Кабинет психотерапевта - Сесиль Лётц
Море боли
Осень. Пятый год лечения. Несколько месяцев Том борется с перепадами настроения. То он несколько дней почти одержимый, гиперактивный, при этом сверх меры самонадеянный, как будто ни от кого и ни от чего больше не зависит, избавился от всех человеческих забот, мечтает открыть ресторан где-нибудь в Альпах. Затем снова — и так бывает чаще — он глубоко подавленный, уязвимый, заторможенный, как в полусне, практически в фазе психического кризиса. Даже физически он выглядит истощенным, кожа на лице вялая и бледная. В это время Том рассказывает сон. Это впервые что-то вроде связной истории.
Тому снится, что он живет в бразильской фавеле[10], в жестяной хижине, недалеко от особняка наркобарона. Он член молодежной банды, которая ходит по городу и грабит дома, чтобы добыть драгоценности для босса. Но в своей хижине из гофрированного металла Том хранит секрет: он нашел на пляже голого землекопа, почти слепую пещерную крысу, которую он теперь воспитывает. Голый землекоп жутко некрасивый и совершенно беспомощный, не может даже сам повернуться, но Том заботится о нем и любит, как никого другого на свете. Остальные не должны об этом знать.
Во сне члены банды частенько навещают Тома, и он в паническом страхе прячет животное. Чтобы защитить его, приходится поступать жестоко, например лихорадочно запихивать землекопа в выдвижной ящик тумбы. Но однажды к нему в хижину заглядывает группа молодых людей и обнаруживает питомца.
Вся группа издевательски смеется над животным, Том же делает вид, что не имеет никакого отношения к нему, будто оно просто случайно заползло в его дом. Он не признаётся, что это его питомец, чтобы его не осмеяли. Группа мучит голого землекопа из садистского удовольствия, пока все вместе они не решают отвезти животное на пляж, где Том должен утопить его в океане собственными руками, ради смеха. Том заталкивает любимое животное под воду, пока оно не погибает. При этом он притворяется, что это доставляет ему удовольствие, громко смеется, пока внутри все разрывается от боли.
Во сне с ним случается паническая атака. Проснувшись, он все еще ощущает в руках дрожь животного. В ту ночь он так и не смог заснуть. Сон оставил неприятный осадок на весь день. Видение Тома потрясло меня и в то же время глубоко тронуло. Он сам убивает в себе то, что он, собственно, так любит, чтобы не показаться другим слабым, ведь быть слабым — значит погибнуть. Он вынужденно насмешлив и снисходителен, смех должен заглушить его боль от того, что он делает с собой и со всеми, кого любит. Голый землекоп — это вовсе не супергерой, отнюдь не грациозное для нарцисса существо, а символ чего-то глубоко уязвимого, нуждающегося в близости и надежном укрытии. Именно поэтому он так близок душе Тома.
Я говорю:
— Голый землекоп — это вы.
— Очередной Лизун? Жалкое существо. Слепой, без меха, без ничего… какое-то чудное.
— Возможно, иная версия Лизуна, — предлагаю я. — Но вот что примечательно в вашем сне: вы любите этого голого землекопа всем сердцем, хотя он такой уязвимый и отнюдь не великолепный.
Это животное не ассоциируется с разрушительными силами, оно, пусть во сне, представляет большую ценность, чем бриллианты наркобарона.
Том задумчиво молчит. Однажды в школе он читал в учебнике по биологии о голых землекопах: что они плотно прижимаются друг к другу под землей, чтобы согреться. Тогда ему показалось это отвратительным.
— Потому что это очень похоже на вас.
Том хмыкает и замолкает. Сновидение повторяется снова и снова в различных вариациях, декорации меняются, иногда сюжет становится запутанным, фрагментарным, порой выглядит как связная история, но всегда с трагическим концом. Во сне он выставляет зверька из дома, выпускает в море, зная, что он там не выживет. Всякий раз Том «предает себя» во сне.
Я как-то говорю:
— Вы подавляете в себе все нуждающееся в любви… но нельзя забывать почему: вы пытаетесь выжить в забытом Богом и опасном квартале. Нужно сделать все, чтобы не быть уничтоженным. Судя по всему, вы видите мир таким с раннего возраста.
Также на ум приходит нищета в семье Тома. Угроза быть стертым с лица земли, возможно, также имеет свою подоплеку: война и изгнание, преступления и жертвы. Стереть с лица земли якобы слабых, тех, кто, по словам Тома, «беспомощны и некрасивы», издевательски и беспощадно ликвидировать — не отражаются ли в этом и события истории XX века? Бразилия во сне, безусловно, подменяет Германию, — а может, и его семью? Том мало знает о своей семье и не может ответить на мои вопросы. Я же могу только гадать, были ли в его семье преступники, имеет ли логика насилия историческое ядро. Или в семью Тома вписана история переживания жертвы с ее фатальной психологией? «Я не должен быть слабым, потому что слабость — удел жертв»?
Психоаналитики, к которым в послевоенное время на терапию приходили потомки преступников и жертв фашизма, часто сообщали, что страшные картины пациентов обычно имели историческую связь с реальным опытом, безумием и разрушениями, горами трупов.
Страх исчезновения можно рассматривать и с социальной точки зрения: быть ничем, ничего не иметь. Семья матери после выселения утратила не только родину, но и социальный статус. Социальное падение означает глубокую обиду, чувство, которое нельзя вылечить с помощью денег и ничем не компенсировать. Безобразность, возможно, указывает на то, что переживание нежеланности передается из поколения в поколение, и из этого вытекает злость, которая управляет душой Тома.
Семья Тома, особенно мать, не фаталисты и не принимают свою судьбу, а прилагают чудовищные усилия, чтобы вырваться из нищеты и стыда, добиться чего-то, вознестись, заплатив за это насилием над собственным «я». История семьи повторяется внутри Тома, как трагедия души, и он передает свою роль следующему поколению — своей дочери.
— Уверен, сейчас вы снова сошлетесь на мое детство, — говорит Том.
— А вы не видите ничего общего? — спрашиваю я.
Том задумчиво отвечает:
— Да, да, в этом что-то есть.
— Как насчет банды в вашем сне, к которой вы примкнули? Кто хочет выжить, должен быть беспощадным.
— А что еще делать? Здесь, у вас в кабинете, чувства имеют значение. Но там, в мире, такого нет: если ты слаб, тебя подомнут под себя. Я знаю, каково это — быть раздавленным! Вы не сможете убедить меня, что в мире всё иначе!
— Говорит банда, — подхватываю я. — Поэтому надо убить голого землекопа, которого мы
