Александр Казакевич - Самоучитель мудрости, или Учебник для тех, кто любит учиться, но не любит, когда его учат
Особенно много нелепостей можно прочесть в школьных сочинениях. Вот уж где раздолье всякого рода и вида нелепостям!
«Трудно было разобраться, где в его словах ложь, а где — вранье».
«Мне приходили в голову разные мысли, но лучшие остановились на банке земляничного варенья».
«Один овец поднял голову и хотел что-то сказать».
«Однажды мудрый Диоген вернулся к своей бочке, а ее нет! После этого он стал еще мудрее».
«Подумав, ноги Чацкого направились к Софье».
«Кобра — это змея, для которой укус человека смертелен».
«Тарас сел на коня, конь согнулся, а потом засмеялся».
«Трава щипалась лошадями».
«Если наш товарищ будет тонуть, мы ему поможем».
«Сочинение. Моя любимая учительница. У меня нет любимой учительницы. Я их всех терпеть не могу».
«Ленский вышел на дуэль в панталонах. Они разошлись, и раздался выстрел».
«Мысли, как назло, не хотели думать».
«Он сел на коня и сунул ногу в ту штуку, которая висит сбоку».
«Сокол, сокол, ты летаешь, / Ты летаешь до небес. / И, летая, прославляешь / Мать твою — КПСС».
«Вольно дышат люди в нашей стране. Взять хотя бы меня».
«Человек в маске распахнул дверцу кареты, в которой сидела Маша Троекурова, и сказал: «Руки вверх! Я — Котовский!»
«По полю скакали дворяне и собаки».
«Самое страшное в жизни — загрызение совести», — думал Андрей Болконский».
«Северный океан очень ледовитый».
На приеме «нелепость» строятся многие так называемые гэги (моменты в комедийных фильмах, спектаклях, публичных речах, где зритель или слушатель непременно должны улыбнуться или рассмеяться). Однако «нелепости» случаются иногда и совсем в неожиданных местах, не предусмотренных ни сценарием, ни самими исполнителями. Известный российский тележурналист Андрей Караулов однажды в интервью журналу «Вокруг смеха» поведал следующую театральную байку:
«В 1928 году отмечалось 30-летие одного замечательного театра. Давали пьесу современного автора, но одному великому артисту (назовем его Иван Михайлович) роли в ней не нашлось. И тогда роль сочинили специально.
Великий артист выходил в дачной пижаме и где-то у задника читал газету. А на его фоне герой и героиня объяснялись друг другу в любви, причем что-то у них не получалось: то ли он не хотел, то ли она.
А потом, пробормотав: «Что-то сегодня жарко.», народный уходил купаться в «озеро», то есть спускался по лестнице в специально открытый на сцене люк.
И вот премьера. Актер «загорает». Герой стоит на коленях перед героиней. И вдруг на сцену вышел огромный сибирский кот Васька, ничуть не смутился, узнал человека в дачной пижаме и стал радостно тереться об его ногу. А Иван Михайлович очень любил животных. Он тут же взял кота на руки.
Помощник режиссера шепчет: «Иван Михайлович, уберите животное!» — понимая, что Иван Михайлович, которому совершенно нечего делать на сцене, просто отнесет его за кулисы. Но такая простая мысль ему в голову не пришла.
«Интересно, куда я его дену, — подумал народный артист СССР, — я ж в образе.» Вдруг его осенило. Он взял кота за шиворот и посмотрел на «озеро»: «Метра три — долетит», — и точным броском кинул кота «купаться».
Зал замер. Герой на коленях тоже замер. Спектакль остановился.
Ну а в «озере» стоял некий дядя Вася, рабочий сцены, который держал лестницу, чтобы Иван Михайлович спустился вниз. Кот опустился дяде Васе в аккурат на физиономию и мертвой хваткой вцепился в него когтями…
Артисты слышали мат всякий. Но тот, который донесся из «озера», поразил весь зрительный зал. Отругавшись, дядя Вася отодрал кота от лица и, уже не владея собой, выкинул его обратно на сцену, причем с такой силой, что тот, сердечный, улетел аж в пятый ряд партера на ноги дамы из Наркомпроса.
В зале — истерика.
Из-за кулис сдавленно шипели: «Иван Михайлович, уйдите со сцены!» Тот и сам понимал, что играть дальше невозможно, пьесазакончилась. Он сконфуженно встал: «Да-а, что-то жарко сегодня…» — и мелкими шажками бросился к «озеру». А рабочий дядя Вася, рассердившись, что кто-то так подшутил над ним, ушел лечиться в медпункт и забрал с собой лестницу. Иван Михайлович уже как бы нырнул, но успел зацепиться за край люка одной рукой. «Прыгайте! — шепчут ему, — прыгайте!» — «Не могу-у, товарищи! — завопил тот. — Лестницы нет!»
