Коллектив авторов - Консерватизм и развитие. Основы общественного согласия
Наконец, главная черта, роднящая советский строй с консерватизмом – это традиционализм, или «охранительство»: сопротивление переменам, диктуемое «эгоизмом элиты», желанием сохранить свое привилегированное положение (Капустин, 2000).
В результате 70-летнего коммунистического правления Россия и, в частности, российский консерватизм оказались в уникальной ситуации. Многие исторические этапы своего развития, в том числе модернизацию в классическом ее понимании – переходе от аграрного общества к индустриальному, – Россия проходила без участия консерваторов в выработке, принятии и исполнении решений. Страна вошла в XXI в. как индустриальная, высокообразованная и урбанизированная, но без опыта конкуренции как в экономике, так и в политике. Россия сохранила религиозные (или совместимые с религиозными) моральные ценности при атеистической власти, имперское сознание после империи, недоверие к рынку при индустриальной экономике.
С падением коммунизма восстановились предпосылки для развития консерватизма подлинного: собственность, рынок, общественная функция церкви, основные гражданские свободы и – пусть в неразвитом виде – политическая конкуренция.
Авторов рыночных реформ чаще всего именуют либералами, порой – «необольшевиками» за радикализм реформ. На самом деле эти реформы по своим рецептам были скорее либертарианскими, т. е. соответствовавшими логике консерватизма, обретшего черты «либерализма XIX века». Правда, западные либертарианцы по вопросам политики, общественной морали и т. п. чаще занимают правые позиции, а наши экономические реформаторы – скорее умеренные либералы, но тому есть свое объяснение: необходимость ухода от тоталитарного наследия.
Сегодняшний российский консерватизм возрождается в обществе переходном, переживающем процессы быстрой и анклавной модернизации. В такой ситуации консерватизм, с одной стороны, особенно востребован, поскольку только он может предложить модель развития, учитывающего национальную специфику, предостеречь от ошибок и смягчить издержки перехода. С другой стороны, он находится в наиболее сложном положении: призванный сохранять, консерватизм вынужден иметь дело с переменами во всех сферах политической, социально-экономической и общественной жизни. Для российского консерватизма эта миссия еще более сложна: перемены восстанавливают многие институты и ценности, отринутые советской властью, ломая тем самым традицию, сложившуюся при этом режиме, и это, подобно принудительному перелому неправильно сросшейся кости, процедура тяжелая и болезненная.
Запрос на консерватизм
Предпосылки и причины возрождения консерватизма, а так– же характер этого процесса оцениваются экспертами с вы– сокой долей консенсуса. Разница в этих мнениях – в акцентировании объективных или субъективных факторов, положительных или критических оценках этого явления. С определенной долей условности можно сказать, что объективные факторы рождают запрос на консерватизм политический, а субъективные – моральный, или культурный.
Модернизационные перемены, происходящие в России последнюю четверть века во всех сферах – от экономики и социальной организации общества до культурной, семейной и бытовой сфер – порождают потребность в адаптации к новым условиям. Подчеркнем, речь идет не только об издержках этих реформ или ошибках или перегибах при их осуществлении (хотя консерваторы часто акцентируют внимание именно на них), а на их совокупном эффекте, породившем сдвиги в ценностях и моделях социальной мобилизации – главном смысле любого модернизационного процесса (Deutsch, 1961, p. 493–514). С одной стороны, только в результате этих сдвигов стали возможными возвращение к подлинным консервативным ценностям (собственность, религия, плюрализм) и даже сам факт свободного консервативного дискурса. С другой стороны, резкий и быстрый характер этих процессов не может не породить противодействия самых разных интересов как прежней, так и переходной эпохи. Это, кстати, объясняет живучесть так называемого красного консерватизма, который консерватизмом в большинстве привычных смыслов этого слова не является.
Вторая причина запроса на консерватизм кажется обратной предыдущей: стабилизация новой элиты. Она утвердилась у власти и, как это многократно бывало в других странах и исторических контекстах, почувствовала интерес к «фиксации стабильности», сохранению своего доминирующего положения, для чего необходимо снизить риски и вызовы со стороны иных элитных групп, а также создать и институционализировать свою базу поддержки.
