Стивен Гаррисон - Счастливый ребенок
Мы с ранних лет – порой кривя душой – хвалим ребенка, чтобы побудить его вести себя так, как мы хотим. А когда исследование жизни подталкивает ребенка к поступкам, которых мы не одобряем, часто лишаем его своей эмоциональной поддержки. Ребенок очень быстро начинает понимать, как оценивает его поведение взрослый. Тут-то как раз все просто. Малыш рано узнает, что мы хотим, чтобы он рисовал на бумаге, а не на обоях, позднее – что нам нравится или не нравится его одежда, музыка, друзья, манеры и так далее. Все это ребенку ясно вполне. А вот что действительно сбивает многих детей с толку, так это то, что им не дают возможности понять, что же нравится или не нравится им самим, что может целиком завладеть их любопытством и энергией. Взрослые редко дают ребенку возможность осознать, что для него означает неудача, поэтому многие дети, повзрослев, так и не успевают понять, в чем суть успеха.
Забавно, но именно те, кто добивается в жизни многого, привыкли оценивать свои успехи или неудачи только по внешним признакам – школьным отметкам, достижениям в работе, доходу. Увы, те, кто слишком хорошо поняли, как добиваться внешних признаков успеха, могут так никогда и не узнать, в чем же состоит внутреннее воздаяние. Обучаясь ценить внешние проявления успеха, мы рискуем так никогда и не испытать счастья. А вот те дети, которые терпят неудачи, получают возможность выяснить, какие же внутренние качества делают их счастливыми – ведь внешних атрибутов успеха они не видят. Но неужели ребенку, для того чтобы понять, что такое счастье, так уж необходимо проходить через сито заранее предписанных понятий об успехе и провале, получать внешние награды и терпеть внешние же неудачи?
Дети, если предоставить им возможность самостоятельно исследовать мир, способны обнаружить свои пристрастия – те виды деятельности, которые позволят в полной мере проявиться их жизненной энергии. Это проявление мощное, убедительное, творческое и – стоит ли удивляться – счастливое. Что за поразительная штука – счастливый ребенок! Почему мы мешаем этому? Почему мы считаем себя вправе становиться посредниками между другим существом и его собственным сердцем? Ну да, они – дети, а потому мы можем делать это, если считаем нужным. Мы больше, сильнее и пути власти ведомы нам гораздо лучше. Но зачем мы берем влюбленных в жизнь детей и делаем из них взрослых, вынужденных искать счастья?
Если бы не вмешательство всесильных взрослых, которые определяют, что такое успех и неудача, которые настраивают детей друг против друга, заставляя их конкурировать в борьбе за воздаяния в виде внимания, похвал и статуса, то смысл неудачи для ребенка был бы совсем другим. Реакция среды обитания – это всего лишь одна составляющая неудачи; только один фактор, уравновешиваемый соображениями внутреннего характера, которые творческая душа ребенка страстно стремится понять.
Для влюбленного в жизнь ребенка неудача не является чем-то навязанным ему извне. Это нечто, связующее внутреннее стремление и внешний отклик в единое целое. Неудачу могут определять внешние факторы: неудавшийся опыт по химии, никем не понятая картина, отвергнутая попытка общения. Она может быть и явлением внутренним: утратой интереса к тому или иному замыслу, неспособностью освоить музыкальный инструмент или выразить себя в стихотворении. Но такая неудача не является поражением. Она не требует перемены образа поведения или достижения какого-то определенного результата. Понять, чем является для ребенка неудача, – это значит понять, что представляет собой сам ребенок. Ведь для этого нужно постичь значение и роль его интересов, приобретенных навыков и врожденных способностей применительно к его жизни. Неудача неразрывно связана с успехом – подлинным успехом целостной личности, а не набором приемлемых для общества правил поведения. Каждый ребенок, каждая личность жаждет найти эту целостность в себе и в своих отношениях с окружающим миром. Когда же эта потребность наталкивается на неодолимые препятствия, происходит разрушение души, после чего остается оболочка личности, сотканной из одних компромиссов, и пустое сердце.
