Владислав Лебедько - Хроники Российской Саньясы Третий том Ведьмы и женщины-маги

В: Тоже ассоциация с кастанедовскими проводниками, существами, которые водили его по каким-то мирам. Кастанеда называл это эмиссаром. Эмиссар сновидения. Похоже?

М: Да. Но я его называла Проводником. Опять же, как ты ни назовешь человека, или сущность, смысл его работы нисколько не изменится.

Можно сказать, что мне там не очень понравилось, и именно в пространствах бестелесного существования.

Пространства сами по себе очень занимательны, действительно, ты находишься, по меркам человека что-то на уровне кайфа, можно так характеризовать это состояние души и состояние сознания. Но, пребывать в нем постоянно меня не привлекло. Я с удовольствием оттуда ушла.

Влад, и вообще мы весь разговор ходим практически вокруг одной грани многогранника, сказочки да прибаутки вроде страшилок на ночь. Может быть, в дальнейшем, когда-нибудь, в будущем, мы коснемся других вопросов, более серьезных…

В: В общении с тобой мы много говорим именно о серьезных вопросах. Ну, а для книги я действительно хотел бы выделить именно эту грань. Тем более, что это не просто сказочки, а реальный опыт... Ну, а для завершения я задам тебе серьезный вопрос. Твое нынешнее мировоззрение, картина мира в плане таких глобальных категорий, как жизнь и смерть. Что для тебя жизнь и смерть? Что это, зачем, почему?

М: Раньше я достаточно серьезно относилась к смерти. Не то чтобы серьезно, это неправильное слово. У меня был страх смерти, очень сильный страх. После одного переживания, может быть даже, после нескольких переживаний, этот страх ушел. В одном из астральных выходов (раз уж мы в течение всего разговора касались практически только темы астральных переживаний), как мне после объяснили, меня внесло что-то вроде посреди войны великих магов. Во время сражения я увидела человека, мужчину, у которого не хватало энергии вернуться назад в тело. И здесь очень четко стал вопрос: либо я помогаю ему, но тогда погибаю сама. Просто помогаешь человеку, про которого знаешь, только что он сражался на твоей стороне, которого видишь первый раз и который ничем не помог тогда, - просто сражался на твоей стороне. Либо, просто-напросто спасаешь свою шкуру и удираешь сама. Здесь действительно открылась проблема жизни и смерти. Насколько ценна твоя жизнь по сравнению со всеми остальными? Четко пришло осознание, что данный человек, его силы, способности намного ценнее, чем мои, в данном случае.

В: Ценнее для кого?

М: Для мира, скажем так.

В: Как ты можешь за мир решать?

М: В данном случае это просто осознание того, что это так. И думаю, что осознание это для личности намного больнее переживается, чем обратное решение: не ты ценнее, а другой человек, - это ущемление. Понять это в данный момент было достаточно сложно и даже больно... Почему-то это осознание пришло.

В: Это сопоставимо с таким ценным переживанием, не обязательно связанным с астральным, когда человек впервые в жизни понимает, что не он-то пуп земли. Что мир этот вертится не вокруг тебя, а ты один из многих и многих.

М: Здесь накладывалось несколько переживаний и это в том числе. Вот примерно такое осознание четко пришло, и тогда произошла передача энергии, чтобы он смог вернуться, а я осталась там. Пришло понимание того, что я умру, что она сейчас придет, но восприму ее нормально, спокойно. Может, оценив этот поступок, а может, это была только какая-то проверка, мне это не дали сделать, а просто выкинули оттуда, с этого поля сражения. Но после этого переживания пересмотрела очень многие проблемы, жизни и смерти, взаимоотношения с людьми, и могу сказать, что, во всяком случае, внешне больше не боюсь умереть.

Анна* - моя крестная сестра. Она старше меня лет на пять. Но, до последнего времени виделись мы лишь мельком. Когда мне было лет двенадцать, моя мама сказала, что Аня - дочь ее подруги, попала в дурную компанию. И потом еще иногда упоминала о том, как ее подруга мучается со своей непутевой дочерью. Потом моя мама стала крестной матерью Анны. И лишь несколько лет назад выяснилось, что «дурная компания», в которую попала Анна, - это почти что все персонажи первого тома «Хроников». После выхода первого тома Анна несколько раз звонила мне и мы договаривались встретиться, чтобы поговорить об общих знакомых, но как-то все не случалось. Беседовать с Анной для книги я вовсе не собирался, - с одной стороны, мало ли кто тусовался в околоэзотерических кругах, - само по себе это ничего не значит. С другой стороны, внешний вид Анны, ее болезненность, медлительность, скромность, - она никогда не считала себя, что называется «человеком Знания» и ничего не рассказывала, - все это не внушало какого-то особого интереса к ее судьбе.

* Имя, как и большинство имен и названий в этой главе, изменено.

