Маршал Салинз - Экономика каменного века
эндогенными, они были периодически повторяющимися. Кроме того, такие беды, как кажется, не могут случаться когда угодно, на любом историческом этапе. Они отмечают скорее зрелость полинезийской системы, преодолевающей свои противоречия до тех пор, пока не наступает развязка. Они обнажают структурные пределы.
В старину верховные вожди на Г авайях управляли независимо, и каждый — одним островом, сектором одного из более крупных островов, группой соседствующих островов... Эти различия уже сами по себе являются частью проблемы: они ведут к тому, о чем рассказывают бесчисленные исторические предания. Владения вождей то расширяются, то сокращаются; они увеличиваются в результате завоевания лишь для того, чтобы потом снова быть расколотыми в результате восстания. Один такой цикл непосредственно связывался со следующим, оборот одного цикла запускал другой. Правящие вожди проявляли склонность «чересчур упиваться властью»; иными словами, экономически угнетали людей. Последнее, при расширении политических владений, они считали себя вынужденными делать, невзирая на свою обязанность — как родственников и вождей — заботиться о благополучии соплеменников. Последнее они, невзирая ни на что, считали себя не в силах делать даже при сужении своих владений.
Ведь управленческая организация даже во владениях средних размеров должна была больно бить по труду и имуществу простых людей. Население было рассеяно на обширной территории; средства передвижения и коммуникации были рудиментарными. Кроме того, вожди не могли похвастаться монополией на силу. Им приходилось решать разнообразные проблемы управления организационным путем, при помощи определенного административного устройства: раздутого штата политического
«истеблишмента», который видел способ справляться со стремительно возрастающим числом задач в умножении персонала. В то же время, его довольно ограниченную реальную силу старались экономить с помощью внушающей благоговение демонстрации небывалых расходов, столь же устрашающих для народа, сколь и стяжающих славу для вождя. Однако материальные тяготы содержания всей этой свиты вождя с ее всплесками расточительности ложились, разумеется, на простых людей. И особенно тяжело они ложились на тех, кто жил в непосредственной близости от верховных властителей, — на таком расстоянии, что затраты на транспорт были оправданы, а угрозы санкций — эффективны.
Осознавая, по-видимому, тяжесть груза, который они вынуждены были взваливать на свои тылы, гавайские вожди постигли несколько способов ослаблять это давление, в том числе и путем завоеваний с прицелом на расширение материальной базы за счет дани. При удачном обороте событий, однако, когда под власть завоевателя попадали отдаленные и лишь недавно покоренные внутренние районы островов, затраты на управленческую бюрократию, очевидно, возрастали быстрее, чем доходы «казны», и, таким образом, вождь преуспевал лишь в том, чтобы приобретать внешних врагов вдобавок к еще худшим беспорядкам у себя дома. Вот вам циклы централизации и вымогательства в расцвете своей славы.
На этом этапе, согласно гавайской устной традиции (историческим преданиям), возникают интриги и заговоры против правящего вождя. Их устраивают его же приверженцы — быть может, в союзе с подданными из
дальних владений. Восстание всегда провоцируется знатными вождями, имеющими, безусловно, достаточно собственных мотивов бросить вызов верховному вождю и, вместе с тем, имеющими достаточно собственной власти, чтобы представить мятеж как взрыв общего возмущения. Он выражается в истреблении двора (приближенных вождя), вооруженном сражении или и в том и другом одновременно. А потом, как сообщает один поэт-этнолог, туземцы садились на землю, скрестив ноги, и рассказывали печальные истории о смерти «королей»:
Многие короли были преданы смерти народом за то, что угнетали накааинана (членов общины). Сменившие их короли потеряли жизни за то, что облагали членов общины жестокой данью: Коихала был умерщвлен в Кау, в память о чем это место было названо Уиер. Кока-и-ка-лани также был алии (вождем), умершим насильственной смертью в Кау... Эну-нуи-каи- малино — вождь, который был тайно спасён от смерти рыбаком в Кеахуолу в Кона... Король Хакау умер от руки Уми в долине Узйпио в Хамакуа, Гавайи.80 Лоно-и-ка-макахики — король, изгнанный народом Кона... Именно по этой причине некоторые древние короли испытывали страх перед своим народом (Malo, 1951, р. 195).