Нам, взрослым, в свое время не предоставили возможности разобраться в своих глубинных детских устремлениях. Всё, чему мы научились, – это либо подчиняться, либо быть непослушными. Наше общественное лицо формировалось под влиянием поощрений и наказаний, присущих господствовавшей методике обучения и воспитания. Сегодня, когда мы, попробовав себя там и сям, докопались наконец до истины, открывшейся нашим разбитым сердцам, мы можем сделать одну простую вещь. Мы можем дать нынешним детям шанс заглянуть в свое сердце, понять его устремления и жить в соответствии с ними. Мы можем дать этим детям шанс терпеть неудачи и добиваться успеха исходя из своего собственного понимания, самим измерять внутреннюю и
внешнюю реакцию на свои устремления. Это – возможность исцелить и наши разбитые сердца, собирая осколки в единое целое. Простое действие, состоящее в том, чтобы позволить детям просто быть, способно изменить' самую суть образования.
А кто учитель?
Три преподавателя бродили по лесу и наконец вышли на дорожку. «Это олень протоптал», – сказал первый. «Да нет же, это лось», – сказал второй. «А я уверен, что это зубр», – сказал третий. Они все еще продолжали свой спор, когда их сбил поезд.
Многие преподаватели постигали науку о том, как учатся дети, или сидели рядом с теми, кто ее постигал, или уж по крайней мере на лекциях по теории педагогики слушали мудрствования о том, как учатся дети. Только бунтари, новаторы и мечтатели выходили за рамки теории и заглядывали в детские жизни, спрашивая детей, как они учатся и что для них означает учение. Для большинства же преподавателей контакты с детьми, к сожалению, начинаются только после того, как они в течение долгих лет обучаются тому, как нужно учить, а перед этим в течение еще более долгих лет – тому, как «надо» учиться.
Не удивительно, что в образовании так редки новаторские идеи. Педагогическая теория – давно устоявшийся набор весьма специфических положений о процессе обучения – не в состоянии сформулировать что-либо новое, свежее, коренным образом отличающееся от того, что есть. Технология обучения закоснела в самой себе. Новаторство, экспериментирование и любознательность – сама соль обучения — не входят в репертуар официальной системы образования. Под воздействием научных институтов, корпоративного финансирования, педагогической литературы, консультантов и политических потреб образование превратилось в помесь социальной инженерии и откровенного манипулирования детьми, которых превращают в подопытных кроликов. Последствия всего этого катастрофичны. Мы видим не только ухудшение грамотности и снижение общего уровня развития молодых людей, но и рост насилия, напрямую связанный с провалами образования. Такие «результаты» давно привели бы к банкротству любую фирму, но образовательный бизнес — многомиллиардное предприятие — продолжает расти, порождая все новые и новые проблемы из-за своей некомпетентности.
Родителей постоянно сбивают с толку стоящие за учебными программами запутанные, иногда просто безумные теории, предметом которых становится их ребенок. Некоторые родители пытаются разобраться в образовательных системах и сделать от имени своих детей разумный выбор. Но разумности этой часто мешает поглощенность родителей собственными тревогами и страхами по поводу того, чего они хотят для своего ребенка. Не отдавая себе отчета в таком проецировании, родители переносят на ребенка собственные нереализованные мечты. Чем раньше эти мечты воплотятся, тем лучше, — так думают они. Будем учить даже грудных младенцев: ставить им в колыбели записи Моцарта, крутить по утрам фильмы о юном Эйнштейне. А если после дня такой учебы они не смогут уснуть, то на помощь придет метод Фарбера, который подскажет родителям не обращать внимания на крики ребенка — а там, глядишь, дитя утомится и замолчит само. Ох уж это родительское стремление к совершенству, страсть к достижениям, конкуренция за ресурсы, страх, что мой ребенок чего-то не осилит, что я сам этого не осилю.
Из беспокойного младенчества ребенок переходит в беспокойное детство, перегруженное занятиями и заданиями. Стоит ли удивляться, что дети не выдерживают, сдаются, сходят с дистанции, оценивают себя по результатам контрольных и джинсам от модельера, общаются при помощи пейджеров, мобильных телефонов и электронной почты, завязывая мимолетные знакомства, поглощая быстрые обеды в Макдоналдсе и проживая скоротечные жизни. Всему этому их научили в школе и дома. Они знают, что должны быть быстрее и лучше – точнее, что они недостаточно быстры и хороши. Некоторые научились быть жестче, другие привыкли сдаваться. Лишь очень малое число детей, щедро наделенных здравым смыслом и верой в себя, усвоили, что они вполне нормальны, каковы бы они ни были и что бы ни делали. Этому небольшому числу детей повезло — они учились медленно, то есть вообще не научились учиться так, как их заставляли. Они учились естественным образом.
