Антонио Менегетти - Психосоматика
Если маленький ребенок не получает от матери ответа на свои требования, то он плачет, капризничает или заболевает, поэтому, повзрослев, в аналогичной ситуации он будет реагировать или насилием, нарушением общественных норм (что соответствует детским капризам), или заболеванием психосоматического характера, или постоянной экзистенциальной тоской (депрессией).
Бессознательно почти все люди существуют в диаде. При столкновении с проблемой, которую они не способны решить, в них срабатывает механизм принудительного влечения к повторению. Субъект не находит новых решений, а повторяет старые. Даже теряя свою биологическую мать, индивид продолжает действовать в паре. Он не может жить самостоятельно: для выживания ему нужна связь.
Психический онтогенез переходит в социальный филогенез
Он принужден к повторению в соответствии с тематической избирательностью, то есть вынужден жить вместе с другим человеком, с другой средой, которая воспроизводит старый стиль или модуль, усвоенный от матери. Маленькая семья исчезла, но в игру вступает большое общество, и субъект находит опору в другом человеке, в женщине, учреждении, идее. Следовательно, он осуществляет свое социальное взаимодействие, будучи всегда связанным со своей парой.
Общество – со своими тюрьмами, школами, госпиталями, публичными учреждениями – заменяет основной ориентир материнской матрицы; вместо того, чтобы развивать личность гражданина, оно поддерживает его посредством психологии опеки. Стремясь воспитать или исправить критическое чувство у отдельно взятой личности, общество, вместо того чтобы развивать это чувство, берет на себя функцию обслуживания и опеки, для того чтобы гражданин оставался всегда одинаковым, не менялся. Утверждается культура несчастья, разделения или разлада. Совокупность социальных стереотипов служит средством поддержания целостности и постоянства начальной диады «мать – ребенок». В действительности, психический онтогенез переходит в социальный филогенез.
По сути, общество заменяет мать, а мать – общество: из материнского лона мы попадаем в лоно общества, и все совершаемые нами выборы, все наши отношения всегда основываются на принудительном повторении той же матрицы.
Это патологическое предпочтение выражается в склонности к заболеваниям, привлекающим внимание, к так называемым «модным» проблемам, поскольку они позволяют наиболее полно проявить свой инфантильный нарциссизм. Поэтому наркомания есть не что иное, как попытка привлечь психическую чувствительность матери; СПИД – претензия на патологическое первенство в материнской душе; делинквентность – потребность выделиться, для того чтобы добиться внутреннего понимания и прощения со стороны матери. Принудительное влечение к повторению старого механизма во взрослом возрасте есть не что иное, как исключительное подтверждение преемственности диады[98].
Родители всегда должны готовить своего ребенка к самостоятельному росту, чтобы он смог развиваться во взрослой жизни, когда их больше не будет рядом. Родители не должны ограждать ребенка от реальности, а должны научить его принимать ее во всей сложности и жесткости. Ребенок должен усвоить единственную мораль – хорошо исполнять свои обязанности изо дня в день, что, в свою очередь, и создает человека. Прежде всего, необходимо научить ребенка никогда не совершать ошибок во вред себе, осуществляя функциональный эгоизм в социально-биологической экосистеме. Психотерапия подобна скальпелю, которым рассекают эту диадическую связь, что необходимо для начала формирования «Я» субъекта. Общество развивает в индивиде не критическую способность, а привычку к материнской опеке. Оно укрепляет инфантильность в субъектах, требуя от них лишь минимума зрелости для удовлетворения своих нужд, точно так же, как мать растит ребенка для компенсации собственных потребностей и не более того. Поэтому человек никогда не находит главного, метафизического ответа на потребности своей души; подчиняясь социальным правилам, он постоянно терпит крах в своем внутреннем мире. Самореализация – это задача исключительно личности, а не общества, которое следует закону равенства, тогда как индивидуальное онто Ин-се стремится к бесконечному совершенству. Это требует аутентифицирующей терапии: речь идет об аутентификации на основе оптического, неповторимого субъективного критерия всех процессов и способов мышления индивида, то есть о необходимости проверки функциональности его инструментов действия. Здорово лишь то, что вносит новизну бытия. В этом плане не следует спорить или бороться с обществом: главное, чтобы каждый достиг зрелости собственной души.
10.3. Психология семьи
Анализируя диаду как источник появления невроза, считаю необходимым рассмотреть логику семьи, чтобы понять механизм запуска невротического расстройства.
