Джеймс Холлис - Призраки вокруг нас. В поисках избавления
Молодой человек из рассказа Делмора Шварца бежит от призыва, а значит, он обречен на неподлинную жизнь изгнанника. Шэрон Олдс принимает роль летописца тонущего корабля своей семьи. Да, спасти пассажиров она уже не может, но она может сама доплыть до берега и превратить свою скорбь в прекрасную песню. Уже благодаря этому она вырвется из оков прошлого. Что внутри каждого из нас позволяет стоять на своем, двигаться дальше, «переживать» и достигать чего-то истинного, настоящего в нашей жизни?
Точно сказать нельзя, и в жизни другого ответа мы не найдем. Ведь столь многие прогнулись под ударами судьбы и давлением внешнего мира. Но то, что Юнг назвал Самостью, естественная мудрость психики, ее органическая сила и воля, есть в каждом из нас и ждет, когда мы высветимся, сдержим обещание. Но кто действительно способен на это? Сколько было тех, кто отрекся, найдя формальную отговорку? И я так поступал неоднократно. Но внутри всегда что-то саднит, стучится в дверь, обычно в три или четыре часа утра, когда я уязвим и открыт. В эти часы одиночества встреча с непрожитой самостью кажутся наиболее острыми и живыми. Солнце восходит снова и снова, а наше предназначение неизменно ждет нас. Оно ждет меня, ждет вас, так же как оно поджидало Марка Аврелия на реке Дунай много веков назад. Он боролся с желанием убежать от страха и холода, но предпочел остаться и проявить себя. А мы с вами?
* * *В своем стихотворении «Дома с привидениями» Генри Лонгфелло напоминает нам, что «и за столом гостей всегда чуть больше, чем хозяин пригласил»[92]. В этом нашем исследовании призрачных навязчивостей мы мало внимания уделяли тем привидениям, призракам и злым духам, которыми были одержимы наши предки. Они подмечали разные необъяснимые, но постоянно повторяющиеся события, оккультные явления, проникающие в повседневную жизнь, а затем они пытались понять тайну этих незримых энергий и их воздействия на мир. И они были совершенно правы, когда создавали шаманские, экзорцистские и апотропеические ритуалы для изгнания этих наваждений. К сожалению, очень часто они проецировали все эти содержания на своих ближних или на иноземцев. Именно это непонимание породило много печальных событий нашей истории. Необходимо понимать, что мы сами являемся носителями этих парадоксов. Мы ответственны за содержания, прорывающиеся из нашего бессознательного, за наши комплексы и за наших призраков.
Все мы до сих пор, как и наши предки, легко поддаемся действию этих бродячих энергий. Мы также склонны винить во всем других, как наши отцы, деды и прадеды и, так же как и они, залечиваем раны «обезболивающими развлечениями и привычками». Обратите внимание, что многие до сих пор становятся жертвами слепого фанатизма, болеутоляющих веществ и препаратов, уходят от мира в Интернет, продолжая жить в этом информационном шуме. У некоторых это развивается в депрессию. Но мы сегодня все-таки начинаем осознавать, что призраки, эти энергетические кластеры, живут внутри нас и могут быть доступны сознанию[93]. Мы, возможно, имеем сейчас больше возможностей заглянуть внутрь себя, потому что сегодня все знают, что где-то там есть некое бессознательное, которое, конечно, кажется чем-то темным и неподатливым, тем не менее оно постоянно с нами. Практическая психиатрия бодро продолжает эти «расстройства» диагностировать, описывать, выписывать препараты и сводить их к фобиям, маниям, дистимии и другим волшебным словам. Как будто процесс называния дает нам власть над явлением. И все эти фантазии свидетельствуют о том, что призрачные сущности имеют еще большую власть над нами. Чем уверенней мы в том, что постигли их, тем дальше от их подлинного понимания.
Стоит задаться вопросом: а можем ли мы на самом деле выследить эти энергии, этих призраков? Кто их «насылает»: боги, окружающий мир, наши соплеменники или мы сами? Чего они просят, чего хотят от нас? Как наше сознание отвечает на эти требования, как борется с трудностями? Чему мы служим, идя на поводу у этих призраков? Каких перемен от нас требуют, на какой риск призывают пойти?
Неужели мы действительно принимаем эти ценности и принципы, стоит только их осознать? Что будет, если мы попытаемся убежать? Какую цену мы в таком случае заплатим? Чего стоит бегство и жизнь в изгнании? Какие задачи встанут перед нами, если мы решим предстать перед призраками лицом к лицу? Принятия каких новых ценностей от нас потребуют?
