Дар травмы. Как прожить травмирующие события и превратить их в точку роста - Кристи Гибсон
Тебя любят. Эти слова до сих пор эхом отдаются у меня в голове.
Труднее всего было помогать упаковывать ее тело в полиэтиленовый мешок, поскольку в похоронном бюро не хватало персонала.
Я хотела бы, чтобы вы знали, что и я переживала тяжелые утраты. Мы, профессионалы, обычно не говорим о собственных травмах. Тем не менее они нас формируют. Даже моя наследственная травма, связанная с доведенными до нищеты предками с обеих сторон. Когда я росла, то знала лишь о традиционных блюдах украинской кухни и шотландских килтах. На самом же деле в моем наследии таилось нечто гораздо большее. В нем была боль. Угнетение. Это отразилось и на мне, даже если я об этом и не догадывалась. Мы еще поговорим с вами об усугублении травмы такими факторами, как раса, гендер или классовая принадлежность. Я расскажу вам о традициях исцеления и культурных практиках. Потому что мудрости всегда было место.
Я не буду подробно описывать все свои утраты и травмы. Тем не менее я хочу, чтобы вы знали, что они являются частью моей личности. Не как врача, а как человека, живущего в этом мире. Потому что это важнее, чем буквы, из которых состоит мое имя.
Хотя я пережила неописуемое горе, потеряв двух горячо любимых мною людей с разницей в полгода, эта любовь сформировала меня как личность. Такую же любовь и заботу я хочу предложить и вам, пока вы будете читать эту книгу. Я хочу подарить вам все, что мне выпала честь пережить, увидеть и изучить. Потому что это помогает людям.
И хотя эта книга прежде всего о травме, она также и о посттравматическом росте. О мужестве. О щедрости и дарении.
Врач вышел
Как врач, я имею право навешивать на людей только негативные ярлыки. Ожирение. Деменция. Болезнь. Дегенерация.
При психиатрических заболеваниях ярлыки еще более негативные, поскольку несут в себе определенную стигму предвзятости. А также вопросы. Потому что диагностическое руководство создано на основе мнений очень определенной группы людей. Оно лишь пытается втиснуть живых людей в узкие диагностические категории, в то время как в реальности каждый из них значит гораздо больше навешенного ярлыка.
И это касается не только их. Не только вас. Меня тоже.
Когда я готовилась к поступлению в медицинский колледж, то часами напролет сидела в библиотеке. Один день сменял другой. По ночам, когда библиотека закрывалась, я находила на улице столик, чтобы продолжить заниматься. Мои пальцы были перманентно в маркере-текстовыделителе, а шепот других студентов сливался в единый гул.
Чтобы выдержать эти учебные марафоны, я выпивала по четыре, пять, шесть чашек кофе в день. Порой по вечерам, когда я возвращалась домой, меня била дрожь, а сердце в груди бешено колотилось. Однажды мне стало так плохо, что я позвонила в больницу, где работала волонтером. Медсестра, которой я говорила, что у меня сердечный приступ, сказала мне, что на самом деле это паническая атака.
К счастью, в то время я изучала психологию.
Когда я описала профессору свои симптомы, чувство всепоглощающей обреченности, он одолжил мне одну из своих книг. В ней описывались симптомы тревоги и техника, с помощью которой я могла распознать их и послать новые сигналы своему телу. Я тренировалась объективно отслеживать эти сигналы. Убеждала себя, что это лишь эмоция, считывала свои внутренние ощущения и желала, чтобы они прошли. Затем я начинала глубоко дышать, пока они не отступали. В конце концов мне удалось добиться того, чтобы волны всепоглощающей паники больше не приносили мне столь сильного дискомфорта.
Начав исследовательскую карьеру, я решила (в качестве исследования на самой себе) вести дневник, чтобы понять, что такого происходило в те дни, когда симптомы были особенно сильными. Как оказалось, наибольшее чувство тревоги я испытывала, когда выпивала литры кофе. Когда я перестала пить кофе, панические атаки прошли. Я перестала ассоциировать свою постель с чувством страха. Это было очень кстати – теперь я понимаю, что подобные ассоциации могли привести к хронической бессоннице, ночным кошмарам и тревоге, а тело – застрять в «травматической реакции».
У меня до сих пор имеется определенная тревога. Тем не менее я больше не страдаю от психиатрических симптомов. А благодаря прежнему опыту и полученным знаниям я понимаю, насколько сильная связь существует между нашим разумом и телом. Честно говоря, мне не терпится поделиться с вами.
Я уже рассказала вам о некоторых своих слабых местах, однако будут и другие. Потому что я отчетливо осознаю свое привилегированное положение в этом мире. Меня, как врача, слушают люди, когда я пытаюсь что-то доказать. Я обладаю определенной властью в образовательном, финансовом и социальном плане. Я хочу, чтобы вы знали: я тоже это понимаю и потому буду писать эту книгу сквозь призму любопытства и смирения. С полным признанием того, что многому мне довелось научиться у людей, которым мне выпала честь служить. И очень многому мне еще предстоит научиться.
Вместе с привилегиями мне досталась и определенная ответственность. Мои предки, равно как предки и других людей с белой кожей и финансовой стабильностью, были поселенцами в стране, построенной на геноциде коренных народов, которым по сей день наносится травма. Когда я заказываю в интернете дешевую мелочовку, я поддерживаю современное рабство. Вношу вклад в глобальное потепление всякий раз, когда сажусь в самолет.
Только вот одного осознания недостаточно – необходимы активные действия, и я использую свои преимущества, чтобы рассказывать людям о сегодняшних системных проблемах (таких как бедность, расизм или дискриминация). Я видела своими глазами, сколь глубокое влияние они оказывают на жизнь ребенка и его возможности. Как тяжело приходится добывать его родителям кусок хлеба. У его отца может не быть времени покачать его на коленях, как это делал в свое время мой отец. Возможно, его отец днем работает на мясокомбинате, а по вечерам подрабатывает таксистом. Возможно, его мама работает санитаркой в доме престарелых, в то время как на родине была дипломированной медсестрой. Мама, пережившая травму, может отстраняться от своих детей, чтобы защититься от собственной боли. Люди, пережившие травму или отчуждение в детстве, не имея доступа к психотерапии, могут выработать те же стратегии преодоления, что и их родители. Я поставила перед собой задачу сделать все, что в моих силах, чтобы изменить текущее положение дел.
В результате того, что я делюсь с миром своими мыслями, вокруг некоторых идей могут сформироваться новые сообщества – сообщества, которые также могут меня чему-то научить. Мы еще так многого не знаем о возможностях человеческого тела и мозга.
В медицине относительно недавно занялись изучением проблемы психологической травмы – области, в которой человека определяют по его проблемам.
Здесь же я хочу определить ваш опыт по вашим возможностям. По