Тут с визгом закрылся занавес».
Мнимая наивностьВ качестве наглядного примера воспользуемся историческим анекдотом. Французский герцог Ришелье во время долгого совещания по каким-то военным вопросам в Версале получил записку от одной близкой ему молодой особы. В записке значилось: «Милостивый государь! Сегодня я должна уплатить моей модистке долг по векселю, о котором по моей вечной рассеянности, вызванной всецелым вниманием к вам, я совершенно забыла. Буду искренне вам признательна, если вы пришлете мне 200 луидоров». Но самое впечатляющее находилось ниже, в постскриптуме: «Мне очень совестно, что я оторвала вас от дел, и я решила не беспокоить вас моим посланием и порвать эту записку, но быстроногая моя горничная успела уже упорхнуть в Версаль, а возвратить ее просто не было возможно».
Прием «мнимой наивности» также не нуждается в пояснении. Особенно часто этот прием используется в еврейских анекдотах и анекдотах о Ходже Насреддине.
Сидел Насреддин Афанди у ворот и с аппетитом уплетал жареную курицу. Подошел сосед и попросил:
— Послушайте, Афанди, у вас очень вкусная курица, дайте и мне кусочек.
— Не могу! — ответил Афанди. — Я бы дал с большим удовольствием, да курица-то не моя, а моей жены.
— Но сами-то вы, вижу, едите!
— Что же мне делать, — отвечает Афанди, — если жена велела мне ее съесть.
Из еврейского фольклора. Ибрагим Зильберштейн, богатый купец, пригласил всех своих друзей на прием по случаю празднования двадцатипятилетия своего брака. В его пригласительной карточке было написано: «Подарки тех гостей, которые не смогут навестить нас в этот раз, будут возвращены».
Один из его клиентов, Захария, после получения приглашения заимствует из еврейского магазина роскошный серебряный подсвечник и говорит своей жене Эстер: «У меня грандиозная идея, дорогая! Мы пошлем этот подсвечник Зильберштейнам, но мы не навестим их, и это не будет нам ничего стоить, так как они вернут его нам назад!» Захария посылает подсвечник и терпеливо ждет возврата подарка. Одна неделя проходит, затем вторая, затем третья: ни намека на подсвечник. Очень нервничая, Захария в конце концов решает лично сходить к Зильберштейнам.
Зильберштейн тепло приветствует своего благородного друга: «Ах, в конце концов ты пришел! Я знал, что ты придешь. Только этим утром я говорил моей дорогой жене Ребекке: «Если мой старый друг Захария не придет сегодня, как это ни печально, завтра нам придется отправить его подсвечник обратно!»
Исторический факт. В некоей африканской стране в начале 60-х годов прошлого века случилось ЧП международного масштаба: местные жители скушали посла ФРГ, забравшегося слишком далеко на охоту. На протест немецкого правительства африканские руководители ответили: «Мы не возражаем. Можете съесть нашего».
Курьезный факт из биографии композитора Иоганна Штрауса. Когда Иоганн Штраус женился на хорошенькой и молодой актрисе, то взял с нее слово, что если он умрет раньше ее, то она тотчас же последует за ним в могилу. Молодая жена смело приняла присягу, сообразив, что нарушить ее не будет трудно после смерти композитора.
Через некоторое время госпожа Штраус, роясь в письменном столе своего мужа, нашла конверт с надписью «Мое завещание». Она его вскрыла и с удивлением прочла, что И. Штраус завещает все свое состояние на учреждение музыкальных школ. Разгневанная женщина не выдержала и обратилась к супругу с упреком:
— Разве так можно? Ты про меня совсем позабыл. Разве я тебе не жена?
Штраус ответил:
— К чему тебе мое состояние? Разве ты не приняла присяги, что застрелишься у моего гроба?
Красавица сперва растерялась, а потом нашлась:
— А если бы я промахнулась, что бы я делала без денег?
КонтрастПрием построен на резкой смене настроения, поведения, стиля, обстоятельств и пр. Муж кричит жене из ванной комнаты:
— О, жизнь моя! Подай мне полотенце!
Факт из биографии писателя и драматурга Бернарда Шоу. В свое время Шоу был активным участником «Просветительского общества», целью которого было «нести свет знаний в народ». Однажды секретарь местного отделения «Просветительского общества», насчитывающего всего 35 членов, попросил в письме к Бернарду Шоу приехать к ним в городок и прочитать лекцию. Драматург ответил: «Как вы можете просить такого великого человека, как я, читать лекцию такой маленькой группе, как ваша?» — и далее в том же высокомерном духе. А в конце, в постскриптуме, добавил: «Встречайте в среду, шестичасовым поездом пополудни».
