Забытый язык - Эрих Зелигманн Фромм
Такое раздвоение личности, столь просто совершающееся во сне, все мы испытываем более или менее отчетливо. Пациент боится собственного гнева; действительно, такой гнев настолько чужд его осознанному мышлению, что он воспринимает разъяренного человека как другую личность. Однако разъяренный человек – это «он», забытый, гневный «он», который пробуждается к жизни во сне. Сновидец, наблюдатель, тот человек, которым он является наяву, чувствует угрозу со стороны этого гнева и боится – боится себя. Он борется с собой и надеется, что, передав конфликт, «врага» своим родителям, будет спасен. Эта идея выражает желание, управляющее его жизнью.
Если вы должны принять решение, если вы не можете справиться с трудностями – бегите к родителям, бегите к любому авторитету; они скажут вам, что делать, они вас спасут, – даже если ценой этого окажется постоянная зависимость и несчастье. Решив завлечь нападающего в гостиную, пациент использует старый, всегда применявшийся прием. Однако, увидев родителей, он оказывается перед новым, поразительным откровением: его родители, и в особенности мать, от которой он рассчитывал получить помощь, защиту, совет, от мудрости и любви которой все всегда, казалось, зависело, – родители даже не смотрят на него, им нет до него дела, помочь они не могут. Он остается один и должен сам защищать свою жизнь; все его надежды в прошлом были иллюзией, которая сейчас неожиданно рассеивается. Однако именно это прозрение, в определенном смысле горькое и разочаровывающее, заставляет его чувствовать себя так, как будто он победил; он торжествующе улыбается, потому что видит истинное положение вещей и делает первый шаг к свободе.
Это сновидение содержит смесь мотиваций. Глубокое прозрение в отношении себя и родителей показывает гораздо больше, чем пациент знал до сих пор. Он видит собственную замороженность и безжизненность, видит, каким образом мать превращает его в исполнителя ее желаний, и наконец понимает, как мало любят его родители и как мало они могут ему помочь. До этого момента сновидение принадлежит к тем, которые содержат не исполнение желаний, а прозрение, однако элемент исполнения желаний все-таки присутствует. Гнев, подавляемый во время бодрствования, выходит на передний план, и пациент видит, как он побеждает и убивает свою мать. Во сне удовлетворяется жажда мести.
Этот анализ не представляется отличающимся от предыдущих, касавшихся исполнения в сновидении иррациональных желаний. Однако, несмотря на очевидное сходство, имеются и существенные различия. Если, например, вспомнить сон о белом коне, в нем исполнялось детское желание величия. Оно было направлено не на рост и самовыражение личности, а только на удовлетворение ее иррациональной части, избегающей проверки реальностью. Человек, которому приснилась дружеская беседа с Гитлером, в сновидении также удовлетворял свое иррациональное желание – желание подчиниться даже ненавистному авторитету.
Ярость в адрес женщины-скульптора, испытанная пациентом в сновидении, которое мы сейчас обсуждаем, имеет иной характер. Гнев, направленный на мать, в известной мере иррационален. Он является результатом его собственной неспособности быть независимым, его капитуляции перед матерью и вытекающего из этого несчастья. Однако имеется и другой аспект. Мать пациента – властная женщина, влияние которой на мальчика возникло, когда он еще не мог ей противиться. Здесь, как и всегда в отношениях между родителями и ребенком, родители – сильная сторона до тех пор, пока ребенок мал. К тому времени, когда он вырастет достаточно, чтобы выказывать собственную позицию, его воле и самоутверждению бывает нанесен такой урон, что он больше не может «хотеть». Как только устанавливается система подчинения/доминирования, неизбежно возникает гнев. Если бы ему было позволено ощущаться осознанно, он мог бы стать базисом здорового бунта; это привело бы к переориентации в терминах самоутверждения и со временем к достижению свободы и зрелости. Как только эта цель была бы достигнута, гнев погас бы, уступив место пониманию, если не дружескому отношению к матери. Таким образом, в то время как сам по себе гнев – симптом отсутствия самоутверждения, он служит необходимым шагом к здоровому развитию и не является чем-то иррациональным. В случае этого пациента, впрочем, гнев подавлен; страх перед матерью и зависимость от ее руководства и авторитета делают его неосознаваемым, и гнев ведет тайное существование глубоко под поверхностью, куда пациент не мог бы проникнуть. В сновидении, подвигнутый пугающим и просвещающим видением собственной мертвенности, молодой человек и его гнев возвращаются к жизни. Гнев – необходимый переходный этап роста и тем самым фундаментально отличается от тех желаний, которые рассматривались при анализе предыдущих сновидений и которые ведут назад, а не вперед.
Тот, кто увидел следующий сон, – человек, страдавший от острого чувства вины; он все еще, в возрасте сорока лет, винил себя в смерти отца двадцать лет назад. Юноша отправился в путешествие, а во время его отсутствия отец умер от сердечного приступа. Он почувствовал тогда и продолжает чувствовать теперь, что ответственность лежит на нем, потому что его отец, вероятно, взволновался и от этого умер, а если бы он, сын, был рядом, то смог бы предотвратить любое волнение.
Пациент всегда боится того, что по какому-то его недосмотру другой человек заболеет или как-то иначе пострадает. Он создал для себя множество личных ритуалов, функция которых – искупить его «грехи» и отвратить последствия его действий. Он редко позволяет себе какие-либо удовольствия; они возможны для него только в том случае, если ему удается подвести их под понятие «долга». Он чрезвычайно много работает; его романы с женщинами случайны и поверхностны и обычно заканчиваются угнетающим страхом: может быть, он обидел девушку и она теперь его ненавидит. После довольно длительного курса психоанализа ему приснился следующий сон.
«Было совершено преступление. Я не помню, в чем оно заключалось, и не думаю, что и в сновидении знал об этом. Я иду по улице, и хотя я уверен в том, что никакого преступления не совершал, я знаю, что, если ко мне подойдет детектив и обвинит меня в убийстве, я не смогу защищаться. Я иду все быстрее в сторону реки. Неожиданно, когда я уже близок к берегу, я вижу вдали холм, на котором расположен прекрасный город. От холма исходит свет, я вижу людей,
