Под ред. М. Ромашкевича - Эротический и эротизированный перенос
Для меня совершенно ясно, что любовь в переносе этого пациента, хотя она обладала сильным эротическим компонентом, в действительности была манифестацией амэ. Д-р Швабер имплицитно это понимала, когда сказала в конце: "Итак, вы покинули сессию, все еще ища благосклонности — и не нашли ее". Заключительное предложение этого абзаца — "Он согласился" — очень важно в этой связи. Оно означает, что пациент понимал, что аналитик понимает, что он в действительности хотел сказать. И что само по себе было достаточно хороню, потому что то, чего он в самом деле желал, была не благосклонность сама по себе, а желание быть понятым в глубине его разума.
В данной работе также сообщается о другом случае, женщины-пациентки, которая почти пришла к артикуляции своего желания амэ. В переносе она снова и снова сердилась на что-то, что сказала или не сказала д-р Швабер. Д-р Швабер пыталась обнаружить смысл ее переживания после каждого такого инцидента, но это не приносило никакой пользы, так как не мешало пациентке устраивать новые сердитые сцены. Однажды д-ру Швабер пришла в голову мысль, и я приведу описывающий ее отрывок.
"Затем я осознала, что имелся элемент, к которому я ранее не обращалась. Пациентка имела обыкновение рассказывать о переживании, которое у нее было, без какого-либо ясного мне намека, что она ищет особого отклика, и впоследствии испытывала ко мне ярость, когда я не могла объяснить ту озабоченность, которую она лишь затем делала ясно выраженной. Я поделилась моим наблюдением такой последовательности событий с ней, спрашивая ее, почему она делала свои чувства более ясными мне лишь впоследствии. И она ответила: "Я хотела, чтобы вы поняли меня без того, чтобы мне пришлось это расшифровать. Если вы действительно заботитесь обо мне, вы будете знать; если мне проходиться просить, это похоже на просьбу о милостыне. Даже если вы затем понимаете, это не одно и то же" (234).
После этого отрывка д-р Швабер замечает, что после того, как она получила признание пациентки относительно до этого скрытого желания, пациентка добилась значительного прогресса, более не разыгрывая никаких сердитых сцен. Я уверен, что смогу привести большее количество примеров от других аналитиков, но считаю, что два этих примера достаточно иллюстративны, поэтому позвольте мне продолжить обсуждение последнего момента. Он касается замечания Фрейда в ранее процитированном отрывке. После своего утверждения, что страстное желание любви пациентки не следует ни удовлетворять, ни подавлять и что тот курс, которым должен следовать аналитик, совершенно другой, он добавляет: "Путь аналитика иной, такой, которому нет примера в реальной жизни" (166). Если в данном высказывании он просто имел в виду, что никто никогда не пытался делать то, что делал он при обращении с любовью в переносе, тогда у меня нет возражений. Но если он буквально имел в виду, что в реальной жизни не существовало никакой модели, которая соответствовала рекомендуемому им курсу, то я вынужден буду не согласиться. Я считаю, что причина моего несогласия должна быть очевидна, потому что я почти (но не полностью) приравнял любовь в переносе к амэ. Молчаливое признание или отрицание амэ часто происходит в реальной жизни, не только при воспитании детей, но также во взрослой жизни. В действительности, я должен сказать, что амэ — важный ингредиент в любых межличностных взаимоотношениях. Таким образом, я не могу не задаться вопросом, не может ли недоступность для Фрейда понятия амэ или чего-либо схожего с ней, по крайней мере во время написания обсуждаемой нами статьи, частично быть причиной того, что он не смог привести какой-либо модели реальной жизни для рекомендованного хода лечения.
В заключение хочу предупредить. Даже если аргументация данной статьи окажется обоснованной, не следует перепрыгивать к легкой интерпретации в терминах амэ. Амэ не является чем-то открытым для каждого. Приходится глубоко копать для обнаружения ее заново в каждом случае. Поэтому трудности в овладении переносом, как они виделись Фрейду, еще долгое время будут ставить нас в тупик, хотим мы этого или нет.
Литература:
Doi, Т. 1964. Psychoanalytic therapy and "Western man": A Japanese view. International Journal of Social Psychiatry 1:13-18.
- 1973. The ana thorny of dependence. Tokyo: Kodansha International.
- 1989. The cjncept of amae and its psychoanalytic implications. Int. Rev. Psychoanal. 16:349-54.
- 1992. On the consept of amae. Infant Mental Health Journal 13:7-11.
