матери

«Порой я думала, что ее смерть ничего для меня не значит», – пишет Анни Эрно в книге «Женщина», в которой она рассказывает, какие чувства вызывала у нее смерть матери. В любых амбивалентных отношениях и особенно в отношениях матери и дочери крайне редко бывает, чтобы дочь ни разу не задумалась о смерти матери. Это случается и в детстве, со свойственными ему бессознательными, а иногда даже сознательными пожеланиями смерти, и в подростковом, эдиповом возрасте, когда мать становится препятствием для устремлений дочери. Во взрослом состоянии эти мысли возникают, если дочь продолжает винить мать и возлагать на нее ответственность за все свои трудности, а также и намного позже, когда мать действительно приближается к смерти.

Случается, что отрицание подсознательного желания смерти своей матери настолько сильно, что реальная смерть вызывает у дочери настоящее потрясение, как свидетельствует Симона де Бовуар в книге, в которой она описывает смерть своей матери («Очень легкая смерть»): «Для меня моя мать всегда была живой и всерьез я никогда не думала, что однажды мне придется столкнуться с тем, что ее внезапно не станет. Ее кончина, как и ее рождение, должны были произойти в каком-то мифическом времени. Да, говорила я себе: она уже в том возрасте, когда люди умирают, но все это были пустые слова, как и большинство слов. В первый раз я заметила, что она – труп». Независимо от того, отторгаются ли эти мысли сразу же, или провоцируют дальнейшие размышления, пожелание смерти никогда не бывает четко осознанным, если только не случается какого-то из ряда вон выходящего события или ситуации. Только в исключительно редких случаях эти желания провоцируют переход к смертоносным действиям, даже если ненависть становится движущей силой в отношениях матери и дочери, и даже когда она по-настоящему взаимна[50]. А воображение – это не реальность.

Траур по матери отличается от траура по отцу или по любым другим членам семьи. Существует специфика в переживании скорби по матери, как, впрочем, существует специфика скорби из-за потери отца. Это отнюдь не означает, что траур одинаково переживается всеми дочерьми, но стоит задуматься: что именно теряет дочь, когда теряет мать? Вопрос тем более правомерный, что все дочери, в зависимости от возраста, по-разному переживают эту потерю.

Мы уже говорили по поводу неполноценных матерей, что ощущение детьми покинутости переживается как непоправимая утрата, даже когда потеря матери происходит в младенческом возрасте. Когда траур переживают в подростковом возрасте, это также слишком рано и вызывает иногда у дочерей странные отклонения, так как если дочь теряет мать, не успев стать взрослой, она одновременно утрачивает объект амбивалентной любви-ненависти и идентициональную поддержку, в которой все еще нуждается. Чтобы восполнить чувство вины, вызванное двойственным отношением к матери, дочь, скорее всего, будет идентифицировать себя с ее идеализированным образом, и наиболее патогенной и опасной, с точки зрения возможных последствий, является самоидентификация с покойной матерью.

«Итак, что произошло? Что с вами? – Ничего, – отвечала она, – только моя мама умерла». Этот странный ответ дает юная Элис в романе Вики Баум «Будущие звезды». Вопрос задал учитель пения, который встретил ее одиноко блуждающей в парке после того, как она только что узнала о смерти матери, скончавшейся после длительной агонии. Отец Элис, скульптор, практически отсутствует в ее жизни, так как все время работает, почти не выходя из своей мастерской. У единственной подруги – связь с ее преподавателем пения, в которого обе влюблены. Покинутая всеми, она остается один на один со своим горем, которое ей не с кем разделить: «Мама умерла, и даже слез нет, все остальное – полная ерунда по сравнению с ее смертью... Она приняла морфий и ушла из жизни, одинокая и печальная. Ей было всего семнадцать лет». Не выдержав груза этого одиночества, девушка совершила самоубийство – ввела себе смертельную дозу морфия прямо в ложе театра, где присутствовала на опере «Тристан», в которой поют ее возлюбленный и подруга – соперница. Конечно, страдания, которые ей принесла любовь, и отказ от карьеры певицы из-за недостаточно сильного голоса по большей части объясняют причины такого решения – уйти из жизни. Но когда вам всего семнадцать лет, потеря матери может стать для вас главным событием в жизни, и тогда справиться с противоречиями кажется невозможным, а искушение последовать за нею на тот свет становится слишком сильным. Все это приводит к смерти одинокую девушку, у которой просто не осталось сил и желания жить.