Оба этих процесса носят объективный характер: становление рыночной экономики и плюралистического общества представляет собой либерализацию прежнего режима, его «открытие миру», что подразумевает более интенсивное познание ценностей, характерных для других, в первую очередь – западных цивилизаций. Но если на Западе институты рынка и политического плюрализма давно восприняты консерватизмом, то в российских условиях они на субъективном уровне воспринимались как «разгул либерализма» и угроза разрушения стабильности. Запрос на консерватизм, тем самым, представляет собой попытку осмыслить новые реалии, переопределить российскую нацию и как политического субъекта, и как культурную общность.
В характеристиках этой ситуации эксперты были практически единодушны. Различия между ними – лишь в оценке этого явления. Независимые эксперты констатируют объективный характер описанных процессов, эксперты-консерваторы настроены к ним негативно: Современный либерализм переформатирует наш мир в сторону крайне неудобного и крайне неуютного для людей общежития. И вектор этой переделки направлен на то, чтобы изменить саму человеческую натуру.
Практически все эксперты указывают на многочисленные сложности и внутренние противоречия запроса на консерватизм, его обращения к разным слоям интеллектуального и исторического наследия. Эксперты-консерваторы видят в этих интеллектуальных поисках скорее проблему роста, хотя скепсис присутствует и у них; не отрицают они и наличия в этих консервативных искания элемента «охранительства».
Эксперты-консерваторы пытаются сформулировать целеполагание такого консервативного запроса, формулируя его в конструктивном ключе – как пересборку новых социальных групп, выход на авансцену широких народных масс, переопределение идентичности (восстановить утерянное), основанное на обращении к традициям и отталкивающееся от сложившихся за последние десятилетия реалий. При этом они не отрицают, что важнейшую роль в формировании консервативного целеполагания играет консервативное самоопределение Президента России: это в большей степени идет от власти и от того сюжета, который связан с расстановкой сил во власти. Некоторые подчеркивают необходимость идеологической вооруженности власти для противодействия якобы господствующей либеральной идеологии.
Определение сохраняемой традиции у них колеблется от творческого прочтения нашего советского прошлого до более реалистичного, восходящего к Н. Бердяеву определения традиции как образов и ощущений, мышления и поведения, которые ввиду их принадлежности к общественному наследию этой группы, оцениваются ее членами положительно.
У независимых экспертов констатация этой проблемы также встречается, однако они настроены гораздо скептичнее относительно перспектив и эффективности консервативной политической доктрины в условиях России: Нельзя сказать, что она удовлетворяет интересы большинства населения российского общества. Они гораздо чаще подчеркивают ее скорее «охранительный», чем «терапевтический» характер, указывают на то, что консерватизм становится политическим инструментом в руках государства, намеренного любым образом удержать власть в условиях появления оппозиции, роста социального недовольства. Они подчеркивают, что консерватизм… обрел формат «охранительства». Идея была в возвратном движении, т. е. воссоздать картинку Российской империи. Но это же невозможно в принципе. Это не просто антинаучно и нереалистично: это и методологически неверно.
Особенность России, отличие от стран Запада – «властецентричность», отсутствие в ее традиции политической конкуренции. Вследствие этого в возрождающемся консервативном тренде широкое распространение (но акцентируемое только экспертами– консерваторами) получает обоснование охранительного тренда высшими интересами. Конкуренция за власть внутри страны, а также конкуренция России на международной арене трактуются ими как угроза целостности и самому существованию страны: Консерватизм – это ответ на вызов той самой глобализации, которая пытается снивелировать все национальные различия. И, самое главное, консерватор усматривает в этой глобализации все-таки дирижерскую руку. Политическая конкуренция внутри страны в такой трактовке фактически объявляется недопустимым риском, так как за оппозицией могут стоять олигархические и/или зарубежные интересанты. Воздействие Запада трактуется либо как стихийное (влияние чуждых ценностей и интересов), либо как намеренное с враждебными России целями.
