Ольга Гордеева - Измененные состояния сознания и культура: хрестоматия
Несмотря на то что в Ригведе встречается всего два или три прямых указания на использование мочи, содержащей сому, можно встретить другие свидетельства, которые возникают именно там, где их и стоило бы ожидать, отражающие общепризнанное мнение обо всех свойствах сомы, известных касте жрецов, и о священной природе Тайны. Позвольте мне снова подчеркнуть, что следует ожидать бытовых, случайных указаний, подобно тому, как в разговоре может упоминаться секрет, известный всем собеседникам. Согласно брахманическому священному тексту,[16] Индра пил так много сомы, что испускал ее и через уши.
В Авесте, Ясна 48.10, Заратустра гневно осуждает тех, кто использует мочу в жертвоприношениях: «Когда вы отвергнете мочу пьянствующих, которой жрецы злостно вводят в заблуждение людей?» Парси, последователи зороастризма*, вплоть до наших дней употребляют мочу в знак преданности своей религии, но только бычью и в символическом количестве.[17]
Манихеи (см. «Манихейство»*), чья религия была ответвлением зороастризма, имели значительное влияние в Китае на протяжении нескольких веков; из поздних времен в провинции Фуцзянь сохранились два послания высокопоставленного государственного служащего к своему начальству, в которых он критикует религиозную деятельность секты манихеев. В своих обрядах, по его словам, они употребляют слишком много красных грибов и, более того, используют мочу, определенно человеческую[18] (возможно, этот служащий ни разу не присутствовал на религиозных церемониях манихеев и был знаком с порядками лишь понаслышке).
В качестве завершающей цитаты в Махабхарате можно встретить причудливый эпизод, вставленный в текст позднее, повествующий о том, как матанга (низший из низших) предложил святому Уттанке выпить свою мочу, чтобы утолить жажду, и как Уттанка возмущенно отказался, после чего выяснилось, что матанга был переодетым Кришной и на свое предложение получил отказ! Уттанка навсегда был лишен возможности присоединиться к бессмертным.[19]
Если моя интерпретация Ригведы в этом решающем отношении встречает сопротивление на Западе, то в определенных частях Индии она считается приемлемой и даже поучительной. Одна англичанка писала мне, что, пребывая в обществе индийских женщин, она слышала рассказ рани об увлечении ее мужа, раджи, некоторым садху, святым. По ее словам, он даже хотел выпить мочу этого святого. Индианки приняли это сообщение спокойно, без удивления, и моей знакомой пришлось сохранять молчание. Кроме того, один индийский интеллектуал утверждает, что в наши дни садху передают свои духовные силы своим ученикам одним из четырех способов:
1) наложением рук, как принято и в нашей церкви;
2) побуждая учеников беспрестанно повторять определенную молитву или мантру* на протяжении длительного времени;
3) неподвижно и длительно фиксируя их взгляды на лице садху;
4) предоставляя своим любимым ученикам привилегию выпить мочу садху.
Неужели эти примеры употребления мочи и в современном обществе не отсылают нас к тому времени, когда моча содержала в себе вещество сомы?
Многие скептики интересуются, как могло получиться так, что сущность сомы была открыта только сейчас, человеком, не знающим языка Вед.
Индоиранцы, пришедшие с севера, восхваляли сому в выражениях, от которых перехватывает дыхание. Но на протяжении трех тысяч лет обожествляемое растение было утеряно. Индусы проявляли поразительно мало заинтересованности этим вопросом; что касается Запада, наши предположения последнего времени были лишь слепыми догадками, не способными подчас убедить даже самих авторов этих гипотез. Со временем я начал встречать все больше и больше исследователей, склоняющихся к версии о том, что сома поэтов была чем–то большим, чем мифологическое понятие или растение. Природа не терпит вакуума, и на месте несуществующего растения наши ученые слагают новые невиданные древними поэтами легенды, чтобы заполнить пустоту в собственной системе знаний.
Я считаю, проблема ясна и понятна. Специалисты по Ведам позволили отвести себе не совсем подходящую роль. Когда вы ищете соответствующее описанию растение, вы вероятнее обратитесь к ботанику, чем к ведологу. Но, опять же, почему ботаники не сделали этого открытия? Небольшое размышление может привести к ответу.
