Сборник - Особое детство. Шаг навстречу переменам
Невозможно не молиться за детей. И уж никак невозможно без молитвы, когда идет ежедневная борьба за здоровье, дыхание, жизнь ребенка. Поэтому так понятно то, о чем пишет мне мама одного из «наших» детей: «Последние дни были очень тяжелыми. Вот и сегодня напугала меня, выдала долгий страшный приступ вместе с остановкой дыхания. Каждый раз что переживаю я вместе с ней – всю жизнь за один миг, как страшно! Когда „это“ подряд много раз и так сильно, только и можешь склониться к ней с шепотом: „Господи, на помощь!!!“ – и сразу, моментальные, горькие, тихие слезы и отдача большей своей части ей – на воскресение из морока!»
Когда мы молимся о здоровье близкого человека, тем более о выздоровлении ребенка, как же хочется надеяться на тот ответ Бога, которого мы жаждем всем сердцем, – чудесное исцеление. Но ясно, что ответ может быть и другим. Чудо может заключаться и в том, что многолетняя молитва этой мамы, казалось бы не получившая ответа, становится все более насущной ее потребностью, в ней она черпает силы, благодаря ей обретает мужество и терпение: «Знаете, я все время хочу быть с Богом, я вообще в последнее время молюсь, не покладая сердца, физически ощущая идущий „оттуда“ свет, как целительную воду. Какое-то безвременное молитвенное состояние».
Состояние дочери этой женщины внушает большую тревогу, и ни один врач не возьмет на себя смелость благодушно утешить маму привычной фразой: «Всё будет хорошо». Хорошо может и не быть. И в любом случае будет очень трудно. Но этот человек обрел главное: она знает, на Кого следует уповать; знает, откуда черпать силы; и что самое важное – ей дана твердая вера в то, что в конце концов все будет ко благу ее девочки.
Каждый, кто имеет опыт общения с Богом, знает это блаженное чувство полного доверия, когда можно все принять из Его любящих рук. Одна из моих корреспонденток так выразила это ощущение: «Я начала говорить с Богом, когда мне было шесть лет, в условиях, когда в моем окружении не было ни одного верующего человека. С тех пор в моей жизни произошло много всего, в том числе тяжелого и горького, были и утраты самых близких людей, которые принято называть непоправимыми. Но одинокой я не была никогда, так как всегда со мной был мой невидимый Собеседник. И общение наше не было монологом – я потрясенно внимала в событиях моей жизни Его ответам. С Ним и невозвратные утраты – только временная разлука, и зыбкий, полный опасностей мир не страшен. Конечно, зло мира так многолико, а свет только где-то там, вдали, так далеко, что плохо виден и легко отчаяться, но молитва – это утешение и спасение среди житейских бурь и невзгод».
Тем, для кого молитва – это воздух, без которого нельзя дышать и жить, я жму руку и радуюсь за них. Тем, для кого это неочевидно, я должна была сказать то, что сказала.
Отсутствующий раздел программы реабилитации
Смиренное принятие болезни, терпеливое несение
этого периода, надежда на помощь не только врача,
но и Того, Кто силен врачевать все болезни...
Д. Е. Мелехов, доктор медицинских наук, профессорИменно такое принятие болезни открывает возможность
духовного возрастания, служит успокоению человека
перед лицом труднопереносимых страданий, является
источником утешения, самопознания и духовного подъема
в несчастье.
ЯсперсВсе сказанное выше дает мне решимость коснуться более узкой, но непосредственно связанной с изложенным, темы «Особый ребенок и вопросы веры» – столь спорной (точнее, способной вызывать споры), что я предвижу не только ее неприятие, но и протест. С какой стати говорить на тему веры в этой брошюре, изданной серьезной и вполне светской организацией? Веруешь? Ну и веруй себе потихоньку, что об этом кричать? И это было бы правильно, если бы я не убедилась, общаясь с родителями, что ощущение ими духовной жажды – осознанной или еще не осознанной – так велико, что может сравниться только с ощущением ими душевной боли.
Когда человек рождается инвалидом, он привыкает к своему состоянию, вживается в него с младенчества долгие годы и постепенно как-то принимает себя таким, какой он есть. Когда человек в сознательном возрасте становится инвалидом – это острая травма, но собственное несчастье все-таки принять легче, чем то, что переживают родители после рождения у них ребенка с нарушениями физического или психического развития. Вместо ожидаемой радости, ликования, гордости на них наваливаются каменной глыбой недоумение и горе, чувства вины и протеста.
– Почему у меня родился такой ребенок?
– Есть ли в этом моя вина?
– Может, это наказание, Божья кара? Но почему же должен страдать он, ни в чем еще не виновный!
– Я думала, что Бог добр, а Он, оказывается, жесток?
– Что делать, если муж неверующий и отказывается со мной молиться за выздоровление малыша? Я временами начинаю ненавидеть за это мужа, считать, что из-за него Бог не отвечает на мои мольбы, и сама ужасаюсь своим чувствам!
И еще многие, многие не менее острые вопросы.
Можно, конечно, сказать, что тут не размышлять надо, а активно действовать в интересах ребенка: нужно медицинское просвещение, своевременное лечение, психолого-педагогическая коррекция и множество столь же важных вещей. Да, да и тысячу раз да! При этом первоочередной задачей, предваряющей меры по реабилитации ребенка, является психологическая реабилитация его родителей. Выше был приведен рассказ матери, которой пришлось столкнуться с холодностью и жестокостью тех людей, к которым она бросалась в надежде обрести поддержку. К счастью, после многих разочарований и болезненных моральных ударов эта женщина обрела «теплый дом», где ощутила любовь окружающих к своей девочке и их желание ей помочь. Возвращаюсь к письму Марины Ивановой. Уверена, что ее воспоминания будут для вас так же интересны, как и для меня:
«Потом мы оказались в Центре лечебной педагогики, 1996 год, по-моему. Какой былая??? Какой былаМаша, крепко связанная со мной невидимой пуповиной??? Я пыталась маскироваться, на это уходили все оставшиеся силы, отчаяние, чувство пронзительной вины перед Машей за такие страдания, ощущение собственной ущербности от того, что Маша – глубокий инвалид и у нас нет будущего.
Дома оставлен на родителей второй, годовалый ребенок и НЕИЗВЕСТНО ТЕПЕРЬ... ЧТО С НИМ, прибавить к этому трагичное восприятие близкими этой ситуации и мое понимание: это конец профессиональному росту, – как же так, я не думала, что буду сидеть дома, погрязшая в бытовых заморочках, и не спать ночи, слушая неустанный, непрекращающийся Машин хохот... А Маше всё время было страшно, даже просто сидеть на полу, даже на моих руках перемещаться в другую комнату. Теперь я понимаю, что ей было страшно еще и потому, что ОЧЕНЬ СТРАШНО было мне. И она то неутешно плакала, то механически смеялась. Чтобы НЕ ЧУВСТВОВАТЬ. Мне тоже хотелось не чувствовать в тот момент ничего хоть на какое-то время... Но благотворный шок меня настиг. Авторство шока принадлежит всем людям, кого я встретила в Центре лечебной педагогики. Не обманешь измученное сердце матери. Люди подходили к Маше. Брали на руки. Носили ее. Были с ней. Общались – то так, то по-другому. Советовались. Пели ей песни. И... ЛЮБИЛИ ЕЕ. Они полюбили ее... Вот так, сразу.
Я не верила себе. Я не верила, что так бывает. Они – посторонние, чужие люди. И вдруг не то чтобы профессионально, а в первую очередь ЛИЧНО (!!!!!!) заинтересованы в том, чтобы понять ее страдание. Помочь ей. И вот с этого момента началось формирование позитивного образа ребенка.
Обычно матерей не выслушивают. Они говорят все одно и то же. Когда эти люди слушали, я поняла что для них важно ВСЁ. Это было впервые с момента появления в мир этой смелой Божественной гипотезы по имени Маша Иванова. Под влиянием участия и внимания, всестороннего разговора о проблемах Маши, не зацикленности наутверждении диагноза, а простого и искреннего поиска – а где же у Маши кнопка? – я вдруг дала себе неплохую оценку. Показалась вовлеченной в научный творческий поиск. Ведь по этой дороге, может быть, еще никто не ходил... Я приехала домой другим человеком. Я хорошо это помню. Меня еще близкие спросили – что они там с ней делали. А я ответила: „Любили“. Все подумали, что я шучу».
Описанное Мариной – это то, что в первую очередь, непременно нужно ощутить родителям особого ребенка: любовь, понимание, сопереживание окружающих. Это должно быть нормой, а не шокирующей неожиданностью.
Однако не все раны можно уврачевать любовью и жалостью. Даже при самом душевном отношении специалистов куда всё же деваться от тяжелых мыслей бессонными ночами и бесконечными трудными днями? Где взять ответы на стучащие в мозгу вопросы человеку, не задумывавшемуся о Боге? И легко ли находить их тому, кто считал себя верным чадом Божьим?