Джеймс Холлис - Обретение смысла во второй половине жизни. Как наконец стать по-настоящему взрослым
Однако тот факт, что сам характер этих симптомов свидетельствует об их целенаправленности, почти не получает вдумчивого, обстоятельного и систематичного рассмотрения, как и то, какие травмированные энергии нуждаются в компенсировании. О каком исцелении может идти речь, когда мы так мало знаем о том, какая глубинная динамика оказалась ущемлена или проигнорирована там, внутри? Представители культур, обладающих живыми метафорами этих энергий и ритуалами их соединения – всем тем, что было нами отброшено как мифология, не заслуживающая внимания, куда лучше умеют обращаться к душе и исцелять ее, чем мы совместными усилиями современной психиатрии и фармакологии. Культура без живого мифологического ключа к загадке мироздания – это культура, которая сама напрашивается на неприятности.
В 1939 году, в самый канун того, когда мир оказался низвергнут в пучину Второй мировой войны, Юнг выступил с речью перед Гильдией пасторской психологии в Лондоне. Он говорил о том, что человечество плохо переносит утрату мифологического соединения с космическими энергиями, отвечающими за сохранение равновесия и порядка. Как следствие, люди все более и более склоняются к идеологиям, которые предлагают черно-белый спектр ценностей, но и обещают быстрое решение проблем. Но здесь не обойтись без зримого образа врага «по соседству», ненависть к которому позволила бы отказаться от необходимости саморефлексии. Как отмечал Юнг, на тот момент мир сгруппировался вокруг соперничающих, однобоких идеологий марксизма и фашизма. Подобные массовые движения легко поглощают индивидуальную восприимчивость, но тогда столь же просто оказывается забыть и о нравственных нюансах, сложить с себя ответственность за то, каким был твой личный выбор. Но есть, отмечал он, еще и третья группа людей, воспринявших своим внутренним опытом этот мифологический кризис и мучительно переживающих конфликтность современной эпохи как индивидуальный невроз. И только в этой последней группе и заключается надежда цивилизации, да и то в том случае, если она сможет открыть смысл своего страдания и в конце концов настроить свой индивидуальный компас в направлении души.
Сегодня марксизму и фашизму нашлась замена, пусть идеологически не такая прямолинейная, но зато куда более изощренная и соблазнительная духовно. Материализм, гедонизм и нарциссизм – этот триумвират, апеллирующий к духу большинства наших современников, – в конечном итоге непременно предаст их, так как не способен соединить с тем, что несет в себе исцеление или неподдельное удовлетворение. Когда отсутствует духовная «вертикаль», чувство сопричастности с божественным, человечество оказывается приговоренным к стерильному существованию в «горизонтальной плоскости», воспроизводящему свою собственную бессмысленность, финал которой один – уход в небытие. (Пожалуй, едва ли найдется более зримый образ для горизонтальной ловушки, в которую угодил модернизм, чем у Беккета в его пьесе «В ожидании Годо»: двое бродяг на обочине, которым на самом деле некуда идти и нечем по большому счету занять себя, тем не менее заняты мучительными поисками смысла.) Единение же с тайной, как полагает Юнг, приходит тогда лишь, «когда люди начинают чувствовать, что живут символической жизнью, что они – актеры в божественной драме. Это придает единственный возможный смысл человеческой жизни; все остальное банально и без него можно легко обойтись. Карьера, рождение детей – все это майя (иллюзия), в сравнении с тем единственно, что ваша жизнь осмысленна»[39]. В состоянии ли таблетка, или новая машина, или даже новая любовь дать такой же смысл, как тот, что возвращает подлинную глубину нашей жизни?
В один ряд с материализмом, гедонизмом и нарциссизмом нужно поставить еще две массовые идеологии – фундаментализм и культуру чувственности. За время, прошедшее со Второй мировой войны, только фундаменталистский спектр религиозности переживал устойчивый рост, именно ввиду той неопределенности во всем, к которой скатился наш век. То, что иначе могло бы приветствоваться как величайшая свобода выбора, небывалая прежде в истории человечества, лишила покоя многих и многих. Фундаментализм, будь то религиозный, политический или психологический, – это технология «тревожного менеджмента», которая сглаживает нюансы сомнения и неоднозначности, обращаясь к жестким и упрощенческим мировоззренческим системам. Если я могу убедить себя, что мир неизменно будет зиждиться на устоях, установленных раз и навсегда кем-то другим, тогда мне нет нужды самому разбираться с новыми тонкостями нравственного выбора, все более очевидной ролью женщин, неоднозначностями пола, сексуальной идентичности и предпочтений, ужасами национализма, сепаратизма и других разновидностей племенной ментальности.
