Терапия, сфокусированная на сострадании: отличительные особенности - Пол Гилберт
В терапии, сфокусированной на сострадании есть вопрос, который еще не исследован, но он уже ясно сформулирован. Этот вопрос — страх положительных эмоций как таковых. Для четкого понимания нужно ясно представлять себе два типа положительных эмоций (глава 6). У человека может присутствовать страх обоих видов этих эмоций. Тридцать лет назад исследователи Ариети и Бемпорад [Arieti & Bemporad, 1980] сделали открытие, что для подавленного человека удовольствие — это табу. Такой человек рос в пуританской среде, веря в то, что удовольствие — это что-то плохое. Так, человек может верить в то, что, если он счастлив сегодня, то завтра с ним случится какая-нибудь неприятность. Иногда это связано с эмоциональной памятью и обусловливанием, например, когда во время переживания счастливого момента с человеком действительно случилось что-то плохое. Например, Сьюзен вспоминает, что всегда с нетерпением ждет вечеринок в честь дня рождения, а ее мать всегда злится и создает напряженную атмосферу. Или они планируют отдых на побережье, но ее мать боится открытых пространств, впадает в панику, так что "все снимают куртки, а папа злится". То есть "мне не по себе, когда я счастлива", — говорит Сьюзен. Кто-то верит, что ему просто "не суждено счастье". Их личность зациклена на страдании и депрессии, они просто не могут представить себя счастливыми. Кто-то держит "личность жертвы" наготове, чтобы в любой момент извлечь ее и представить на свет божий для благодарных слушателей. Кому-то гнев помогает сконцентрироваться. Люди с ОКР отмечают, что, когда они хорошо себя чувствуют, или когда переживают стресс, то их симптомы ухудшаются.
Однако сострадание — это особый вид положительного аффекта. Он связан с социальными взаимоотношениями и чувством удовлетворенности, безопасности и сопричастности. Кого-то положительные эмоции любви и удовлетворенности, вызванные эндорфином и окситоцином, очень пугают. Так происходит потому, что этот тип положительных эмоций требует некоторой степени открытости другим, большего доверия, которое помогает пережить взлеты и падения в отношениях. Мы "опускаем щит", "расслабляемся". Проблема в отключении системы аффективной регуляции и, таким образом, наиважнейшей системы успокоения в нашем мозге! И действительно, многие дети и взрослые усвоили, что, для того, чтобы быть в безопасности, им нужно изолироваться; отвернуться, а не пойти навстречу другим, если переживают стресс. Это может стать основной проблемой при работе с людьми, страдающими от сложных психологических проблем.
Много лет назад автор теории привязанности, Джон Боулби, в интервью отметил, что, когда он приветлив с клиентами, они могут становиться раздражительными, тревожиться или просто не возвращаются. Он понял, что доброта активизирует систему привязанности. Проблема в том, что, если с фигурой привязанности связаны неприятные воспоминания, и они "есть в системе", то доброта, исходящая от терапевта, может "запустить" процесс их раскручивания (рис. 13).
Рис. 13. Как доброта и сострадание соотносятся с привязанностью, угрозой и избеганием. Перепечатано с разрешения из Gilbert, P. (2009c) "Evolved minds and compassion-focused imagery in depression", in L. Stopa (ed.), Imagery and the Threatened Self: Perspectives on Mental Imagery and the Self in Cognitive Therapy (pp. 206–231).
Немного доказательств
Роклифф и др. [Rockliff et al., 2008], группа ученых из моей команды, исследовали степень обработки эмоций, основываясь на показателе вариабельности сердечного ритма (ВРС). В ходе их исследования выяснилось, что те, у кого уровень критики находится на низком уровне, отвечают на сострадательные образы повышением ВРС и понижением уровня кортизола. Таким образом, это говорит о том, что переживание оказывает успокаивающее действие. И напротив, высокий уровень самокритики показывает, что ВРС понижается, что говорит об угрозе, а уровень кортизола остается неизменным.
Лонг и др. [Longe et al., 2010] при помощи фМРТ изучали нейрофизиологические ответы на самокритику и самоуспокоение в контексте события-дистрессора (например, когда человек получил отказ от потенциального работодателя). Между самокритикой и самоуспокоением не только есть явная разница в смысле нейрофизиологической реакции, но, те, у кого уровень самокритики выше, демонстрируют поведение угрозы даже проявляя самосострадание и пытаясь себя успокоить. (То же обнаружили Роклифф и другие [Rockliff et al., 2008]). В психотерапии работают с этой проблемой восприятия сострадания как угрозы, иначе самокритичные люди не могут подключиться к важной для нас системе успокоения, что приводит к их уязвимости. Сострадание можно воспринимать как угрозу по нескольким причинам.
Обусловливание
CFT тесно связана с классическими моделями обусловливания, так что. Можно пользоваться этими моделями чтобы разобраться в вопросе. Так, например, наши ощущения от сексуального акта приносят нам удовольствие, но, если бы мы стали жертвой насилия, эти же ощущения стали бы нам отвратительны. Обычно приносящие удовольствие внутренние мотивы, чувства, поведение могут стать в высшей степени отвратительными. Понимание страха неприятных эмоций, вызванных переживанием теплых чувств — это то же самое. В норме нам приятно чувствовать, что другие добры к нам и оказывают поддержку, но, если это стимулирует воспоминания о близости, которая напоминает вам об абьюзивных отношениях, неподконтрольности ситуации, подавленности, обязательствах, зависимости и унижениях, тогда это неприятные эмоции. Иногда, если мы одновременно и любим, и боимся своих родителей [Liotti, 2000], эти же чувства всплывают и при работе с состраданием. Так, одна из причин сложностей с системой успокоения в том, что с ней связано много токсичных и угрожающих воспоминаний и обусловленных эмоциональных реакций. Иногда сложные, подавленные эмоции и воспоминания могут быть спровоцированы лишь проявлением теплоты.
Горе
Распространенной проблемой на пути к состраданию является пробуждение социальных ментальностей клиента из-за потребности в безопасности через проявления заботы, а также потребности в чувстве принадлежности и сопричастности [Baumeister & Leary, 1995]. Тем не менее, понимание клиентом своего желания быть любимым и защищенным, может привести к грусти. Это (и его слезы) мы объясняем "интуитивной мудростью", поскольку желание ощутить сопричастность заложено в нас эволюцией. Горе может стать началом осознания потребности в ощущении сопричастности, а также проработки чувств глубокой потери и безуспешных усилий почувствовать себя любимым и нужным в детстве [Bowlby, 1980]. Хотя существует немало исследований, посвященных различным потерям (утратам), потере родителей из-за болезни, мало какие из них изучают вопрос утраты потребности или чего-либо желаемого. Речь идет о потере детства из-за (к примеру) абьюзивных отношений. Возможность оплакивать то, чего не произошло (например, чувства, что вас любили и вы были нужны), а также и произошедшее (например, абьюзивные отношения) — это важно. По мнению Гилберта и Айронса [Gilbert & Irons, 2005], пограничное расстройство личности особенно связано
