Эрик Кандель - Век самопознания. Поиски бессознательного в искусстве и науке с начала XX века до наших дней
Рис. 21–3.
Затем Леду изучил путь, по которому информация о звуковом сигнале достигает миндалевидного тела – центра управления страхом, и обнаружил, что слуховая информация может попадать в миндалевидное тело двумя путями. Первый – прямой. Он начинается в таламусе и ведет непосредственно в миндалевидное тело, где слуховая информация совмещается с осязательной информацией о болевых ощущениях, также поступающей в миндалевидное тело непосредственно из таламуса. Этот путь служит для бессознательной обработки сенсорных данных и автоматического связывания сенсорных аспектов того или иного события. Этот путь быстрый и довольно негибкий. Информация поступает из таламуса в миндалевидное тело с минимальной обработкой. Затем миндалевидное тело посылает информацию в гипоталамус, управляющий физиологическими реакциями на эмоциональные стимулы и, по-видимому, кодирующий бессознательные аспекты эмоций в виде определенных конфигураций нейронной активности. Гипоталамус, в свою очередь, передает информацию о физиологических реакциях в кору больших полушарий.
Второй путь, ведущий из таламуса в миндалевидное тело, непрямой. Он действует параллельно первому. На самом деле состоящий из многих проводящих путей, он посылает информацию из таламуса по системе областей в коре, в том числе получающих сведения о физиологических реакциях и других аспектах среды. По непрямому пути информация поступает в миндалевидное тело медленнее и может некоторое время идти и после того, как звуковой сигнал затихает, а электрический ток прекращается. Непрямой путь в состоянии участвовать в сознательной обработке информации. Леду утверждает, что два указанных пути обеспечивают две составляющих “эмоционально ощущаемого объекта” (по Джемсу): незамедлительную бессознательную реакцию и замедленное сознательное осмысление.
Активируя прямой путь, ведущий в миндалевидное тело и гипоталамус, условный стимул (например звук, который в прошлом предвещал удар током) способен заставлять сердце колотиться, а ладони вспотеть еще до того, как мы осознаем (через активацию непрямого пути), что за звук только что услышали. Таким образом, миндалевидное тело может быть задействовано и в машинальных (инстинктивных), и в сознательных (когнитивных) компонентах эмоциональных состояний.
Работа прямого и непрямого путей может составлять физиологический механизм явления, описываемого теорией Джемса – Ланге. Согласно ей сознательные чувства, обеспечиваемые корой, возникают в ответ на тот или иной стимул после, а не до физиологической реакции, вызываемой этим стимулом. Вначале миндалевидное тело быстро, машинально и бессознательно оценивает эмоциональное значение стимула и запускает соответствующие управляемые им же физиологические реакции. Затем гипоталамус и автономная нервная система осуществляют эти реакции, рассылая по телу “инструкции”. В таких реакциях задействованы не только структуры мозга, но и потеющие ладони, напряженные мышцы, колотящееся сердце. Сами еще не осознавая, мы можем испытывать острое чувство страха.
Связью миндалевидного тела со зрительной и другими сенсорными системами, вероятно, обеспечивается замечательная способность нашего мозга преобразовывать биологически значимый зрительный стимул (например опасное животное) в сознательную эмоциональную реакцию. Исследование миндалевидного тела и его двусторонних связей с островком, соединенным, в свою очередь, со средней частью таламуса (она задействована в обработке эмоциональной информации, например о болевых или эротических стимулах), наконец позволило ученым проникнуть в глубины психики. Они смогли приступить к изучению связи сознательных и бессознательных ощущений – Святого Грааля психоаналитических теорий Фрейда.
Как эта связь может участвовать в восприятии портретов Кокошки или Шиле? Наша первоначальная реакция на их портреты машинальна, подобно реакции на опасное животное. Утрированные черты лица и тела или выразительные цвета и текстура вызывают у нас активацию миндалевидного тела через довольно прямые проводящие пути, сходные с теми, через которые в экспериментах Леду активировалось миндалевидное тело крыс в ответ на удар током. Эти особенности картин австрийских модернистов действуют подобно удару током. Дальнейшие наши реакции включают обработку и совмещение остальных деталей картины (а также сенсорных особенностей контекста, в котором мы ее рассматриваем) с нашей первоначальной реакцией. Эти процессы осуществляются преимущественно через непрямые проводящие пути. В результате встреча с картиной Кокошки или Шиле становится ярким эмоциональным опытом.
