Дмитрий Соколов - Любовные реки, семейные берега (Архетипические сюжеты семьи и рода)
(На самом деле, эти два архетипа не так уж сильно различаются. по большому счету, только двумя вещами. Во-первых, возрастом, на котором человек хочет застрять: годами этак десятью или этак двадцатью. И во-вторых, любимым делом этого человека – собственно, из-за чего он и хочет увековечить любимый возраст. Для Вечного Ребенка это игра – ну там, в салочки, машинки, солдатики, сказочки там всякие, сказкотерапийка; а для Вечной Молодости это в основном смена половых партнеров.)
Детей не рожают те, кто сами являются детьми и кому, как говорит моя мама, «слишком хорошо дома». Такой сюжет нередко дополняется тем, что этот Ребенок Слишком Хороших Родителей (не знаю, как назвать его короче) сам пасет своих родителей как детей, обращая вспять закон заботы старших о младших. Если родители к тому же преждевременно впадают в детство, то этот нерожающий и счастливый этим герой может отыграть свои родительские инстинкты, не выходя за рамки своих любимых отношений.
(Тут у нас автор интересно построил фразу: «Если. то.». А ведь эта претензия на причинно-следственные связи, строго говоря, обманчива и неверна. Рассматриваемые сюжеты целостны, и требуют взаимного участия нескольких человек – например, в этом случае Любимого Ребенка и Слишком Заботливых Родителей. Хорошие люди (на самом деле мы все, кроме тех, кто позволяет себе роскошь сумасшествия) играют с окружающими комплиментарные роли: коли ваш собеседник или сожитель играет Жертву, то вы – Спасителя или Палача; коли он – Доктор, то вы – Больной. Тут очень трудно наблюдать «если – то» или, как говорят в детском садике, «кто первый начал». Гораздо правильнее кажется говорить о едином сюжете, в котором один из Слишком Хороших Родителей впадает в маразм (то есть, другими словами, претендует на роль Любимого Ребенка и в успешном случае ее занимает), а бывший Любимый Ребенок соответственно становится Слишком Хорошим Родителем. Это не «если» и «то», это части единого сценария. Поэтому здесь – при таком формате рассмотрения – нет виноватых, а есть только достойные друг друга игроки.)
(За слово «игроки» в таких делах морду бьют, понял?)
Кхм!.. Продолжаем.
Итак, бывают ли счастливые герои сюжета бесплодия? (Как говорила одна моя подруга, бывает непорочное зачатие, а бывает порочное незачатие). Вроде бы бывают. Никогда нельзя, на самом деле, залезть к человеку в душу и выяснить его меру счастья и внутренней гармонии, но если вот так вот смотреть, с расстояния, то вроде бы да.
То есть из тех, кто боится родить ребенка, потому что боится времени и природы (тех же отвисших сисек (вот ведь красивый художественный образ какой, как пристал!)), из тех вряд ли есть особо счастливые, потому что на страхе гармония не устанавливается, фундамент плохой. Среди «родителей собственных родителей» уже вполне могут быть счастливые экземпляры: любовь остается любовью, даже в чрезмерных дозах.
А вот есть еще интересный такой архетип: «духовные люди», и вот среди них нерожающих немало.
О, это замечательный, страшно интересный архетип! Причем именно архетип, такие были всегда и будут, наверное, тоже всегда. Эти товарищи, как правило, очень не обижены ни умом, ни талантом, ни красотой. И часть их обаяния происходит из того, что значительная часть их интереса направлена «куда-то туда». Ну, на Бога, на эзотерику, на магию, на искусство. И конечно, эти прекрасные вещи сквозь них сияют; отсюда и красота, и таланты. И вот такие симпатичные люди попадают в этот сюжет «счастливого бесплодия» по уши. Объясняют они это по-разному. Некоторые просто тем, что дети помешают служению музам. Некоторые пожестче говорят, что дети забирают слишком много такого чего-то ценного, что самим исключительно нужно – и с какой стати делиться? Помню, одна интересная (и нерожавшая) женщина у меня на группе сочинила сказку о том, что дети пробивают у родителей дырку в энергетическом поле, и эта дырка потом уже никогда не зарастает (правильно мы ее назвали Теткой Кастанедкой; и немного жалко, что на той группе не было никого по кличке Поручик Ржевский, который бы рассказал ей, что это за дырка).