Бесспорно, люди вправе отстаивать любые ценности, которые они проверили на деле и которых искренне придерживаются, но фундаментализм – это форма умственной болезни, стремящаяся вытеснить тревогу, двусмысленность и неоднозначность. Более зрелая личностная структура предполагает и куда большую способность индивидуума и культуры в целом терпимо относиться к тревоге, двусмысленности и неоднозначности – необходимому и неизбежному измерению нашей жизни. Культура, упорно цепляющаяся за свою незрелость, убежденная, что ее ценностям постоянно угрожают извне, неизбежно скатывается к существованию на «осадном положении», к сентиментальной ностальгии по более простым временам, к упрощенческим взглядам, основанным на черно-белом восприятии ценностей, и будет проецировать свою тень, занимаясь поиском врагов. Самый печальный пример этой регрессивной программы очевиден сегодня в нашей национальной драме. Америка и ее лидеры упустили возможность открыто обговорить с нацией новую политическую перспективу, а также возобновить отношения с остальным миром на позициях открытости после событий 11 сентября 2001 года. И если кто-то еще удивленно спрашивает себя, «за что они нас так ненавидят», то нужно быть готовым спросить «их» тоже и выслушать открыто, с пониманием и не становясь в защитную позу. Впрочем, такой диалог по-прежнему возможен, и стоит надеяться, что будущее принесет с собой и способность толерантно относиться к различиям и неоднозначности, и не нужно будет превращаться в страну-крепость, что совершенно не свойственно нашей истории. Подобная открытость для диалога с миром, однако же, потребует от всей нашей нации такой же зрелости, какая требуется от отдельной личности, рассчитывающей на взаимовыгодные отношения.
Не менее соблазнительная культура чувственности, вне всякого сомнения, имеет еще больше приверженцев, чем фундаментализм. Масскульт окружает нас со всех сторон. Новости, которые транслируются двадцать четыре часа в сутки, превращают телезрителей в информационных наркоманов. Местные телестудии выискивают самые кровавые катастрофы, самые непристойные скандалы, всяческие угрозы здоровью людей, способные довести до паранойи, и пичкают нас всем этим на завтрак, обед и ужин, не давая спокойно уснуть даже ночью. Ничтожества и однодневки возносятся до вершин, превращаются в знаменитостей национального масштаба, их повсюду сопровождают камеры, выхватывающие самые заурядные мелочи, тиражируя раздутые банальности неисследованной жизни. Любовные интриги, телешоу на выживаемость, информации о болезнях, раздутые до уровня сенсаций, корпоративная алчность – все сгодится в корм неуемной жажде сенсаций. Там, где нет индивидуальности, глубины характера, неизбежно приходится довольствоваться искусственной жизнью и чужими ценностями.
Жизнь или культура, основанные на сенсации, просто не имеют другого выбора, чем постоянная эскалация сенсаций, поскольку мы быстро становимся нечувствительны к их непрерывной трескотне и пустым обещаниям. Современный вариант Дантова нисхождения в Ад – это взять что-то хорошее, предъявить ему завышенные требования, выжать все до последней капли и остаться ни с чем в конечном итоге.
Когда нет возможности раздвинуть узкие рамки своих ощущений, нет отношений с собственной реальностью, мы вынужденно идем на создание такой подделки, как «реалити-ТВ». Насколько невротичной должна быть культура, чтобы смоделировать полностью компенсаторную жизнь? Там, где мы отказались от надежды на единение, на глубину, на смысл, взамен получаем только сенсации, и, следовательно, ничего не остается делать, как производить их больше, еще больше и чаще. Культура чувственности может порождать только аддикции и разбитые надежды, подобно тому как фундаментализм порождает лишь твердолобое упрямство, а также очень обширную тень, подтверждение чему – все те скандалы, в которых замешаны священнослужители. Да, едва ли кто-то из нас свободен от пристрастий и зависимостей, если честно взглянуть на положение вещей. И каждый на своем опыте знает, что такое разбитые надежды и проблемы, порождающие тревогу. Но чем больше наше стремление контролировать эти аспекты человеческой природы, чем больше мы отдаляем от сознания ту загадку бытия, в которой продолжаем жить день ото дня. Больше того, ни фундаменталистская культура, ни сенсационная чувственность не способны привнести в страдание достоинство и глубину, звать людей к большим духовным начинаниям или наделить смыслом, происходящим главным образом от масштабных загадок бытия, которые всегда будут выше нашего желания поставить их на службу собственному удовольствию.