Отмеченный Джемсом переход от “просто воспринимаемого объекта” к “эмоционально ощущаемому объекту” происходит незамедлительно, и эти портреты с самого начала не просто воспринимаются, но и ощущаются эмоционально. Мы испытываем нечто подобное тому, что ощущаем при виде опасного животного, появление которого одновременно воспринимаем и чувствуем.
Описанный нейронный механизм отвечает за переход от просто воспринимаемого объекта к сознательно испытываемым эмоциям. Ключевую роль в эмоциональной системе мозга играет миндалевидное тело, необходимое для научения эмоциональной значимости различных стимулов посредством опыта; распознавания значимости таких стимулов при новых встречах с ними; координации обеспечиваемых автономной нервной и эндокринной системами физиологических реакций, соответствующих эмоциональной значимости стимула, а также (на это первым обратил внимание Фрейд) калибровки влияния эмоций на другие когнитивные функции: восприятие, мышление и принятие решений.
Миндалевидное тело тесно связано не только с основными сенсорными отделами коры (зрительными, обонятельными, осязательными и слуховыми), но также с гипоталамусом и автономной нервной системой. Кроме того, оно связано с островком, осуществляющим сознательное восприятие физиологических реакций тела, и с когнитивными структурами, например с префронтальной корой и проводящим путем “что” зрительной системы. Короче говоря, миндалевидное тело может взаимодействовать почти со всеми отделами мозга, имеющими дело с эмоциями. Учитывая обширность этой сети, Пол Уэйлен из Висконсинского университета, Элизабет Фелпс из Нью-Йоркского университета и Рэй Долан с коллегами из Университетского колледжа Лондона предположили, что основная функция миндалевидного тела состоит в координации реакций перечисленных систем на эмоциональные стимулы, включении соответствующих каждой эмоции сетей и выключении несоответствующих.
Согласно этим представлениям, миндалевидное тело управляет всем эмоциональным опытом, положительным и отрицательным, заставляя нас концентрироваться на эмоционально значимых стимулах. Дэниел Солзман и Стефано Фузи из Колумбийского университета высказали еще одно предположение: миндалевидное тело определяет и валентность эмоций (от позитивного стремления до негативного избегания), и их силу (степень возбуждения). С этой идеей согласуются результаты экспериментов Элизабет Фелпс с использованием нейровизуализации: миндалевидное тело по-разному реагирует на разные мимические выражения. Особенно чувствительно в этом отношении миндалевидное тело левого полушария, реагирующее повышением активности на испуганное выражение лица, а понижением – на радостное.
Сведения о роли миндалевидного тела в эмоциях получены также в ходе исследований пациентов, страдающих болезнью Урбаха – Вите, при которой наблюдается дегенерация этой структуры. Если миндалевидное тело дегенерирует уже в раннем возрасте, человек не научается распознавать мимические выражения. Такие пациенты обычно излишне доверчивы, возможно, в связи с их неспособностью замечать признаки страха, и плохо разбираются в эмоциональных состояниях других. Тем не менее у таких пациентов не нарушены ни проводящие пути зрительной системы, ни зоны распознавания лиц, что позволяет им адекватно реагировать на сложные зрительные стимулы, в том числе на лица. Они умеют идентифицировать знакомых людей и по фотографиям. Таким образом, у них повреждена не система распознавания лиц, а именно система обработки эмоциональных сигналов, связанных с лицами.
Ральф Адольфс, Антонью Дамазью и их коллеги работали с одним пациентом, страдающим болезнью Урбаха – Вите. Ученые установили, что неумение этого человека распознавать проявления некоторых эмоций связано не с неспособностью испытывать эмоции, а с неспособностью разбираться в выражениях глаз – самого информативного признака страха. Причина же этой неспособности состояла лишь в том, что пациент (как и другие люди, страдающие этой болезнью) не концентрировал внимание на глазах других людей. Для передачи проявлений радости, напротив, рот нередко важнее глаз. Возможно, поэтому люди, страдающие болезнью Урбаха – Вите, лучше различают проявления положительных эмоций, чем страха.