Есть еще одна сказка, и это просто сокровище, священный текст. Не раз и не два я слышал такое: мир слишком плох, чтобы приводить в него еще кого-то. Эта сказка несколько противоречива, на первый взгляд – ведь рассказывают-то ее в этом мире его участники. То есть, скажем, вы встретились с кем-нибудь в концлагере (на ролях узников), и вот он вам говорит, что здесь слишком не приятно, ему не нравится, и своим детям он такой судьбы не пожелает. А как он сюда попал? – ну так загнали. Такой сюжет, конечно, понятен; хотя далеко не всем может быть понятно, где находится то пространство, где этого концлагеря нет. Или вот вариант повеселее: вы встретились с этим кем- то в придорожном ресторане, и он говорит, что ресторан так себе или просто фуфло, и своих детей он в такой не приведет. А как он сюда попал? – а по ошибке, и скоро пойдет отсюда прочь.
Чем больше я думаю над этой сказкой, тем меньше как-то в нее верится. Логичным ее продолжением кажется самоубийство, потому что если ресторан фиговый, то зачем в нем сидеть?
Нет, увы, не получается у меня веселая картинка. Это вовсе не значит, что она невозможна; просто скажем так, что такой сюжет – счастливого бесплодия – редок, и в этом смысле не очень архетипичен. Как вообще редко человек может позволить себе загасить один из сильных инстинктов и остаться здоровым-гармоничным-целостным. Как говорится, природа берет свое, а если человек пытается у нее это забрать, то она у него тоже что-нибудь хорошее заберет.
Бездетность, насколько я могу судить, обычно не является преступлением против Рода. Род разрешает это.
Бездетность, конечно, не может наследоваться, но я знаю сколько-то историй, в которых есть сильное ощущение, что бездетность одних людей сильно связана с судьбами других – обычно по «ходу конем», от «дядей-тетей». Впереди вам встретится рассказ «Жизнь такая штука, Мэри», который может служить иллюстрацией.
«Человек за бортом»: Аборт или выкидыш
Прежде всего я хочу сказать, что с точки зрения родовой сюжетики эти два «происшествия» так сходны, что заслуживают одного названия и одной главы. Выкидышем можно назвать аборт, решение о котором принято на более глубоком (или более высоком) уровне. На уровне, мало доступном сознанию.
(Конечно, у вас всегда есть возможность сказать, что выкидыш вызывается не психическими, но физиологическими процессами. С точки зрения структуры сюжета это не важно, но может служить прекрасным материалом для оправдания.)
В этом сюжете мужчина и женщина зачинают ребенка, то есть, если ставить балет-спектакль, вдвоем выбегают из круга-хоровода, подбегают к нерожденной душе (такие детки-ангелы там стоят вдоль стенок зала), подхватывают ее за руку и приводят с собой в круг. Это первая часть танца. Во второй они стараются его из круга вытолкнуть.
Причины могут быть разные, но причины – это то, что происходит у этой пары в голове, а нас занимают их действия, то есть сюжет. (Грубо можно сказать, что о чем там думает танцор, нас не волнует – мы смотрим на танец.)
И вот тут происходит интересный момент в нашем танце. Ребенок из круга легко не выталкивается. Казалось бы – два здоровых взрослых, одного ребенка. Ну, пусть часто они не едины в этом движении, могут при этом драться друг с другом, и ребенок хватается за одного из них, который защищает его от первого. Но даже если родители и едины в своем желании аборта – им нелегко.
Первая возможная фигура: ребенок таки вылетает и возвращается к своим у стеночки. Мужчина и женщина берут друг друга за руки и продолжают водить хоровод. В сторону того ребенка они больше не смотрят. (Если вы попробуете станцевать такое, вы увидите, что это трудный танец. Выполнить такое по-честному не легко.)
Вторая возможная фигура: ребенок все-таки остается в круге. Это очень и очень частая ситуация. Например, один из родителей крепко его держит, а второй так и не может его вытолкнуть, и потом успокаивается, обычно отходя от этой новообразовавшейся пары. (Внимание! Всем понятно, что при этом происходит в «реальной жизни»? партнеры расстаются, потому что один из них «застревает» на нерожденном ребенке, например, в виде чувства сильной вины, а второй либо ощущает, что на него не обращают внимания и уходит, либо сам настолько хочет уйти от этого самого нерожденного ребенка, что уходит и от того, с кем это связано.)
Ребенок может просто «куда-то затесаться», как вообще малыш, который забрался под ноги чем-то занятых взрослых. То есть я хочу сказать, что ребенок может каким-то образом «остаться в кругу», даже и без того, чтобы за него сильно держался один из родителей. Как бы по собственной воле. Кстати, его может вначале защищать, а потом и взять под свою опеку какой-то другой член семьи. Так что в танцевальном смысле у нас есть варианты. А что же в «жизненно- реальном» поле?