Круги интеллектуалов на Западе впервые обратили внимание на Ригведу во второй половине XIX в. Ригведа могла быть прочитана только ведологами, направлением ученых, чье поле исследований залегает в отдалении от основных магистралей западной науки. У ботаников не было действительного доступа к гимнам, но они были уверены в обратном, что усугубляло ситуацию. Несколько переводов вышло в печать, и ботаники, работавшие с растениями Индии, прочли их. Но переводы того времени, выполненные Уилсоном и Коуэллом, Гриффитом, Ланглуа, не были предназначены для исследователей или ученых. Они представляли собой попытку донести до образованной публики сокровищницу ранней религиозной поэзии, обнаруженную в Индии. Переводчики не были передовыми представителями научного ведизма. Их переводы больше напоминали дамское чтиво времен Викторианской эпохи: они были поэтичны, в духе «Королевских идиллий», но без теннисоновско–го таланта к стихосложению. Цветистые, звучные, можно сказать, душистые строфы, каждая из них была наполнена каким–то несуществующим смыслом, над которым долго ломали головы ведологи. Более того, в текст были внесены некоторые коррективы, чтобы он соответствовал чопорному викторианскому слуху. Неудивительно, что Джордж Уатт, известнейший ботаник Британского колониального правления, не знавший ни санскрита, ни древнеиндийского языка Вед, утверждал: «Неопределенное поэтическое описание сомы делает невозможным любую научную попытку ее идентификации».
Так ведологи остались наедине с проблемой сомы. К несчастью, они не сопротивлялись: приняли позицию ботаников. С тех пор мир смотрит на них в ожидании определения, которого они не могут дать. Говоря за ведологов, профессор Ф. Б. Дж. Куипер из Лейдена тысячу раз прав, заявляя: «Сложности проблемы не должны… быть недооценены». Он добавляет, что вопрос об идентификации сомы выведет ищущего ответ далеко за рамки индо–иранских исследований. Именно туда, где оказался я.
Были и другие трудности. Британские ботаники в Индии проделали титанический труд, составляя карты растительности этого обширного региона и публикуя их в серии специализированных монографий. Кульминацией этого проекта явилась великолепная энциклопедия «Справочник хозяйственных растений Индии», редактором и автором которой выступил Джордж Уатт. Но исследователи ограничивали свой поиск цветковыми растениями, приносящими семена, оставляя без внимания грибную флору. Никто не предложил гриб как возможную основу сомы. Это может показаться странным, но англичане, микофобы до мозга костей, предпочли игнорировать «поганки» – целое царство живых организмов Индии.
Еще одно предположение: с точки зрения ботаники, устойчивым свойством сомы является принадлежность к миру «фантастикумов» (термин, предложенный Луи Левиным, фармакологом, более сорока лет назад). Теперь используется термин «растительные галлюциногены»*, под которыми химики и фармакологи подразумевают психотропные или психотомиметические растения. Это ограничивает область исследования. Специализированному изучению естественных галлюциногенов всего несколько десятков лет: до этого были только старые заметки путешественников и записи антропологов, с которыми было трудно работать.
Многие восприняли эти открытия в контексте географического или интеллектуального исследования, и лишь несколько лет назад мы смогли приблизиться к проблеме сомы с определенной надеждой найти решение. Удачливый исследователь, оказывающийся в нужном месте, обладающий всей необходимой информацией из самых разных областей знания и сразу же совершающий открытие, – это больше напоминает случайность. Вероятно, я один из первых специалистов с ботаническим прошлым, взявшийся за анализ недавних научных переводов Ригведы, в которых акцент делается на проблеме сомы. Мы с женой занимались этномикологическими исследованиями на протяжении десятилетий. На основании фольклора Европы и этимологии слов, связанных с грибами, в европейских языках в 1940–х мы пришли к выводу, что гриб впервые появился в религиозной жизни у наших собственных дальних предков. Когда мы узнали о роли мухомора красного в обрядах шаманов сибирских племен, сохранившихся вплоть до наших дней, мы были впечатлены, думая, что культура использования этих грибов в Сибири частично подтверждает наше предположение. Мы и не догадывались, что находимся на пути к гораздо более значительному открытию.
В 1952 г. наши исследования переместились в Мексику, где позднее мы и открыли миру ту роль, которую играли галлюциногенные грибы в религиозной жизни индейцев южной Мексики. Благодаря неоценимой поддержке профессора Роже Хейма, позднее ставшего директором Национального музея естественной истории, впервые получили научное определение более дюжины разновидностей галлюциногенов. Мы воспользовались преимуществами мексиканского исследования, чтобы расширить знакомство с цветковыми галлюциногенами.
