Алексей Меняйлов - Катарсис. Подноготная любви (Психоаналитическая эпопея)
«Некрофил—некрофилка». Следующую любовную комбинацию из левой части схемы мы обозначили словом «убийство». Несомненно, что два оказавшихся вместе некрофила разного пола как-то друг ко другу относятся. Поскольку у каждого партнёр подавляющий, то они могут оба страстно друг в друга влюбиться. До умопомрачения. Но кроме большей или меньшей затаённой к партнёру злобы, некрофилы в любовь ещё и играют, иначе первое же «любовное» свидание закончилось бы обоюдным убийством (редко сбывающийся идеал). Им не остаётся ничего другого, как подражать привычным для «жухлых» штампам: дарить цветы, делать предложение, становиться на колени, говорить о своей великой любви. Именно этим занималась со своими будущими мужьями Элен, тем же по инерции был занят и Анатоль, когда готовился совершить по отношению к Наташе подлость — тайком увезти её из дому. Анатоль болезненно метался по комнате, демонстрируя, насколько он воспарил над спивающимися своими друзьями тем, какая великая осенила его любовь, и с удовольствием принимал от них советы, как в его, Анатоля, положении поступали другие. Это и есть игра. Правда, пример в данном случае не совсем корректен, потому что Наташа к некрофилам не относится.
В отличие от жухлых, у ярких некоторые свойства проявляются сильнее. Их охватывают чувства, подобные тем, что охватывали вождя немецкого народа Адольфа Гитлера, когда он ползал на четвереньках перед признанной тем же народом артисткой Ренатой Мюллер и требовал, чтобы она ему надавала пинков, и признавался ей со всей возможной для него искренностью, что он ничтожество и ни на что не способен. Эта пара признанных хотя и покончила жизнь самоубийством в разное время, но очевидно, что один другому на психоэнергетическом уровне в этом помог. Это и есть убийство. Это — страстная любовь, только, в отличие от «жухлого варианта», мотив убийства выражен ярче.
Можно привести и литературный образ. Скажем, Антония и Клеопатры из одноимённой трагедии Шекспира. Она — царица Египта, изучающая на заключённых виды агоний от различных ядов, он — один из триумвиров после убийства Юлия Цезаря. По своим способностям военачальника Антоний мог бы стать вторым императором Римской Империи после Цезаря, но рядом с язвительной, мстительной и ревнивой Клеопатрой он полностью утратил волю и жизненную силу. Всё это они называют страстной любовью, никто вокруг в этом не сомневается, и они благополучно, не приемля жизни, кончают с собой: он — упав на меч, она — приложив к руке змею.
Однако Антонию и Клеопатре далеко до идеала некрофилической «любви»: после первых объятий умирают они далеко не сразу. Убийца всех времён и народов Адольф Гитлер к этому идеалу гораздо ближе, что следует хотя бы из того, что актриса Рената Мюллер, страстно влюблённая в своего фюрера, покончила с собой после первой же с ним ночи. Но ведь сам Гитлер остался жив! Что скверно: абсолютный идеал достигается лишь тогда, когда оба «возлюбленных» умирают, причём после первой же близости. Подготовительные к соитию слова не важны — главное, они следуют охватившему их влечению к смерти. В идеале гибнут оба.
И в мировой литературе пример такой любви есть! Не удивляйтесь — это Ромео и Джульетта! Да-да! Кто, как не они, — символ прекрасной любви в некрофилогенной культуре!
Установившийся взгляд на сущность их взаимоотношений следующий: в 13-15 лет двое молодых людей противостали духу убийства, переполнявшего оба их враждующих семейства, и полюбили друг друга непорочной, как само небо, неземной любовью, но, в результате интриг и стечения роковых обстоятельств, убили себя, тем подтвердив надмирность своих чувств. Можно ожидать, что найдутся начитанные в литературоведческой литературе люди, которые не согласятся, что взаимоотношения Ромео и Джульетты есть квинтэссенция некрофилии: дескать, когда Ромео закалывал себя рядом со спящей Джульеттой, в которой он угадал труп, то это была просто ошибка. Нет, не просто.
Можно не вдаваться в обсуждение того, ввиду каких особенностей его психики Ромео вместо живого человека померещился труп, достаточно просто упомянуть, что каждый человек водим или духом истины, или духом заблуждения (убийства), а которым из них был водим Ромео, недвусмысленно следует из того, что он ошибся — на самом деле Джульетта была жива-здорова. (Вспомним заповеди: «не убий» подразумевает уважительное отношение не только к чужой жизни, но и к своей.) Тем же духом явно была водима и Джульетта, которая совершала один провоцирующий поступок за другим.
Таким образом, оба они были плоть от плоти своих семейств, они всё те же Монтекки и Капулетти, что видно из того, что они друг друга убили. Да, они дети, но дети, как правило, меняют лишь формы греха, по сути оставаясь верными своим родителям, — Ромео и Джульетта доказали это обоюдным убийством. Вот если бы у этих родителей выросли психически уравновешенные дети с неавторитарным мышлением, то только тогда можно было бы говорить, что ни Ромео, ни Джульетта не являются единоборцами от своих враждующих семейств. Как раз-то дети враждующих несовместимых семейств могут влюбиться друг в друга и притом страстно.
