Александр Нилл - Саммерхилл - воспитание свободой
Часто я слышу, как врачи и другие специалисты говорят: «Я посылаю своих мальчиков в дорогую частную школу, чтобы они приобрели хорошую речь и познакомились с людьми, которые могут потом оказаться им полезными». Родители как само собой разумеющееся принимают, что наши социальные ценности из поколения в поколение будут сохраняться в неизменном виде. Бояться будущего вполне обычно для родителей.
Если в семье поддерживается строгая родительская власть, то детей, как правило, стараются отдавать в школы со строгой дисциплиной. Строгая школа сохраняет традицию унижения ребенка, ее идеал — тихий, уважительный, кастрированный ученик. Кроме того, школа обращается исключительно к разуму ребенка. Школа ограничивает его эмоциональную жизнь, творческие стремления. Школа тренирует его в послушании любым диктаторам и начальникам. Страх, возникший еще в детской, усиливается строгими учителями, чьи требования твердой дисциплины объясняются их собственными стремлениями к власти. Средний родитель видит только внешнюю сторону и радуется тому, как успешно обучают его дорогого сына: ребенок в школьной форме, у него превосходные манеры, он увлекается футболом и т. п. Трагично наблюдать, как юная жизнь кладется на допотопный алтарь так называемого образования. Суровая школа требует только подчинения — и напуганный родитель удовлетворен.
Как всякая эгоцентричная власть, эго учителя стремится привлечь ребенка к себе. Только представьте себе, что за оловянный божок этот учитель. Он — центр мироздания. Он приказывает, и ему подчиняются. Он вершит справедливость. Он говорит почти все время один.
В свободной школе все, связанное с властью, уничтожено. В Саммерхилле учительское эго не имеет ни одного шанса покрасоваться. Оно не может состязаться с более явным эгоизмом детей, так что вместо того, чтобы почитать, дети часто называют меня дураком или глупым ослом. В общем-то, это ласкательные слова. В свободной школе единственно важной становится стихия любви. Слова, которые при этом используются, второстепенны.
Мальчик приезжает в Саммерхилл из более или менее строгой и тревожной семьи. Здесь ему предоставляется свобода делать все, что он пожелает. Его никто не оговаривает, никто не напоминает ему о манерах, никто не требует, чтобы его видели, но чтобы слышно его не было. Школа, естественно, оказывается раем для мальчика, потому что для мальчика рай — место, где он вполне может выразить свое эго. Его восторг от свободы выражать себя довольно скоро связывается со мной. Я — человек, который предоставил ему свободу. Я — такой папа, каким его папе следовало бы быть. В действительности мальчик не любит меня, ребенок вообще никого не любит, он хочет, чтобы любили его. Его невысказанная мысль такова: «Я здесь счастлив, старик Нилл — очень славный малый, он никогда не лезет к тебе и все такое. Он, должно быть, очень любит меня, иначе давно поставил бы меня на место».
Приходят каникулы. Мальчик отправляется домой. Дома он берет отцовский фонарь и, уж конечно, оставляет его на пианино. Отец недоволен. Мальчик понимает, что дом — несвободное место. Один мальчик часто говорил мне: «Мои родители, знаешь, они не современные. Я дома не свободен так, как здесь. Когда я вернусь домой, я научу папу и маму». Полагаю, что он выполнил свою угрозу, потому что его перевели в другую школу.
Многие из моих учеников тяжело страдают от общения с родственниками. В данный момент я испытываю сильное желание крепко поговорить со следующими родственниками моих учеников: двумя дедами (религиозными), четырьмя тетками (религиозными и к тому же ханжами), двумя дядьями (не религиозными, но моралистами). Я строго наказал родителям одного мальчика, чтобы они не пускали его к дедушке, который обожает разглагольствовать об адском пламени. Но они ответили, что для них совершенно невозможно сделать такой решительный шаг. Бедный мальчик!
В свободной школе дети находятся в безопасности от родственников. Сейчас я их просто не пускаю. Два года назад приехал дядя одного из мальчиков и взял девятилетнего племянника на прогулку. Мальчик вернулся и начал бросаться хлебом в столовой.
Прогулка, похоже, огорчила тебя, — заметил я. — О чем говорил твой дядя?
А-а, — ответил он сразу, — он все время говорил о Боге, о Боге и Библии.
Он случайно не цитировал отрывок о разбрасывании хлеба по водам? — спросил я.
