Ирвин Ялом - Психотерапевтические истории. Хроники исцеления

Я осведомился, не хочет ли она спросить меня о чем-нибудь, только для того, чтобы помочь ей стать более уверенной в себе. Она спросила, как, по-моему, проходит занятие, и я сказал ей, что считаю его спокойным и удовлетворительным. Она ищет темы для обсуждения. Джинни тут же сочла это упреком и сказала, что на следующей неделе она действительно будет упорно работать, чтобы подобрать темы для обсуждения. Она затронула вопрос окончания терапии, сказав, что вчера она была в очень подавленном состоянии (мы обычно встречаемся по вторникам, но на этой неделе занятие состоялось в среду, поскольку я должен был присутствовать на заседании комитета). Ей интересно, оставит ли прекращение встреч со мной огромную брешь в ее жизни.

15 марта

Джинни

Чем банальнее занятие, тем труднее о нем писать, так как в большинстве случаев мне нравилось то, о чем мы говорили, — что я сделала и сказала Карлу на этой неделе. Затем без нескольких минут пять, когда я была готова уходить, а вы уделили нам еще несколько дополнительных минут, я почувствовала, что все хорошее как сквозь землю провалилось. Вы перефразировали часть того, что со мной произошло, в другом ключе, а я с вами согласилась. Например, то, что мне нечего сказать о продвижении, понимая, что у меня не было свободы или своего скрытого «я», что мои эссе — сплошная скукота. Я обманывала себя. Я преувеличивала негативные стороны.

Когда я приехала домой, то поняла, что дала вам повод обвинить мою мать. (Она пишет, что мои письма скрашивают ее жалкое существование.) И даже сказав, что нам с Карлом скучно («непревзойденное начало», говорите вы), я, кажется, предала наши отношения. Ненавижу этих хороших и плохих парней в терапии. Вот так они забивают мне мозги. А глупо то, что мне тоже очень нравятся письма, то, что письма скрашивают мое существование, что мне с Карлом скучно, как и вам со мной. Ну почему вещи не могут просто быть без того, чтобы казаться плохими или неправильными?

И затем мой контрольный список прогресса:

Карьера

Замужество

Дети

Вы обвиняете в этом мою семью, хотя этот небольшой тест полностью моя выдумка. Моя мама никогда такого не говорила. Это больше похоже на внешнюю оценку самой себя, которую я называю словом «мама». Но это несправедливо. Это я играю в маму. Притупляя собственную повседневную реальность. Конечно, семья предпочтет одну из двух или две из трех к тому времени, когда птичка достигнет двадцати семи.

Все это, кажется, случилось за последние пять минут, когда я опять оказалась в полном дерьме.

Но вчера день был вроде бы очень хорошим. Терапия не испортила его. Мне она нравилась, пока я не приехала домой.

4 апреля

Доктор Ялом

Я не видел Джинни последние две недели. Одну неделю меня не было в городе, а вторую встречу отменила она, так как работала. Она пришла с опозданием в несколько минут. Увидела меня сидящим в моем кресле и робко спросила, не подождать ли ей за дверью или как. Позже она мне рассказала, какой разочарованной и никудышной чувствовала себя. Ей же хотелось ворваться в кабинет и сказать с чувством: «Боже, как я рада вас видеть» или что-нибудь в этом роде. В этот день она пару раз звонила, но так и не дозвонилась до меня. А мой секретарь не была уверена, жду ли я ее. Так что она села в автобус и поехала, даже не зная, буду ли я у себя. Дальше я узнаю, что в пути ее охватило сильное чувство гнева, а потом вины за этот гнев, так что она почти боялась увидеться со мной, когда вошла в кабинет.

Однако она тут же перешла на тему ее отношений с Карлом, которые находятся сейчас в самом отвратительном состоянии. Оказывается, Карл внезапно и резко изменился в результате бурной конфронтации со Стивом, близким другом. Создается впечатление, что Стив — грозный рассудительный человек, который обрушился с критикой на Карла. У них возник яростный спор. Карл настолько разозлился, что выбежал на улицу, чтобы остыть. Он решил представить свои аргументы, вернулся, чтобы спокойно поговорить со Стивом, но Стив еще больше стал его унижать. После того как Стив ушел, Карл сломался, некоторое время плакал, а потом захотел проверить свои эмоции. Некоторое время он провел в разговорах с другом, который предложил ему записаться вместе с Джинни в группу психотерапии в Беркли. К огромному удивлению Джинни, идея Карлу понравилась. А в результате всех этих событий Карл стал более открытым с Джин-ни. Он стал любящим, нежным и добрым с ней, говорит такое, чего раньше никогда не говорил. Например, он ей рассказал, что в прошлом были дни, когда он просто терпеть ее не мог. Потихоньку вырисовывается целый невысказанный субстрат их отношений, достойный обсуждения. Так или иначе, Джинни поощряет Карла к открытости, но, в общем, сейчас откровенничает с ним меньше, чем раньше. По крайней мере, так она говорит мне.

Несмотря на все эти довольно хорошие новости, занятие сегодня прошло без особого драйва. Она выглядела зажатой, немного ушедшей в себя, как бы недовольной собственной отстраненностью, и я так и не мог найти способа расшевелить ее. Я также принял участие в подавлении ее эмоций. Полагаю, во мне есть что-то такое, что не позволяет людям выражать подлинную радость и энтузиазм.