Вот так. Вызывающий всеобщий восторг мировой символ прекрасной любви на поверку оказался некрофилическим — и это не случайно. Как не случайно и то, что женская половина Германии признала Гитлера восхитительным героем-любовником. А он такой и есть — в определённом смысле. Гитлер — это выросший Ромео. Чтобы убедиться, что это так, достаточно сравнить описание чувств в трагедии Шекспира с описанием переживаний Гитлера по отношению к объекту своей первой любви: будущей вдове полковника, а в девичестве — фройляйн Стефани.
Однако Гитлер и Ромео — некрофилы ярчайшие и как бы в обыденной жизни не типичные.
Не все некрофилы получают от окружающих поклонение и возможность проявить себя в полной мере, но Гитлеру и его милой Ренате Мюллер, перед которой он ползал на карачках, благоговеющий немецкий народ это сделать позволил. Гитлер проявил себя более чем в 50 миллионах трупов и неимоверных пространствах изуродованной земли, и лишь затем сделал труп и из самого себя. Его «возлюбленная», по сути, проделывала то же самое, но иначе, по-женски, завораживая любителей фильмов, заставляя их переживать так, как она того хочет, понимать жизнь так, как её в своё время «научили». Она-таки народ научила и лишь затем покончила с собой, то есть полностью самовыразилась.
Обычный же некрофил — тот, с которым вы сотрудничаете на работе, который прижимается к вам в метро и, возможно, улыбается вам с соседней подушки, — не может себе всего этого позволить, не только потому, что взоры обожающей толпы направлены к более ярким, чем он, но и просто из трусости. Вот если бы ему создали условия…
Изучающих историю поражает то однообразие метаморфоз, которые происходили с двенадцатью первыми императорами Римской империи, когда они дорывались до власти, то есть с теми, кому «создавали условия». Не все они были импотентами, подобно Нерону, которому уже к тридцати годам приходилось прибегать к неимоверным усилиям и ухищрениям, чтобы хоть что-то изобразить. Напротив, император Тиберий, при котором был распят Христос, был активен, как гласит легенда, и под семьдесят: он был гомосексуалистом или, вернее, бисексуалом, многое о его проделках сохранила история, но втягивал ли он через ноздри мочу своих возлюбленных юношей, как это нередко бывало (и бывает?) в жизни индивидов императорского типа, — свидетельств не сохранилось. Очень может быть, потому и не сохранилось, что современные Тиберию историки, получая о том свидетельства, не могли в это поверить: как такое может быть, чтобы император — и такое? И у кого? У случайного мальчишки?.. Восхищённые сенаторы признали Тиберия божественным.
Что касается собственно интимных взаимоотношений, то некрофилы сексуально несостоятельны отчасти ещё и потому, что они попросту бездарны. Но у них есть способность внушить (энергетически принудить) признание своей божественности во всех отношениях и в половой в том числе. В известных экспериментах ХIХ века выяснилось, что в гипнотическом трансе рядом с подавляющим индивидом женщины сомнамбулического типа начинали выделывать имитирующие коитус движения и подчас доходили до оргазма, или, скорее, его имитации. Причём в этих телодвижениях угадывалась реализация подавленных инцестуальных желаний. (К примеру, они могли «работать» с грандиозным по размерам пенисом. Это — проявление грёз пятилетнего возраста. Маленькая девочка, подсмотрев особенности строения тела отца, сравнивает размеры этих «особенностей» со своим маленьким тельцем — и на всю жизнь запоминает соотношение.) Но если всю эту последовательность движений, включая последующее утверждение дамы, что она действительно была в интимной близости с индуктором некрополя, несмотря на уверения в обратном многих присутствовавших при этом наблюдателей, назвать простым, но отчётливым словом, то это — просто детский онанизм (некрофилический). Итак, в идеале, «половой акт» в любовной комбинации «некрофил—некрофилка» проходит в виде сеанса обоюдного онанизма («мягкий» вариант некросекса), в котором физиологический контакт не обязателен. Но провести сеанс онанизма без непосредственного телесного контакта доступно не всякому некрофилу — может не хватить силы некрополя. Большей их части приходится прибегать к дополнительным ухищрениям. Среди прочего и раздражать так называемые эрогенные зоны. Но и это опять-таки не всем из них доступно — отсюда и один из типов фригидности, когда нет ни некрофилического экстаза, ни счастья биофильной близости. Поэтому не удивляйтесь, когда видите девушку сомнамбулического типа с воспалённым болезненным взором, с некрофилически поджатыми губами, исхудавшую, или напряжённую, или обрюзгшую, которая, несмотря ни на что, с восторгом хвастается подружкам своим принюхивающимся импотентом.