Паренек начал смеяться и, конечно, сразу перестал бросаться хлебом. Если этот дядя еще раз сюда заявится, ему скажут, что племянника сейчас нет.
В целом, однако, мне не приходится жаловаться на родителей моих учеников. Мы прекрасно ладим друг с другом. В большинстве своем они со мной до конца. Один или двое временами сомневаются, но продолжают верить. Я всегда откровенно рассказываю родителям о своих методах. И непременно добавляю, что они должны либо принять их, либо выйти из игры. Те, кто единодушен со мной во всем, не имеют поводов для ревности. Дети чувствуют себя дома так же свободно, как и в школе, они любят ездить домой.
Ученики, чьи родители не вполне верят в Саммерхилл, не любят ездить домой на каникулы. Родители требуют от них слишком многого, не понимая, что восьмилетнему ребеноку интересен только он сам. У него нет социальной ответственности, нет и настоящего представления о долге. В Саммерхилле он изживает свой эгоизм и со временем избавится от него, постоянно его проявляя. И однажды он станет настоящим членом общества, потому что уважение к правам и мнению других преобразует его эгоизм.
Для ребенка разногласие между школой и семьей — катастрофа. У него возникает конфликт: кто же прав, семья или школа? Для роста и счастья ребенка чрезвычайно существенно, чтобы семья и школа имели одну цель, согласованную точку зрения.
Одна из главных причин разногласий между родителем и учителем, как я полагаю, — ревность. Пятнадцатилетняя ученица рассказывала мне: «Если я хочу, чтобы папа заорал как резаный, мне достаточно сказать: «Мистер Нилл говорит то-то и то-то». Тревожные родители часто завидуют любому учителю, которого любит их ребенок. Это естественно. В конце концов дети — это имущество, собственность, часть родительского Я. Что касается учителя, то он тоже земной человек. Многие учителя не имеют собственных детей и поэтому бессознательно как бы усыновляют учеников. Они стремятся увести детей у родителей, не понимая, однако, что делают.
Совершенно необходимо, чтобы учитель время от времени проходил курс психоанализа. Анализ не есть панацея от всех болезней, у него ограниченные возможности, но он расчищает почву. Я думаю, что основная заслуга анализа в том, что он помогает человеку лучше понимать других, делает его милосерднее. Одной этой причины достаточно, чтобы рекомендовать анализ учителям, потому что в конечном счете их работа состоит в понимании других. Учитель, прошедший анализ, легко посмотрит в лицо собственному отношению к детям и, поняв, сможет его улучшить.
Если семья порождает страхи и конфликты, это плохая семья. Ребенок, которого беспокойные родители слишком быстро подталкивают вперед, скорее всего, запротестует. Бессознательно он станет действовать так, чтобы родителям это не удалось. А ребенок, которого не воспитывали в атмосфере, свободной от тревог и конфликтов, будет встречать жизнь как приключение.
Родительское понимание
Понимать значит быть свободным от предрассудков и от инфантилизма, вернее, свободным настолько, насколько это вообще возможно, потому что кто же может освободиться от условных рефлексов, приобретенных в раннем детстве? Понимание предполагает проникновение в глубинную сущность вещей, умение не обращать внимания на внешнее. Родителям это трудно из-за сильной эмоциональной причастности. Какой ужас! Что я натворил с моими детьми! Этот вопль доходит до меня из гор писем. Учитель, не связанный такой сильной эмоциональной привязанностью к своим ученикам, имеет гораздо большую вероятность сохранять понимание, ведя ребенка к свободе.
Сколько раз приходилось мне писать отцам, что их сыновья не будут иметь ни единого шанса решить собственные проблемы, если отец не изменит некоторые свои подходы. Например, я указывал, что, если Томми свободно курит в Саммерхилле, а дома его за курение бьют, это совершенно недопустимая ситуация. Вместо курения можете подставить купание, умывание, отлынивание от занятий, сквернословие и т. д.
Никогда в жизни я не настраивал ребенка против семьи. Эту работу делала свобода и, конечно, сама семья, не понимающая, что происходит. Семья просто оказывалась не способной принять вызов, не могла понять результаты свободного воспитания. Хочу на нескольких примерах продемонстрировать неправильный стиль взаимоотношений между родителем и ребенком. Дети, о которых я собираюсь писать, ни в коей мере не являются ненормальными, они просто жертвы среды, в которой не было понимания подлинных нужд ребенка.
