Я не псих! Как помочь отрицающему психиатрический диагноз человеку начать лечение - Амадор Ксавье
В действительности Генри быстро сообразил, что причиной его задержания полицией стала его болтовня о суициде. Он догадался, что нужно молчать о самоубийстве, и тогда его не упекут в больницу. Так и произошло.
Тем вечером мы о многом успели поговорить, и я понял, что должен попробовать еще раз. Не открывая Генри своих намерений, я вызвал полицию снова, объяснив им, что он болен и угрожает покончить с собой. Кроме того, он слишком много пил, но я не стал упоминать об этом. Когда приехали полицейские, мы с мамой закрылись в спальне, чтобы Генри пришлось открыть им дверь. И это была одна из многих моих ошибок, совершенных тем вечером. К счастью, Генри отправился с полицейскими не сопротивляясь, но это сильно навредило нашим взаимоотношениям, на восстановление которых потом ушло много времени.
Несмотря на благие намерения, я совершил массу промахов и сейчас сожалею об этом. Некоторые действия были правильными — такие, как, например, разговор с психиатром, когда Генри выпустили после первой неудачной попытки госпитализации. Вместе с тем некоторые серьезные ошибки будет полезно обсудить в этой книге.
Что мне следовало делать
В первую очередь, мне нужно было предложить Генри поговорить со своим психотерапевтом. Я знал, что за год до эпизода шизофрении брат посещал доктора по поводу депрессии, но даже не попытался использовать их установившиеся отношения. Мне было известно, что Генри уважает Роя, поэтому следовало бы позвонить ему и проконсультироваться. В идеале я мог посоветовать брату встретиться с Роем и обсудить с ним папину смерть. Вдобавок лучше было просто закрыть тему «у тебя расстройство психики, ты должен лечиться в больнице».
Проблема была в том, что для меня во главе угла все еще стояли не перспективы Генри, а статус семейного психоаналитика.
Приняв решение пойти по пути принудительного лечения, я для начала должен был проверить, есть ли в нашем районе кризисная бригада, укомплектованная специалистами по психическому здоровью, которая могла приехать домой и оценить состояние брата. Вместо этого я сразу обратился в службу 911.
Прежде чем продолжить, поясню, что я не сужу себя слишком строго, поскольку тогда впервые столкнулся с этой темой. И вам тоже не стоит подвергать себя суровой критике. Единственное, в чем я виню себя по поводу наших отношений с Генри, это в том, что не сделал выводов из допущенных ошибок.
Самой очевидной (и, по правде сказать, пугающей) оплошностью с моей стороны было позволить Генри встретить полицейских, когда они приехали во второй раз. У него была паранойя и психоз. В наши дни подавляющее большинство полицейских обучено обращаться с психически больными людьми, а тогда подобное было большой редкостью. Той ночью могла развернуться ужасная трагедия, если бы Генри испугался и начал высказывать свои бредовые идеи в угрожающей для сотрудников полиции манере. Почувствовав для себя опасность с его стороны, полицейские приказали бы брату лечь на землю, а он, весьма вероятно, не стал бы подчиняться, поскольку был совершенно дезорганизован и едва сохранял связь с реальностью.
Я должен был поговорить с полицейскими за дверью и объяснить им, что мой брат страдает расстройством психики, при этом не совершал правонарушений, не угрожал другим людям — лишь выражал суицидальные намерения. Пояснив все это, я четко дал бы им понять, что они будут иметь дело с важным и родным для нас человеком, поэтому мы просим быть аккуратнее и проявить заботу о нем. Но ничего подобного я не сделал. Неминуемую беду отвел от нас тем вечером исключительно счастливый случай.
Наконец, когда Генри прибыл на отделение скорой помощи, мне стоило позвонить психиатру и попросить, чтобы его не выпускали снова, если он будет отрицать мысли о самоубийстве. А еще лучше мне было бы увидеться с врачом лично. Но тут опять повезло: Генри был настолько расстроен, увидев за дверью нескольких представителей правопорядка, намеревающихся «арестовать» его, что в разговоре с психиатром он, очевидно, уже не заботился о сокрытии факта суицидальных намерений.
Когда Генри оформили в больницу, я совершил типичную ошибку, о которой рассказывал во второй главе. Измотанный переживаниями навалившихся событий, я взял перерыв и отстранился от ситуации.
Система устроена так, что возводит стену между специалистами по психическому здоровью и семьями их пациентов.
Посещая семейные консультации и навещая брата (во время этих визитов Генри отказывался говорить со мной), я не делал попыток поддерживать связь с командой его докторов и участвовать в запланированной восстановительной терапии после выписки. Отчасти причиной тому было мое неведение; кроме того, система устроена так, что возводит стену между лечащими врачами и семьями их пациентов.
Чрезвычайно важно, чтобы члены семьи оставались активно вовлеченными в процесс терапии и были в контакте со специалистами, осуществляющими уход и лечение их близкого человека. Это справедливо вне зависимости от того, проходит ли ваш близкий человек лечение в больнице или посещает психотерапевта вне стационара раз в несколько недель (или чаще). На одной из встреч с лечащим врачом моего брата и социальным работником нас с мамой должны были спросить, что, на наш взгляд, пойдет согласно плану выписки, а какие моменты вызывают сомнения. Самым важным наблюдением, которым мы могли бы поделиться, было несогласие Генри с тем, что он болен. Нам стоило поставить перед специалистами резонный вопрос: «Учитывая, что Генри отрицает свое психическое расстройство, какой толк во всех этих назначениях и расписании консультаций внебольничного посещения?»
Генри согласился возобновить терапию у Роя, которого посещал ранее. Но, опять же, я не попытался выстроить линию активной коммуникации с психотерапевтом. Например, я не спросил у Генри, могу ли я присутствовать на первой сессии, чтобы объяснить мое видение событий, приведших к его госпитализации. Спустя несколько дней после выписки брат перестал принимать препараты, а еще через несколько недель, по всей видимости, прекратил ходить на встречи с Роем. Я не был уверен насчет последнего, поскольку не общался с Роем и вынужден был полагаться только на слова Генри. Тогда брат занял оборонительную позицию и по большей части хотел лишь, чтобы я перестал вмешиваться в его жизнь и твердить ему о болезни. Возможно, он и не позволил бы мне увидеться с Роем: этот пункт явно не входил в список его жизненных приоритетов. Впрочем, самое печальное, что я даже не пытался.
Наконец, я решил попробовать — и столкнулся с тем же препятствием, которое приходится
