Почему дети убивают. Что происходит в голове у школьного стрелка - Питер Лангман
Таким образом, среди школьных стрелков важными факторами были проблемы мужественности, стыда и зависти. Мальчики находились в оппозиции к сверстникам, семьям и всему миру. Однако враждебные чувства не всегда превращают детей в убийц. Есть и другие факторы.
Роль фантазии: репетиция убийства
Для понимания школьных стрелков важна тема фантазии. Более того, ФБР сообщало, что школьные стрелки часто серьезно увлекаются различными фантазиями: книгами, фильмами, видеоиграми или ролевыми настольными играми. Впрочем, в этом стрелки не одиноки. Джон Дуглас, бывший профайлер ФБР, заявляет, что фантазия играет центральную роль в мышлении серийных убийц. Согласно Дугласу, «возможно, самый критический фактор в развитии серийного насильника или убийцы — это роль фантазии»{42}. А Джон Хинкли, совершавший покушение на президента Рейгана, говорил: «Тебе кое-что обо мне известно, дорогуша, вроде моей одержимости фантазией; но чего вы, чернь, еще не понимаете, так это что в моем мире фантазия становится реальностью»{43}.
К сожалению, большинство стрелков не оставили образцов своей творческой жизни. Впрочем, тексты Эрика Харриса подтверждают, как сильно он путал реальность и фантазию. Основным фокусом его воображения была игра Doom, для которой он сам писал новые уровни. Выкладывая их в Сети, он писал: «Я играю в Doom с ноября 1994 года, так что это, по сути, моя жизнь. Эти уровни лучше всего, что вы видели. Не хочу хвастаться, но эта хрень — от самого Herrgott[14] DOOM’а… Множество комнат и секретов прямиком из моего воображения, так что вы, по сути, бегаете по моему миру. Я там живу»{44}. В другом месте он писал: «Я бы хотел жить в Doom’е»{45} и «Doom так прожегся в мой мозг, что обычно я обо всем думаю в связи с игрой… Чего не могу в реальной жизни, то я пробую в Doom’е»{46}. Какое отношения увлечение Эрика игрой имеет к устроенной им бойне? Эрик сам провел эту связь в дневнике: «Моя цель — уничтожить как можно больше, так что нельзя отвлекаться на сочувствие, милосердие и все такое, так что я заставляю себя верить, будто люди — просто очередные монстры из Doom’а… либо они, либо я. Нужно отключить чувства»{47}.
Эрик Харрис терял связь с реальностью из-за хронических фантазий о Doom’е. Как он сказал, он жил в игре. Это не значит, что при нападении он не сознавал, что делает; он отлично знал, что делает. В этом отношении он мыслил как Гитлер: «Гитлер был твердолобым прагматиком с удивительной способностью эффективно оперировать в реалиях политической жизни; при этом он жил в мире фантазий»{48}. Эрик тоже действовал в обычном мире с исключительными навыками, планируя широкомасштабное нападение и при этом занимаясь делами типичного тинейджера. Однако в то же время он наполовину жил в мире фантазий.
Для Эрика фантазия служила двум целям:
1. Обитая в фантазии, он легко выполнял поставленную задачу. Как он писал, он мог отключить чувства, вообразив своих жертв существами из Doom’а.
2. Doom стал многолетней репетицией убийств.
Хотя ни один другой стрелок не позволил настолько глубоко заглянуть в свои фантазии, Эрик Харрис не единственный мысленно репетировал бойню. Майкл Карнил написал рассказ с подробными и садистскими описаниями насилия о школьнике-тезке, который убивал и увечил других школьников. Дилан Клиболд написал рассказ о хладнокровном убийце, расправившемся с группой школьников. Джеффри Уиз писал много рассказов о насилии и убийстве. Он же сделал мультфильм о том, как человек расстреливает людей, убивает полицейских и сносит себе голову — жуткое предвосхищение его собственного нападения. Наконец, Чо Сын Хи в средней школе написал доклад о бойне в «Колумбайне», а в колледже — рассказ о будущем школьном стрелке.
Таким образом, несколько стрелков явно фантазировали об убийствах задолго до реальных атак. Фантазии помогли подготовиться к реальности и в качестве мысленной репетиции, и тем, что избавили их от сострадания к причиняемой боли.
Поиск ответов
Почему происходит стрельба в школах? Как бы ни хотелось найти простой ответ, его нет. Беспорядочные нападения, представленные в этой книге, произошли из-за сложного совпадения факторов среды, семьи и личности, разных у каждого злоумышленника.
Стрелки-психопаты вышли из семей, где оружием пользовались законопослушно; однако сами стрелки стали им одержимы. Это были мальчики с антисоциальными, нарциссическими и садистскими чертами. Они отвергали мораль, считали себя выше других и получали удовольствие от причинения боли и смерти. Они играли роль лидеров и находили последователей, чтобы те присоединились к ним в нападении.
Стрелки-психотики унаследовали психические болезни от родственников. Все страдали от различных проявлений галлюцинаций и/или бреда. Все были слабы в общении и испытывали сильное отчуждение — иногда вплоть до того, что не считали себя людьми. У всех были сестры и братья с высокими достижениями, из-за кого они чувствовали себя неудачниками, а некоторые считали, что их презирают родители. Иногда они сталкивались с издевательствами в среде сверстников — хотя ни один не пытался убить обидчиков. Казалось, больше их обуревал гнев из-за зависти к ровесникам, чем гнев из-за плохого обращения.
У трех травмированных стрелков мог быть генетический риск унаследовать тягу к насилию от буйных родителей. К тому же у всех троих имелись ролевые модели для насилия и неправильного применения оружия. Все выросли среди алкоголизма и издевательств в семье. Двоих растлевали вне семьи. Вдобавок к этой предыстории перед нападениями сошлись другие обстоятельства: конфликты со школьным персоналом, отказ девочек, вероятность возвращения отца, издевательства сверстников и другие стрессовые события. Однако даже при всех этих факторах как минимум два нападения не произошло бы, если бы травмированных мальчиков не привлекали или не подстрекали совершить убийство сверстники.
В общие факторы всех трех типов стрелков входят убийственный гнев, суицидальные переживания, неполноценность, попытки утвердить мужественный образ с помощью насилия, зависть к людям с высоким статусом, жажда славы, хрупкое самовосприятие, высокая реактивность на стандартные обиды и фрустрации, мазохистские тенденции к злопамятности и раздуванию причиненного вреда. Во всех