Бегство от всех этих вопросов – самое неизбывное из всех наших наваждений, культурных и индивидуальных. Мы теперь слишком много знаем, чтобы не понимать, что с этими призраками надо столкнуться, надо спросить их, чего они от нас хотят, попробовать поторговаться, сохраняя при этом свою свободу сознательного существа. И самое тяжелое наваждение, которое характерно только для нас – непрожитая жизнь. Никто из нас не наберется храбрости, силы воли, чтобы целиком и полностью реализовать все вложенные в нас богами способности. Но и мы сами несем ответственность за то, чего не пытаемся делать. До какой степени наше малодушие вредит нашим детям, нашим родным, близким и соотечественникам? Какими новыми призраками полнится мир, когда мы пытаемся убежать от наших собственных? Как говорил Юнг, то, от чего мы внутренне отрекаемся, выражается вовне в форме нашей «судьбы».
И чем мы обязаны другим на этом разворачивающемся перед нашими глазами пути, называемом жизнью? Мы должны быть учтивыми, уважительными, а главное – давать пример зрелой решимости встать на собственный путь. Мы можем поддержать их, но не можем прожить жизнь за них, так же как и они – нашу. У каждого из нас – свое задание, свое обещание, свои счеты с божественным.
Истинно то, что каждый день мы пробуждаемся и видим одних и тех же страшил у нашей кровати. Они никуда не исчезают. Страх говорит нам: «Эта жизнь слишком велика, она не по тебе. Избегай ее, пока не придет конец». Апатия говорит нам: «Остынь, включи телевизор или компьютер, съешь шоколадку, завтра поглядим. А пока можно подремать». И не важно, чего мы добились сегодня, страх и апатия снова придут завтра и послезавтра. Они – враги жизни, прародители всех призраков и наваждений, преследующих нас.
В XVII столетии математик и мистик Блез Паскаль говорил, что молчание бесконечных пространств пугает его, поэтому, заметил он, культура его времени изобрела разного рода развлечения, отвлечения и опьянения. Точно так же в конце XIX века, еще не окончив университет Базеля, Юнг описал свое время, и это описание подходит и к нашему времени. Он говорил, что в наш век перспектива встретиться с тайной бытия кажется крайне устрашающей. Его отсылки к Ницше, который был в Базеле профессором, нам небезынтересны: «Окружающий нас мир полон привидений. Каждое мгновение нашей жизни пытается сказать нам что-то, но мы не хотим прислушиваться к этому призрачному голосу. Оставаясь одни, мы боимся, что что-то шепнет нам на ухо, и поэтому мы не терпим одиночества и любим самозабвение, которое сулит общество других»[94]. Попытаемся же понять, что может быть нашептано в наши уши? Что у нас могут попросить?
После всех лет работы, несмотря на мое нежелание писать эту книгу, я все-таки был призван, от меня потребовали высветить себя. Я подчинился глубочайшей психологической истине, воплощенной в словах странствующего еврейского рабби Иисуса: лишь в смерти есть жизнь; только заглушив голос Эго, мы может перешагнуть через страх, очнуться от сна апатии, сделать следующий шаг по нашему пути. Юнговское понятие Самости я связываю со служением и смирением. В юности невозможно ждать от Эго покорности, но все перипетии жизни постепенно подготавливают к этому. Огромный смысл для меня приобретают слова Беккета: «Сколько ни пробовал. Сколько ни терпел неудачу. Не важно. Попробуй снова. Снова ошибись. Ошибись лучше». Парадоксальные слова Рильке тоже заставляют меня задуматься о наваждениях непрожитой жизни. Он утверждает, что наша задача – постоянно терпеть поражение от превосходящего нас[95]. Эго боится быть битым, а душа приветствует поражения Эго и превосходящих его победителей. Рильке добавляет, что каждый из нас найдет место для второй огромной и безвременной жизни[96].
Слово душа покрыто огромным слоем толкований и исторических напластований (в переводе с греческого «психе» переводится как «душа»), однако мы так или иначе можем использовать его для обозначения нашей внутренней сущности, глубины бытия, нашего томления и потаенных возможностей. Деконструировать можно любой концепт – даже идею души – и показать, как одни смыслы в нем встают над другими, но в конечном итоге всем нам придется непосредственно столкнуться с тайной бытия и теми энергиями (богами), которые проходят через всю историю и через нас.
Читая лекции в студенческом обществе «Зофинг», Юнг как будто бы пропитывается незримым философским духом Иммануила Канта. «Я признаюсь, что твердо уверен в наличии в мире нематериальной природы, к которой отношу и свою душу»[97]. Таким образом, каждый из нас в наш век материализма должен спросить: «У меня есть душа?». Что бы это могло означать? Какой смысл это несет для меня? Чего это от меня требует? Что означает «проявиться»? Смогу ли я услышать свою душу и начать служить ей? Что случится, если мне это не удастся? Этот парадоксальный призыв не так-то просто принять, но, именно отвечая на него, мы становимся людьми, которые способны воплотить намерение духа. И как кто-либо из нас может познать имманентную тайну, если мы не ступим в некую великую открытость жизни? Для нас вполне естественно переживать эту открытость, это раскрытие как опасную пропасть, но Мартин Хайдеггер говорил, что пропасть есть открытость самого Бытия[98].