И вот, в июне 2001 года Аня позвонила мне с просьбой о помощи. Ей нужна была консультация и, как она объяснила, доверяла она в этом деле почему-то только мне. Ее проблема была весьма оригинальна, - Аня настолько ушла в сновидение, что иногда переставала различать, где реальность, а где сновидение. Поправить это оказалось несложно и с тех пор Аня несколько раз заходила ко мне в гости, рассказывая понемногу о своих «встречах с замечательными людьми». Однажды она зашла в тот момент, когда у меня сидел Александр Павлович Марьяненко, с которым мы очень много общаемся в последнее время. Я попросил Аню рассказать кое-что специально для Александра Павловича и сам, увлекшись, стал задавать все более конкретные вопросы. И только тогда Анна «раскрутилась на полную катушку». К середине ее рассказа я сидел уже с открытым ртом. Александр Павлович даже подмигнул мне, мол, что сидишь, - неси диктофон и записывай! Но, Анна отказалась говорить под запись. Наконец, я уговорил ее, но при условии, что рассказывать для записи она будет на своей территории, - в Синявино*, куда я и прибыл через пару дней. И попал в избушку ведьмы, как ее и описывают в сказках, только что не на куриных ножках, но с мухоморами, сушеными жабами и прочими предметами обихода ведьмы-знахарки.

* Поселок под Петербургом.

Жаль, что для записи Аня рассказала гораздо меньше и множество удивительных историй так и осталось между нами, - Аня просила не писать ничего, кроме того, что она продиктовала...

Октябрь 2001 г.

«...Что ты скривился? - Не нравится сказочка?

Что, - недостаточно лихо закручена?...

...Я тут ему все о трансцедентальном,

О фатализме, о жизни, о мистике!

Нет, блин, он хочет чтоб было завально,

Круто и клево в кайфовой стилистике...

Хочешь покруче? - Ну ладно, получишь!»

(из песни Тимура Шаова «Сказки нашего времени»)

Анна: Вместо моего имени ты поставь в книгу то, что я скажу, чтобы те, кому надо, поняли, а кому не надо - не врубились.

Влад: Ну, так как тебя называть?

А: Назови Анна.

В: Когда мы говорили с тобой у меня дома, ты начала с того, что в детстве ты попала в аварию и травмы были столь болезненными, что в больнице тебя кололи морфием...

А: Ну да, я попала под машину, мне перешибло ноги. Делали операцию и потом вводили опиаты. Но об этом, естественно, не предупреждали - не то было время. И лесенок для вывода никаких не делали, и, даже не предупредили, что несколько дней будет не очень хорошо...

В: Сколько лет тебе тогда было?

А: Десять. Ну а дома оно и накатило...

В: Чего накатило?

А: Абстинюга злая - вот чего. Я съела все таблетки, что были дома и попала в больницу уже с отравлением. Потом уже, в возрасте пятнадцати лет я была в деревне у бабушки в Псковской области, а там было много-много мака. Я уже тогда хипповала. И вот, сижу я как-то и пишу прутиком на песочке «Rolling stones», а мимо проходит такой хайратский человек, в хайратнике, со всеми делами, в рваных джинсах, с рюкзаком. Увидел меня и говорит: «О, герла, - ты в Rolling stones врубаешься, - пойдем со мной, я покажу тебе, где много земляники. Я встала и пошла, потому что меня так достало сидеть в этой деревне с бабками... И он меня привел, но там была не земляника, а целый гектар мака. Во-от такие бошки (показывает). Мужик и говорит: «Ты мне помоги нарезать, а я тебе потом покажу, где земляника. Я ему, конечно, помогла, - нарезали мы. Потом он тут же сварил часть на костре. И говорит: «Ну что, - попробовать-то хочешь?» А еще когда я болела, я смотрела фильм «Золотой треугольник», - он был многосерийный...

В: Что за фильм?

А: Ну, такой совдеповский фильм о том, какая гадость весь этот Западный образ жизни. И там показывали западных наркоманов, буддистов, кришнаитов, хипповские тусовки. И я на все это смотрела, как завороженная и думала, что если жить, то только так. Потому что, выглянув в окно я видела только все эти красные лозунги и все серое вокруг. Ну, знаешь, как мы жили... И я тогда еще поняла, что либо повешусь, либо буду искать каких-то альтернативных путей. Это такое лирическое отступление... Так вот, этот мужик меня и "подсадил". Ну и все... А жила я у Казанского собора. К тому времени у нас уже полкласса ходили чем-либо обдолбанные. И, какое-то время мы отирались у бомбоубежищ. Там ведь внутри хранилось множество индивидуальных пакетов, а в каждом пакете - ампула с парамедолом, на случай ядерной войны. Это уже потом, когда эти бомбоубежища стали громить нещадно, то там стали ставить охрану и сигнализации. А мы просто брали лом, срывали замочек, а там... Ну, прикинь, сколько в каждом бомбоубежище этих индивидуальных пакетов...