Весь последний месяц она работала и писала. У нее была одна очень хорошая неделя, две нормальные и одна ужасная, во время которой она ушла в штопор, так как у нее на щеке появилась шишечка, и она вообразила, что у нее рак, пока доктор не сказал ей, что шишка доброкачественная.

В один момент она спросила, считаю ли я ее безнадежной. Я сказал, что вообще так не думаю. Хотя до конца честно я не ответил, так как мне было не по себе и беспокоила возникшая в наших отношениях безжизненность. Она сказала, что ощущает безнадежность, потому что вокруг происходит много хорошего, а эмоционально, как следовало бы, она на это не реагирует. Медленно, неотвратимо жернова изменений делают свое дело. Так или иначе, и я в этом участвую, временами даже не знаю, как. Но Джин-ни потихоньку медленно меняется, медленно развивается и растет. Ее отношения с Карлом, хотя я и слышу о них от ненадежного рассказчика, явно углубляются и становятся более осмысленными.

Затем она сказала, что ей хочется быть всегда такой, какой она была, когда посещала группу М. Дж., так как там ей очень легко давалась роль энтузиастки. Я согласился, что легко играть роль, когда находишься на отдыхе в круизе, и она быстро уловила мой сарказм. Но она, так же, как и я, считает, что ее ролевая игра в группе психотерапии не имела абсолютно никакого воплощения в реальном мире. Она так и осталась равнодушной в отношениях с другими людьми, несмотря на несколько волшебных дней реальных ощущений в самом начале.

Возник определенный материал по переносу, на который я не знал, как реагировать. Когда я встал, чтобы взять трубку, она игриво попросила: «Вы не предложите даме сигару?» Потом она упомянет, что получила от подруги из Германии письмо, в котором та жалуется на существующую там бюрократическую систему, да и на жизнь в общем. Это, похоже, указывает на дистанцию в наших отношениях и, вероятно, на ее желание, чтобы я не ездил в Европу этим летом, но особого желания отвечать на мои расспросы она не выразила.

В общем, довольно разочаровывающее занятие для меня лично, потому что мы так и остались на расстоянии и невовлеченными. Но одновременно я был удовлетворен, так как она рассказала мне хорошие новости о собственных переменах в обыденном мире.

4 апреля

Джинни

Я все откладывала и не писала этот отчет, так что рассматривайте его с расстояния примерно в шесть дней. В начале занятия я думала, что вы какой-то не такой, сердитый и недружелюбный. С нашего последнего занятия прошло три недели, но на этот раз вы не стали это обсуждать.

Я была готова к подвоху, полагая, что вас здесь не будет. Весь день я только и знала, что запивала плоды своего мелочного воображения ванильно-шоколадной газировкой (в университетском молочном кафе). Своим озадаченным умишком я перелопачивала все возможные причины вашего отсутствия, так как день занятия был отложен. А в автобусе я приступила к чтению «Под стеклянным колпаком» Сильвии Плат, который меня так тронул, что я была готова принять на себя страдания героини книжки. Я больше была озабочена ее судьбой, чем своей собственной.

Не помню многое из того, что происходило, кроме того, что в конце я чувствовала себя так, как будто предала самых близких.

Я загрузила вас на всю неделю и, особенно, на уикэнд показательно шокирующей схваткой между Карлом и Стивом, реакцией Карла и тем, как в результате этого меняется наша жизнь. И здесь опять не могу поверить в то, что я делаю больше, чем просто генерирую в голове идеи, но никогда не выплескиваю их вместе с эмоциями или реакцией на происходящее. Если и было какое-то изменение, вызывающее желание радостно защебетать, так это на прошлой неделе, когда что-то, наконец, стало происходить. Но вместо того, чтобы наслаждаться этим по полной программе, я стала обдумывать проблемы и вела себя так, как будто то, что случилось, завершилось. Вы продолжали настаивать, что теперь, когда ворота искренности и боли открыты (Карлом), будет трудно вернуться обратно к нашему прежнему существованию, и теперь самое время поговорить с Карлом, а не просто послушать, что было хорошим советом. А затем вы всегда спрашиваете: «Так, и что вы хотели бы ему сказать?», что меня ставит в тупик. У меня большой запас ошибок и слабостей, и не представляю себе, как я смогу говорить, не вспоминая их. Так что я, как обычно, не смогла вам ответить. Понимаю, что ради Карла мне надо сильно измениться, но конкретно сейчас все, что от меня нужно, — это быть рядом и слушать. Я восхищаюсь тем, как он пропускает эмоции через себя. Полагаю, что сейчас он работает над чем-то большим, чем просто наши отношения. Возможно, над своей семьей или другими начинаниями, все это так переплетено и сидит глубоко в нем. С моей стороны будет крайне дурно и эгоистично просить каких-либо действий. Кроме того, полагаю, что его размышления приведут к нам. Эта ссора вскрыла наши отношения и дала мне возможность увидеть в Карле то, о чем я только подозревала. Я также упомянула опухоль на лице («опухоль» звучит более осторожно, чем «образование»). От этой опухоли у меня портится настроение и я, подавленная, становлюсь более податливой. Полагаю, я была с вами немного ипохондриком. Всегда что-то утаивала. Выложи я все плохое, это помогло бы. Вы немного меня приободрили, сказав, что по части лица беспокоиться не о чем.