Множественные убийства: природа и причины - Юрий Миранович Антонян
Виртуальные исследования в криминологии могут иметь огромное научное значение в плане объяснения преступного поведения, квалификации преступлений и исправления виновных.
Между тем далеко не каждое некрофильское убийство происходит в состоянии аффекта, напротив, оно совершается часто в результате холодного и рационального расчета, при условии высокопрофессиональной подготовки. Именно это мы можем встретить у тоталитарных правителей (Сталин никогда не переживал никаких аффектов, Гиммлер и Эйхман были спокойными и рассудительными людьми), террористов, наемных убийц, даже у тех, кого называют сексуальными маньяками. Насколько я мог наблюдать, аффективные состояния (состояния одержимости, как их можно еще назвать) были втайне страстно желаемыми, к ним бессознательно и мощно влекло некрофильских убийц как к возможности дать выход интенсивнейшей разрушительной энергии, раздирающей индивида. Это для него чрезвычайно актуально и жизненно важно, поскольку, если такое не произойдет, он может, образно говоря, взорваться сам. Поэтому подобный некрофил убивает, чтобы жить. Если повода для внешнего взрыва нет, некрофильский человек активно ищет его или попросту сам изобретает. Для этого годится любой факт.
Сказанное позволяет не согласиться с тем, что насильственное аффективное поведение протекает под влиянием актуальной потребности мести. Утверждать такое можно лишь при условии незнания того, что существует некрофильская агрессия. При последней имеет место не только аффект мести, но и некрофильская потребность в уничтожении — в первую очередь людей, но объектом насилия могут быть и животные, а также строения и другие продукты созидательной деятельности, любые вещи. В некоторых случаях объектом вандалической агрессии, а в сущности против человека выступают какие-то предметы, так или иначе связанные с ним, и здесь, по-видимому, можно говорить о косвенном, смещенном насилии в отношении его же. Конечно, у некрофилов вполне может быть аффект мести, при этом часто уничтожаются не только те, которые, по представлению убийцы, вызвали конфликт, но и совсем непричастные к нему люди. Например, во время семейного скандала преступник убивает не только жену и выступивших на ее стороне родителей, но и соседей, которые пытались разрешить конфликт.
Вернемся к одержимости. Выше я назвал ее синонимом аффективных состояний, но, вероятно, был не прав. Аффект — это сильная эмоциональная вспышка, как правило, кратковременная. Состояния одержимости более длительны, они могут продолжаться даже годы и представляют собой слепую, нерассуждающую, фанатическую преданность каким-то своим, обычно бессознательным или лишь смутно понимаемым влечениям, идеям, субъективным состояниям и переживаниям. Одержимость не всегда порицаема, ибо это может быть и одержимость трудом, но человек может стать рабом своей одержимости, отдав ей всю свою жизнь без остатка. Одержимые, маниакально заряженные люди, если они обретают хоть какую-то власть, могут быть и чаше всего становятся смертельно опасными. К сожалению, отечественная история представляет нам множество «красочных» иллюстраций сказанного.
6.2. Особые состояния множественных некрофильских убийц и отчуждение личности
В понятие «отчуждение» вкладывается самое разное содержание. Оно применяется философами, психологами и социологами в отношении необычайно широкого разнообразия психосоциальных расстройств, включая утрату себя, состояние страха, отчаяние, дезориентацию, ненадежность, социальную дезорганизацию, одиночество, автоматизацию, бессилие, бессмысленность, изоляцию, пессимизм и утрату веры или ценностей.
Исключительное внимание уделяли отчуждению экзистенциалисты М. Хайдеггер, К. Ясперс, А. Камю, Ж.-П. Сартр. У Хайдеггера категория «отчуждение» выступает в виде понятия «нигилизм», означающего всеобщую опустошенность сознания и утрату ценностных характеристик бытия. Высшая стадия нигилизма означает полное и притом совершенно добровольное самоосуждение человека, опустошенность духа, но уже с полным осознанием корней абсурдности бытия и глубинных причин страха. Такую опустошенность некоторые экзистенциалисты, особенно А. Камю, толкуют как своего рода победу человека, поправшего свои иллюзии и решившего смело посмотреть в глаза трагической правде, отказаться от рутины повседневности с ее кажущимся преодолением кардинальных вопросов жизни и смерти. Но это не победа, а лишь примирение с состоянием отчаяния. Оно ранее не осознавалось, а только переживалось как непонятный разрыв сознания. Теперь оно осознается в своем экзистенциальном значении, но это осознание ведет к еще более мучительной безысходности. Саму эту безысходность иногда пытаются осмыслить как выход из положения: пассивную правду отчаяния предлагается превратить в активную работу по углублению экзистенциального отчаяния.
Особые психические состояния некрофильских убийце несомненностью коррелируют с высоким уровнем их дезадаптации. Последний способствует тому, что в их внутреннем мире имеет место активная автокоммуникация, т. е. интенсивное общение с самим собой. Их автособеседник играет очень важную роль, поскольку, во-первых, препятствует проникновению в данную субъективную сферу других людей, во-вторых, укрепляет убежденность человека в своей правоте. В то же время, как можно было заметить при изучении таких людей, они способны быть как бы свидетелями своей личности и своей жизни. Им доступно достаточно спокойно наблюдать свое поведение, свои эмоции, влечения, реакции, страхи. Подучается, что такие лица живут как бы на двух уровнях: на уровне собственных желаний, эмоций и т. д. и уровне, где эти же индивиды выступают в качестве свидетелей. Можно полагать, что как раз последнее обстоятельство обеспечивает им определенную отстраненность от себя и возможность рефлексии. В этом свете не случайно, что все интересующие нас преступники охотно и обстоятельно рассказывали о себе, своих переживаниях и поступках, пытаясь даже дать им объяснение. Повествуя о себе, они больше выступали в качестве свидетелей самих себя.
Это явление Т. Шибутани называл деперсонализацией. Он писал: индивид чувствует, что он не является самим собой, есть ощущение отчужденности — будто он скорее наблюдатель, чем участник того, что делает его тело. Слабые деперсонализации происходят в какое-то время у большинства людей, когда они испытывают необычные или травматические переживания. Человек, подвергающийся ограблению, на мгновение задумывается: «действительно ли это происходит со мной?». В других случаях человек может испытывать зрительную галлюцинацию, как если бы он глядел на своего двойника в зеркало. В отличие от других галлюцинаций он чувствует себя связанным с образом, поскольку последний говорит, думает и действует во многом так же, как он сам.
Рассказывая о своих переживаниях при отравлении мескалином, Хаксли описывает подобное отделение своего тела от собственного представления о самом себе. Руки и ноги он воспринимал как существующие «снаружи». Во время еды он наблюдал, что некто прожорливо ел, тогда как сам он смотрел на него со стороны без большого интереса. Эти примеры показывают, что в различных обстоятельствах человек может отделять себя от «Я-концепции».
Хроническая деперсонализация, или
