Инцелы. Как девственники становятся террористами - Стефан Краковски
Сотрудники Службы государственной безопасности Швеции прекрасно отдают себе отчет в том, что женщины способны совершать насильственные преступления, и не проводят в этом смысле различий между мужчинами и женщинами. Однако, по их оценкам, женщины могут проявлять активность, не только непосредственно участвуя в актах насилия. Мой анонимный источник в Службе государственной безопасности Швеции рассказывает, что женщины могут выступать в качестве сообщников, помогая совершать преступления. Также мой собеседник упоминает, что в тех случаях, когда женщины в Швеции участвовали в насильственных действиях, идеологически они чаще всего принадлежали к радикальным левым.
Само собой, статистически куда более вероятно, что следующий террористический акт, имеющий отношение к движению инцелов, будет совершен мужчиной, однако женщин, живущих в полной изоляции и недобровольном целибате, тоже немало, в том числе тех, кто решил свести счеты с жизнью.
С одной из них я встретился лично.
22. Петра
Я решила покончить с собой, потому что такая жизнь не для меня. Лучше бы мне было вовсе не рождаться.
Петра
Мой поезд отходит после обеда. Петра живет в городе на западе Швеции, но согласилась встретиться со мной в кафе в центре Гётеборга. Стоит серый и пасмурный декабрьский день, в Стокгольме кипит предрождественская торговая суета. До отхода поезда еще много времени, и я обедаю в ресторане на Центральном вокзале. В ожидании, пока принесут заказ, снова перечитываю письмо, которое Петра прислала мне по электронной почте. Текст составлен грамотно, в деловом тоне: в нем изложена история о травматичном детстве, дисфункциональных отношениях с мамой, недобровольной изоляции и одиночестве. Петра также пишет, что приняла решение при определенных обстоятельствах покончить с собой. Само собой, я хочу узнать больше и о ее суицидальных планах, и о том, почему она оказалась в тупике, из которого, по словам Петры, выбраться невозможно.
Петра живет в целибате.
Я росла с мамой и папой, начисто лишенными способности дать мне любовь и чувство безопасности. Начиная с восьми лет, когда мои родители разошлись (папа бросил маму ради другой женщины), я подвергалась регулярному психологическому насилию со стороны мамы. Всю свою ненависть она выливала на меня (я единственный ребенок) и угрожала покончить с собой, если я буду общаться с папой и его новой женщиной (шлюхой, как она ее называла). Я была в полном ужасе и, конечно же, делала всё, что в моих силах, чтобы мама продолжала жить, однако так продолжалось несколько лет: она угрожала, а я жила в страхе. Например, вечером, когда я уже переоделась в пижаму и собиралась лечь спать, она могла выйти в прихожую и начать шнуровать ботинки и надевать верхнюю одежду, хладнокровно сообщив, что собирается сесть в машину и на полной скорости въехать в дерево. Меня охватывала жуткая паника, я цеплялась за ее ноги, кричала и плакала, умоляя не бросать меня, но она отрывала от себя мои руки, выходила из квартиры, закрывала и запирала за собой дверь. После этого я целую вечность сидела на подоконнике, вглядываясь в темноту, и всё плакала и плакала. Я не знала, вернется ли она или же в дверь позвонят полицейские, чтобы сообщить мне: мама мертва, с этого момента мне придется жить самой. Таких сцен было много, и они повергали меня в полный ужас. Иногда мама надевала одежду и говорила, что пойдет топиться в речке, протекавшей за нашим домом. Иногда она придумывала что-то еще. С годами я научилась вести себя в точности так, как надо, чтобы мама была довольна и не покончила с собой. Это стало целью моей жизни.
Когда я дохожу до абзаца, где Петра описывает свои суицидальные планы, меня поражает, как хладнокровный тон контрастирует с драматичным содержанием. Кажется, будто Петра описывает чужие мысли о самоубийстве, а не свои собственные.
Я решила покончить с собой, потому что такая жизнь не для меня. Лучше бы мне было вовсе не рождаться. В течение двадцати лет я получала помощь – и всё равно не справляюсь. Я никогда не смогу перестать ненавидеть себя, это слишком глубоко сидит во мне. Никакой надежды у меня не осталось. Единственное, к чему я стремлюсь, – продержаться еще несколько лет, так как я не хочу, чтобы маме было стыдно, предпочитаю дождаться, пока она умрет. Несмотря на всю боль, что она мне причинила, я всё равно люблю ее больше, чем себя, и мечтаю видеть ее счастливой. Но прожить еще пятьдесят лет в одиночестве, больной и без детей я точно не планирую.
Несколько часов спустя я схожу с поезда. Мы договорились о встрече в кафе вблизи улицы Авенин, в нескольких шагах от Центрального вокзала.
Петра пунктуальна, она ждет меня у входа в кафе. У нее приветливое лицо; когда мы обмениваемся рукопожатиями, она сердечно улыбается. Темные волосы до плеч заколоты по бокам, она хорошо одета, слегка накрашена. Я заказываю два смузи, и мы садимся в уголке.
Я спрашиваю Петру, как прошли ее подростковые годы.
– Я много болталась с друзьями, а маме обычно было плевать. Но если ей казалось, что я что-то сделала не так, она наказывала меня молчанием. Могла молчать несколько дней подряд, даже взглядом не удостаивала. Под конец я буквально на коленях приползала к ней и умоляла: мамочка, пожалуйста, давай помиримся! Пожалуй, я, как все подростки, немного проверяла границы на прочность, но не помню, чтобы натворила что-то настолько серьезное, чтобы так реагировать.
Как обстояло дело с парнями?
– У меня было много парней – очень важно было кому-то нравиться, поскольку в детстве я этого не получала. В старших классах школы и в гимназии я была очень хорошенькая и стройная, так что многие парни проявляли интерес. Я очень нуждалась в близости.
После гимназии учиться дальше Петра не пошла.
– Способности к учебе у меня не очень, в восьмом классе успеваемость упала. Гимназию я закончила со средним баллом 3,0[41].
Бросив на меня грустный взгляд, она продолжает:
– Самооценка у меня на нуле: мне кажется, я ничего не знаю, ничего не соображаю. Вот что мне вложили в голову дома: что я никчемная.
Пройдя практику в детском саду, Петра начала работать в фирме по продаже текстиля, а потом в офисе, в общей сложности трудилась двадцать лет. Еще в то время, когда у нее появилась первая работа, она начала жить с мужчиной, но всё закончилось, когда
