Карты нарративной практики. Введение в нарративную терапию - Майкл Уайт
Когда история Фионы и её родителей была в достаточной степени разработана, чтобы обеспечить основу для отклика со стороны Элисон, я попросил их сесть в сторонку, а Элисон — рассказать о том, что она услышала. Мои вопросы помогали Элисон в развитии пересказа, в котором вновь было живо представлено то, что ценно и значимо для Фионы и её родителей. Эти вопросы помогли Элисон понять, какие аспекты рассказа особенно привлекли её внимание и вызвали интерес. Они также побудили её рассказать о тех образах, картинках, которые возникали перед её внутренним взором, когда она слушала этот рассказ, о том, какие воспоминания из её собственной жизни пробудили слова и выражения этого рассказа, какой отклик вызвали и каким образом затронули её, о том, что она извлекла из них, куда они её «переместили». Таким образом, пересказ Элисон включил в себя элементы исходного рассказа, но при этом разными способами вышел за его пределы. Он значительно способствовал насыщенному описанию истории, в котором переопределялись суть взаимоотношений между Фионой и её родителями, а также представления о том, какими людьми они являются. Этот пересказ также способствовал развитию насыщенной истории за счёт объединения, связи, соприкосновения жизней всех участников конкретными темами, связанными с намерениями по отношению к собственной жизни, и с их жизненными ценностями. В следующей беседе, когда родители Элисон присоединились к ней в качестве внешних свидетелей, истории их жизней также вплелись в общий узор.
Ключевой составляющей пересказов свидетелей является необходимость придерживаться определённой традиции признания, которую можно описать в терминах четырёх основных категорий расспрашивания. Я использую термин «расспрашивание» для того, чтобы подчеркнуть тот факт, что пересказы не спонтанны («что приходит на ум, то и говорю»), они направляются вопросами терапевта.
В ходе пересказов внешние свидетели:
• не формулируют аффирмаций[28];
• не поздравляют;
• не указывают на сильные стороны и ресурсы;
• не дают моральную оценку;
• не сравнивают жизни людей с какими-либо нормами (не важно, являются ли оценки и суждения позитивными или негативными);
• не интерпретируют жизни других людей;
• не формулируют гипотезы о причинах;
• не осуществляют вмешательства с целью решить проблемы людей;
• не дают советов;
• не рассказывают басни или притчи;
• не пытаются проводить рефрейминг [29]событий из жизни людей;
• не навязывают альтернативных историй;
• не пытаются помочь людям в решении проблем и сложных жизненных ситуаций;
• не выражают беспокойство за их жизнь.
Отклик внешних свидетелей в большей степени связан с резонансом, чем с эмпатией или симпатией. Наиболее эффективны те отклики свидетелей, которые отражают, показывают, чему люди, находящиеся в центре церемонии признания самоопределения, придают значение в жизни, что для них ценно, причём так, что это сильно затрагивает рассказчиков, вызывает у них мощный резонанс.
Когда я перечисляю, чем пересказы не должны являться, я вовсе не подразумеваю, что все, что обычно считается признанием, не годится для отклика на события в жизни людей. Я не подвергаю сомнению ценность и значимость этих видов отклика в повседневной жизни. Я могу представить себе множество случаев, когда поздравления, подтверждения, советы и т. д. приемлемы и важны. Однако в контексте церемонии признания самоопределения эти отклики не будут способствовать насыщенному развитию историй и даже могут привести к «бедным» заключениям о жизни людей.
Кроме того, многие из перечисленных выше видов отклика включают в себя акты вынесения суждения. Например, когда мы поздравляем человека, мы подразумеваем, что он сделал что-то хорошо в соответствии с определённым критерием и что слушатели занимают авторитетную позицию, позволяющую им выносить подобные суждения. Терапевтический контекст не является контекстом повседневной жизни, и люди могут почувствовать себя слегка униженными, если их кто-то с чем-то поздравляет. Они могут почувствовать, что слушатели не понимают их, не понимают серьёзности обстоятельств или сложности их жизненной ситуации. Они могут посчитать, что слушатели неискренни или высмеивают их. В силу того, что в терапевтическом контексте присутствуют отношения власти, любое из подобных переживаний может привести к чувству отчуждения от терапевта или от внешних свидетелей.
Терапевты несут этическую ответственность за последствия участия аудитории в терапевтической работе. Эта ответственность легче реализуется, если терапевт сам структурирует пересказы внешних свидетелей. Когда я говорю о структурировании, то не имею в виду, что оно ограничивает участие аудитории.
Скорее, по моему опыту, оно обеспечивает условия, в которых внешние свидетели выходят за пределы привычного мышления и озвучивают нечто, что иначе они не проговорили бы. В общем, пересказы не ограничены привычными и само собой разумеющимися откликами на жизни людей.
Пересказы, структурированные с помощью четырёх групп вопросов, способны вызывать сильнейший резонанс у людей, чьи жизни находятся в центре церемонии признания самоопределения. Именно резонанс вносит существенный вклад в насыщенное развитие истории, в то, что люди начинают лучше понимать, что именно они ценят в жизни, а также способствует размыванию, смещению с центральной позиции негативных заключений о жизни и идентичности людей. Он также помогает обрести важный опыт — знание о том, каким образом можно разбираться со сложностями и проблемами в собственной жизни.
Прежде чем я расскажу подробнее о четырёх категориях вопросов, я хотел бы упомянуть о том, каким образом я подготавливаю внешних свидетелей к участию в церемонии признания самоопределения.
Подготовка внешних свидетелейВ большинстве случаев, прежде чем свидетели приступают к участию в церемонии, я провожу с ними короткую беседу. В этот момент я сообщаю им о том, что во время пересказа предложу им:
