Дональд Винникотт - Семья и развитие личности. Мать и дитя.
Роды прошли легко; девочка родилась словно бы «спящей»: ее очень трудно было заставить взять сосок; по существу она не просыпалась. Мать описала, какие усилия предпринимались в больничной палате, чтобы заставить ребенка взять сосок. Она в течение недели собирала свое грудное молоко и давала его ребенку в бутылочке. Сестра была настроена решительно, она хотела обязательно приучить ребенка к груди и непрестанно всовывала соску в рот младенцу, щекотала девочке пальцы ног и подбрасывала ее. Все эти процедуры не произвели никакого эффекта, и поведение девочки оставалось прежним; больше того, много позже мать обнаружила, что когда пытается «активизировать» бутылочное кормление, девочка немедленно засыпает. К концу первой недели была сделана попытка перейди на грудное кормление, однако матери не позволили использовать свое инстинктивное понимание потребностей младенца. Для нее это было крайне болезненно. Ей казалось, что на самом деле никто не заинтересован в успехе. Ей приходилось просто сидеть и ждать, пока сестра делала все, что могла, чтобы заставить ребенка есть. Сестра, достаточно опытная, прижимала голову ребенка к груди. Поскольку такие действия вызывали только глубокий сон, от грудного кормления совсем отказались, и последующие попытки привели к значительным ухудшениям.
Неожиданно в две с половиной недели произошло улучшение. В месячном возрасте девочка весила 6 фунтов 6 унций[8] (при рождении — 6 фунтов 9 и три четверти унции); в это время ее выписали, и она вместе с матерью вернулась домой. Матери велели кормить ребенка ложечкой.
Сама мать считала, что могла бы отлично кормить девочку, хотя к этому времени молока у нее уже не было. Она кормила девочку по полтора часа и была готова кормить ее часто и понемногу. Но к этому времени в больнице обратили внимание на некоторые нарушения в состоянии ребенка и посоветовали лечиться амбулаторно. Совет был основан на представлении, что матери уже трудно кормить младенца, тогда как на самом деле ей это нравилось и совсем не казалось трудным. Она не согласилась с советом врача (заметила: «В следующий раз я точно не буду рожать в больнице»). Вопреки протестам матери в больнице провели бесчисленные исследования, но, естественно, она считала, что заботу о физической стороне дела надо предоставить врачам. У девочки оказалась укороченная левая рука и расщепленное нёбо (волчья пасть), причем были затронуты только мягкие ткани.
Поскольку обнаружились физические отклонения, мать была вынуждена держать девочку в больнице, но это означало, что ей приходилось выслушивать советы относительно кормления ребенка, как правило, основанные на непонимании ее собственного отношения. Ей посоветовали с трех месяцев кормить девочку твердой пищей, чтобы избавиться от длительных и частых кормлений. Но это было бесполезно, и она к этому совету не прислушалась. В семь месяцев девочка сама захотела твердую пищу, потому что ее усаживали во время обеда за стол с родителями. Ей стали давать кусочки, и со временем она усвоила мысль, что существует и другой вид еды. Тем временем ее кормили молоком и шоколадным пудингом, и весила она уже 14 фунтов 4 унции.
Зачем эта мать обратилась ко мне? Ей нужна была поддержка в ее собственных представлениях о младенце. Во-первых, девочка для своего возраста была вполне развита, никакого отставания в развитии не было, в то время как в больнице предполагали, что она отстает. Во-вторых, мать соглашалась с необходимостью лечить левую руку, но не собиралась соглашаться на многочисленные исследования и особенно отказывалась поместить руку девочки в лубок. Совершенно очевидно, мать лучше чувствовала потребности девочки, чем врачи и сестры. Например, она встревожилась, когда попросили оставить девочку на ночь в больнице, чтобы сделать ей анализ крови. Мать не согласилась, и анализ был взят амбулаторно, без осложнений, связанных с помещением девочки в палату.
Таким образом, проблема заключалась в следующем: мать вполне осознавала свою зависимость от больницы во всем, что касается физической стороны, и ей приходилось признавать тот факт, что физически ориентированные специалисты не признают младенца здоровым человеческим существом. Однажды она решительно возразила против помещения руки девочки в лубок, хотя ей уверенно заявили, что в таком возрасте на девочку это не повлияет; однако она была уверена, что повлияет отрицательно; она видела, что девочка левша и лубок повредит развитию ее левой руки на этой чрезвычайно важной стадии, когда хватание создает мир.
Вот описание ребенка (семи месяцев) во время консультации.
Когда я вошел в кабинет, девочка внимательно посмотрела на меня. Убедившись, что я вступил с ней в контакт, она улыбнулась и ясно показала, что понимает: началась коммуникация с другой личностью. Я взял неподточенный карандаш и подержал перед ней. По-прежнему глядя на меня и улыбаясь, она взяла карандаш правой рукой и без колебаний сунула в рот, явно довольная. Несколько мгновений спустя она переложила карандаш в левую руку, продолжая держать его во рту. Потекла слюна. Так продолжалось примерно пять минут, пока она случайно не уронила карандаш. Я вернул его ей, и игра началась снова. Еще несколько минут, и карандаш снова упал, но на этот раз ошибка была менее очевидной. Теперь девочка не была озабочена только тем, чтобы взять карандаш в рот; однажды она сунула его себе между ног. Она была одета, потому что я не думал, что придется ее осматривать. В третий раз она уронила карандаш нарочно и смотрела, как он падает. В четвертый раз поместила карандаш вблизи материнской груди и уронила между матерью и ручкой кресла.
К этому времени мы уже подошли к концу консультации, которая продолжалась полчаса. Когда игра с карандашом кончилось, ребенок захныкал, и последовало несколько неловких минут: ребенок считал, что пора уходить, а мать была еще не готова уйти. Однако особых трудностей не возникло, и мать с дочерью вышли из кабинета, вполне довольные друг другом.
Пока все это происходило, я разговаривал с матерью и только один раз попросил ее не показывать на ребенке то, о чем мы говорим, например, когда я спрашивал о запястье, она вполне естественно отвернула рукав платья девочки.
Консультация особой цели не достигла, за исключением того, что мать получила поддержку, в которой нуждалась. Ей нужна была поддержка в ее вполне реальном понимании потребностей собственного ребенка, а врачи отказывали ей в этой поддержке, не желая признавать границ своей узкой специальности.
Более общее критическое суждение высказано медсестрой, которая написала: «Я долго работала в известном роддоме. Я видела, как детей держат вместе, так что их кроватки соприкасаются, закрывают в душной комнате на ночь, никакого внимания не обращая на их плач. Я видела как младенцев приносят к матерям закутанными, со связанными руками, рот младенца сестра прижимает к груди матери и держит так иной раз час, пока мать в изнурении не разражается слезами. Многие матери ни разу не видели ножки своих детей. Если у матери была „специальная“ сестра, лучше не становилось. Я много раз видела жестокое обращение сестер с младенцами. В большинстве случаев сестры не обращали внимания на указания врачей».
Если человек здоров, нужно постоянно идти в ногу с естественными процессами: торопливость или отставание — это вмешательство. Больше того, если мы сумеем приспособиться к естественным процессам, можно самые сложные механизмы предоставить природе, а самим наблюдать и учиться.
Проблема, заключенная в нас самих
Я уже ввел эту тему в примерах. Ее можно сформулировать так. Те из нас, кто получил подготовку в области физической медицины, обладают собственным умением, опытом и знаниями. Вопрос в том, должны ли они выходить за пределы этих своих специальных знаний и вторгаться в область психологии, так сказать, жизни и образа жизни? Мой ответ таков. Да, если они могут вобрать в себя и держать в себе личные, семейные или общественные проблемы, с которыми сталкиваются, и позволить решению возникнуть самостоятельно. А это означает страдание. Это означает тревогу или даже боль за пациента из-за его конфликтов с другими людьми, из-за его запретов и разочарований, из-за разлада в его семье, финансовых трудностей — и все это далеко не полезно тому, кто изучает психологию. Возвращаешь то, что временно в себе удерживал, а потом стараешься помочь. Если же, с другой стороны, у врача такой темперамент, который заставляет действовать, советовать, вмешиваться, вызывать изменения, которые кажутся полезными, тогда мой ответ: нет, такой человек не должен выходить за пределы своей специальности, которая включает в себя только физические болезни.
Я меня есть коллега, которая занимается консультациями по вопросам брака. Она получила подготовку только как учитель, но у нее темперамент, позволяющий ей за время консультации проникнуться проблемой, которую перед ней ставят. Ей не нужно проверять, верны ли представленные факты и не представлены ли они односторонне; она просто принимает то, что ей дают, и переживает в себе. И клиент уходит домой, в чем-то изменившись и часто находя решение проблемы, которая казалась неразрешимой. Эта моя коллега действует эффективней, чем многие получившие специальную подготовку. Она, в частности, никогда не дает советов, потому что не знает, что посоветовать, и вообще она не из тех, кто советует.