Каждый из нас в своей жизни обожествлял кого-то из близких (отца, мать, дедушку и т. д.). Чтобы понять, насколько значима эта фигура в сознании индивида, необходимо осознать, что человеческий ум не способен мыслить без слов. Нет человека, который смог бы сформулировать рациональную мысль без использования вербальных структур, изученных в детстве. Нет мышления без слов, нет бытия без логоса. А кто закладывает в наше сознание слова? Родители, которые структурируют логику нашего научения и приспособления к жизни.
Самореализация – это задача исключительно личности, а не общества
Чтобы понять родителей, нужно проанализировать их историческую идентичность. Как правило, это два обычных человека, совершенно не разобравшихся в огромной проблеме под названием жизнь, которые надеются исполнить свой экзистенциальный долг созданием семьи и производством на свет детей. С позиции пораженцев перед лицом жизни они начинают формировать поведенческие структуры в новых живых формах. Даже бесполезно останавливаться на том, что большинство родителей совершенно не владеют элементарными азами педагогики. Далеко не редки случаи, когда женщина, впервые став матерью, продолжает жить в состоянии страха. Имея на руках ребенка, она не знает ни как к нему прикоснуться, ни как накормить, в ее душе царит полный хаос, причем настолько сильный, что если бы ей не пришла помощь со стороны, она не смогла бы ничего сделать.
В среднем большинство матерей – это женщины, потерпевшие поражение перед лицом главной цели их экзистенциальной реализации из-за того, что всю свою жизнь они выстроили на стереотипах и комплексах. К этому следует также добавить, что большинство людей рождается не от истинного желания со стороны матери. Как правило, она случайно забеременела и выносила ребенка как следствие свершившегося факта. Как из-за невежества, так и из-за претерпеваемой ими экзистенциальной фрустрации, женщины живут потребностью в компенсации.
Чтобы понять предметную основу вышесказанного, представьте себе ребенка, которому подарили щенка. Первое, что он скажет: «Он мой!». Или же вспомните чувство негодования и отвращения, возникающее, когда кто-то руками дотрагивается до того, что вы считаете для себя очень личным. Первая связь, которую мать устанавливает с ребенком – не личные, а предметные отношения, ибо это малюсенькое существо есть часть ее тела: другой существует не согласно собственной идентичности, а в качестве объекта потребности материнской идентичности. Любыми способами, через всевозможные контакты матери с ребенком, последний формируется по принципу компенсативной проекции, в которой нуждается взрослый-мать.
Человек смотрит на цветок, рука касается его: это отношение между ним и объектом. Ребенок же познает цветок через эмоцию матери, а значит, определяет и уточняет для себя окружающий мир на основе материнского восприятия действительности. Предметность внешнего мира он воспринимает не такой, какова она в реальности (хорошо – плохо, красиво – некрасиво), а согласно ментальным и эмотивным – сознательным или бессознательным – категориям матери. Под «матерью» я понимаю не биологическую мать, а взрослого, устанавливающего материнские отношения с малышом и становящегося первым связующим звеном для ребенка в жизни[99]: это может быть няня, дедушка, дядя, кибутц и т. д.
Первооснова личности человека рождается в тот момент, когда он впервые говорит: «Нет!». Это «нет» служит сигналом. При каких бы обстоятельствах и в какой бы ситуации ребенок ни произнес это «нет» (в игре, капризничая и т. д.), это свидетельствует о присутствии в нем источника личностной автономии[100].
Мать лелеет своего ребенка, готова отдать за него жизнь, но любит по-своему. Как бы она ни любила его, она все равно будет формировать его под стать собственному стилю жизни, согласно собственной модели жизни. Взрослый-мать способен обусловить ребенка множеством различных способов: он формирует для него тактики поведения, предпочтения, склонности, а также является самой сильной фигурой в данной окружающей среде. Для ребенка взрослый-мать представляет собой всевластие жизни, тогда как он сам существует только как зависимый от него. Тем временем мать ведет свою борьбу за установление личного первенства в семье, и, какие бы действия она ни предпринимала, ребенок должен всегда быть на ее стороне. Итак, с одной стороны мы имеем полюс «мать», к которому можем отнести всю связку семейных стереотипов, так как они все равно им фильтруются для ребенка, а с другой стороны – изначальный проект, созданный природой, образующий другой полюс реальности. Как следствие, в ребенке начинает формироваться амбивалентность: создан он одним способом, но мыслит иначе. В попытке понять самого себя до глубины души, чтобы отыскать суть этого полюса жизни, которым он является, он всегда должен будет ссылаться к первому полюсу «мать», вследствие чего никогда не обретет уверенность в собственных мыслях и действиях. В этой ситуации на позиции второго оказывается полюс Ин-се.