Johnson, F.A. 1992. Dependency and Japanese socialization: Psychoanalytic and anthropological investigations into amae. New York: New York University Press.
Schwaber, E.A. 1990. Interpretation and the therapeutic action of psychoanalysis. Int. J. Psycho-Anal. 71:229-40.
Wisdom, J.O. 1987a. The concept of amae. Int. Rev. Psychoanal. 14:263-64.
- 1987b. Book review: The anatomy of self. Int. Rev. Psychoanal. 14:278-79.
Дэниэл Н.Стерн. Действие в сравнении с воспоминанием в любви в переносе и в инфантильной любви
Фрейд справедливо предупреждает, что имеются две причины для написания статьи и что одна из них неотложнее другой. Более неотложен "практический аспект" — как технически управлять любовью в переносе. Второй причиной, лишь "частично" послужившей поводом для написания данного эссе, был "теоретический интерес", связанный с любовью в переносе. В наше время вторая причина, возможно, более актуальна. Психоанализ прошел длинный путь включения в себя и совершенствования технических рекомендаций,.высказанных Фрейдом в этой статье. Меньший прогресс был достигнут в решении некоторых проблем, представляющих "теоретический интерес", — это прежде всего взаимоотношения между любовью в переносе и обычной любовью, между воспоминанием и действием и между ранним опытом и трансферентным поведением в аналитической ситуации. Я хочу рассмотреть именно эти проблемы. Однако вначале кое-что скажу о главной причине, потому что она обеспечивает исторический и интеллектуальный контекст для аспектов теории. Фрейд обращается в первую очередь к практикующим психоаналитикам. С этим связана история, о которой необходимо упомянуть. С самого зарождения психоанализа, чему способствовали Фрейд и Брейер, проблема любви в переносе и контрпереносе была знакома Фрейду. Однако он не спешил детально рассмотреть ее. Эта потенциально взрывная проблема стала еще более настоятельной в годы, предшествующие написанию данной статьи, когда его (в то время) законный преемник Юнг влюбился и вступил в любовную связь с одной из «своих пациенток. А вскоре после этого Ференци, друг и коллега Фрейда, поступил аналогичным образом с одной из своих пациенток. Эти события несли в себе серьезную угрозу для психоаналитического движения. Необходимость написания такой статьи была очевидна и обсуждалась Фрейдом в его переписке. Данная работа считалась запоздалой (Хэйнал, 1989). Она является убедительной просьбой и предупреждением, на языке клинических и теоретических рассуждений, как избежать опасностей контрпереноса при столкновении с любовью в переносе. Общественное мнение и мнение медицинских кругов также принимались в расчет. Политическая цель — добиться признания психоанализа — была для Фрейда постоянной реальностью. Потенциальный риск и угроза психоанализу в связи с любовью в переносе и ее контрпереносом увеличили весомость политического фактора. Это нашло отражение в том, как Фрейд заканчивает данную работу — проводя тесную параллель между рекомендуемой техникой для работы с любовью в переносе и оправданно строгой медицинской практикой. Я упоминаю этот исторический контекст, потому что вполне можно представить, что он мог влиять на выдвигаемые утверждения, Шли, по крайней мере, давал им определенное прочтение.
Первый вопрос, который я хочу поднять, связан с ключевым понятием отыгрывания в сравнении с, воспоминающем. Он будет рассматриваться в связи с проблемками прошлого в сравнении с настоящим, и любви Вз переносе в сравнении с обычной любовью. В данной работе Фрейд проводит отличие действия от воспоминания, основываясь на соображениях, связанных с развитием. Он помещает начало любви в переносе прямо в период младенчества. Он говорит на языке "инфантильных корней" и "инфантильных прототипов". Такое помещение начала в период младенчества находится в соответствии с уже упрочившимися онтогенетическими теориями (1905) и просто добавляет еще один кусок взрослого опыта, рассматриваемый с точки зрения его эволюционного аспекта.
Однако любовь в период младенчества — не просто момент начала любви в переносе; она обеспечивает ее точной моделью: любовь в переносе "представляет собою новое издание старых черт", она не содержит "ни одной новой черты", она "воспроизводит инфантильные реакции" и "воспроизводит инфантильный образец". Она состоит из "нового издания старых черт". И аналитик как объект любви в переносе лишь "суррогат". Взаимоотношения между прошлой (инфантильной) любовью и текущей (переносной) любовью являются взаимоотношениями заметного изоморфизма или точного повторения.