Важно, что виновными в гибели тиранов были люди, обладающие властью, и сами вожди. Восстание не означало, таким образом, революцию. Свергнутый вождь заменялся другим вождем. Освобождаясь от правителей-угнетателей, система не избавлялась вслед за этим от базового противоречия, не усовершенствовалась и не трансформировалась, а по-прежнему продолжала вращаться в кругу своих пороков. Поскольку цель восстания состояла том, чтобы в заменить плохого (обирающего) вождя хорошим (щедрым), постольку оно могло иметь весьма посредственные шансы на успех. В результате такого восстания расширенное в предшествующие годы владение чаще всего дробилось, так как непокорные внешние территории вновь отвоевывали независимость. Система, таким образом, подвергалась децентрализации, ее экономический вес снижался. Власть и гнет возвращались в исходное положение — на какое-то время.
Гавайские предания с их эпическим пафосом умалчивают о других, более приземленных причинах восстаний. Очевидно, что политический цикл имел экономическую пбдоплеку. Ожесточенные битвы между могущественными
Вот один из примеров этой геополитики мятежа: Каланиопу'у, верховный вождь большого острова Г авайев — тот самый, который был дядей по отцу и предшественником Камеамеа I, — одно время содержал двор в районе Кона на югозападе. Но, как сообщает предание, «скудость запасов продовольствия спустя какое-то время вынудила Каланиопу'у переместить свою свиту в район Коала (на северо-западе), где его штаб-квартира была установлена в Капаау» (Pomander, 1878-85, vol. 2, p. 200). Ситуация, вызванная нехваткой пищи в Кона, повторилась теперь в Коала: «Здесь продолжалась та же экстравагантная, laissez-faire [здесь: дай себе волю. — Примеч. пер.], политика „ешь и радуйся", какая начиналась в Кона, и среди приближенных вождя и земледельческих работников, „mofcaoinona", стало проявляться много ропота и недовольства» (там же). Местный ропот отдавался эхом в виде отдаленного шума из внешнего района Пуна, с противоположного края острова, с северо-востока. Две фракции в определенный момент объединились, и история приняла традиционную Олимпийскую форму — рассказ о битве, начавшейся между большими вождями. Главными бунтарями были Имакакалоа из Пуна и некто Ну'уану, вождь Ка'у, который до этого жил в Пуне, но сейчас был приглашен ко двору Каланиопу'у. Эти двое, как пишет Форнандер, были «главарями и вдохновителями» смуты. Житель отдаленной Пуны, Имакакалоа «открыто сопротивлялся указам Каланиопу'у и его запредельным претензиям на все виды собственности». Ну'уану же, принадлежавшего к правящей верхушке, «сильно подозревали в одобрении растущего недовольства» (там же). Н»этот раз, однако, боги были на стороне Каланиопу'у. Ну'уану погиб от зубов акулы, а Имакакалоа после ряда 1 i у сражений попал в ловушку, был захвачен в плен и по всем правилам принесен в жертву.
80 Хакау описан еще одним собирателем преданий как «жадный, безбожно обирающий и вождей, и народ» (Pomander, 1878-85, vol. 2, p. 76).
вождями и подвластными им территориями были транспонированной формой постоянной и главной борьбы за труд домохозяйств — борьбы, в которой решалось, будет ли этот труд направлен преимущественно на удовлетворение скромных нужд жизнеобеспечения самих домохозяйств или же более интенсивно задействован в политической организации. То, что вожди обладали правом облагать налогами экономику домохозяйств, не оспаривалось. Проблема заключалась, с одной стороны, в ограничении этого права обычаем, сложившимся в данной системе, и, с другой стороны, в регулярном его нарушении, обусловленном острой необходимостью системы. Гавайская вождеская организация дистанцировалась от народа, хотя и никогда определенно не разрывала отношений родства. Эти примитивные узы между правителем и подчиненными оставались в силе, а с ними — обычная этика реципрокности и щедрости вождя81. Д. Мало говорит об обширных складах продовольствия, имевшихся у правящих вождей, что они «были средствами поддержания удовлетворенности в народе, чтобы тот не покинул своего короля»; то же говорится и в следующем отрывке, замечательном также своим политическим цинизмом: «как крыса не покинет кладовку... пока она думает, что там есть еда, так и народ не покинет своего короля, пока думает, что в его закромах есть еда» (Malo, 1951, р. 195).
