Диана Видра - Помощь разведенным родителям и их детям: От трагедии к надежде
Валлерштейн дает родителям несколько важных советов, к которым всей душой присоединяется также и Фигдор. Прежде всего, несмотря на разрыв супружеских отношений, родители должны предпринять все возможное, чтобы дать ребенку возможность поддерживать добрые отношения с ними обоими. Они должны также приложить все силы и мужество, чтобы побыстрее избавиться от своих собственных страданий. Заботясь о своем собственном душевном благополучии, вы заботитесь и о душевном благополучии детей, поскольку тогда вы в состоянии гораздо успешнее выступать в своей родительской роли.
И что еще чрезвычайно важно: родители должны научиться отличать свои собственные потребности от потребностей детей. Скажем, матери, которая развелась с мужем, причинившем ей столько боли, больше всего на свете хотелось бы, чтобы бывший супруг просто навсегда исчез из ее жизни, и ее чувства вполне можно понять. Но то, что было бы так замечательно для матери, для ее детей обернулось бы полной катастрофой. Поэтому матери не мешало бы задаться вопросом, а хотелось бы мне самой на месте ребенка, чтобы мой папа навсегда исчез из моей жизни? Даже если мама его больше не любит. Могу ли я представить себе, что это оставило бы меня равнодушной? Так как же исчезновение отца может оставить равнодушными моих детей? Поэтому родители должны быть в состоянии извиниться перед своими детьми за развод, вне зависимости от его обстоятельств. И родители должны вселить в детей уверенность, что с настоящего момента они будут предпринимать все, что в их силах, чтобы облегчить детям их страдания. И ребенок должен знать, что он имеет право продолжать любить обоих родителей. Родитель, который теперь не живет вместе, должен как можно скорее начать встречаться с ребенком, и вопросы посещений должны обсуждаться совместно, в них должны учитываться и желания детей.
Наконец, родители должны помочь детям пережить боль разлуки. Прежде всего, дети должны быть своевременно и подробно проинформированы о предстоящих событиях и им должно быть позволено проявлять свои эмоции, потому что, с одной стороны, проявление горя уже в большой степени облегчает само горе, и, с другой — ведь утешить человека можно лишь тогда, когда он показывает, что он нуждается в утешении.
Фигдор говорит: «В последние годы мне пришлось убедиться в том, что сегодня вряд ли найдутся консультанты, судебные эксперты или судьи по семейному праву, которые рассматривали бы развод как заключительный этап в отношениях родителей, а регулирование вопроса посещений — как периферическую проблему, которая затрагивала бы скорее интересы отца, а не необходимое условие для благополучного развития ребенка. Так же считает и большинство родителей». Но практика, к сожалению, сильно отличается от общественного мнения. В Австрии, например, 70% разведенных отцов либо вообще не поддерживают отношений с детьми, либо поддерживают их нерегулярно. Обследования в Берлине показали, что там в 40 случаях из ста отношения отцов с детьми окончательно прерваны. Для объяснения такого «разногласия» между теоретическими воззрениями и практикой существуют две версии. Одни считают это отсутствием морали у разведенных родителей и реагируют «педагогически» поднятым указательным пальцем. Мало того, эти люди считают безответственностью уже сам развод, поскольку, по их мнению, он принципиально направлен против «благополучия детей». Но мы знаем, что это не так, но следует все же заметить, что эта морализирующая позиция питается принципиально верными аргументами. Однако нормальные взгляды нельзя считать нормативными требованиями. Можно ли предположить, что стоит только родителям понять проблемы ребенка, как они тут же изменят свое поведение? Даже многие профессиональные консультанты и педагоги нередко подвержены искушению «директивно» решать проблемы послеразводного кризиса, поскольку они идентифицируют себя исключительно с детьми и ничего не желают знать о чувствах родителей. И Валлерштейн, и Фигдор тоже рекомендуют родителям определенное поведение, но они, прежде всего, подчеркивают, что такое поведение возможно лишь тогда, когда родителям удается преодолеть свои собственные психические трудности. К «правильным» действиям следует себя подготовить, а для этого, прежде всего, необходимо постараться закончить свой брак и психически. Кроме того, родители тоже должны иметь возможность проявлять печаль (об утраченном супружестве, о разрушенных надеждах и иллюзиях), что в психоанализе именуется «переработкой развода». И они должны научиться владеть своими эмоциями, что без вышеупомянутой «работы развода» едва ли возможно. Родители должны прежде всего вновь найти самих себя и обрести надежду на принципиальную возможность нового счастья.
А это уже, согласитесь, совсем иное начало. «В различных формах морализирующего обхождения в консультациях для родителей одно общее то, что они в основе своей обращаются к некой теоретической конструкции «родители», где личности последних редуцируются в простые понятия «отец» и «мать», как если бы речь шла о каких-то «педагогических существах», которые в любой момент располагают внутренней свободой бесконфликтно претворять в дело свои сознательные установки». Нельзя забывать, что разведенные отцы и матери — тоже люди, у них есть свои эмоции, переживания и своя бессознательная жизнь. Возьмем, например, родителей, которые вполне сознательно решили не перекладывать на ребенка своих конфликтов. Они не говорят в его присутствии друг о друге плохо, не используют ребенка в качестве шпиона, не запрещают посещений и т. д. Но, предположим, мать все еще внутренне не в состоянии смириться с тем обстоятельством, что ее ребенок по-прежнему нежно любит своего отца, т. е. того человека, который нанес ей столько обид, и, сама того не сознавая, где-то в глубине души желает, чтобы ребенок разделил с нею ее чувства. Мало того, она страдает от страха потерять любовь сына или дочери. Пока эти чувства бессознательны, их невозможно взять под контроль и тогда они проявляют себя в замаскированных формах. Например, в день посещения отца ребенку предлагается вдруг редкое и соблазнительное развлечение. Отец, со своей стороны, неожиданно великодушно удовлетворяет просьбу, которую мать удовлетворить не в состоянии. Некоторые матери или отцы отвечают на выражение желания ребенка о новом воссоединении кротким заверением: «Я бы с радостью, но вот твой папа не любит меня больше». Или, если ребенок жалуется, что хотел бы почаще видеть отца, тот отвечает: «Я тоже хотел бы видеть тебя почаще, но твоя мама...». Тяжелые сцены прощания с отцом или слезы матери говорят ребенку, что своей радостью общения с одним родителем он причиняет другому боль. А какой тревогой наполняется детское сердце, когда мать отмалчивается в то время, когда он говорит об отце. И так далее. Все это создает у ребенка впечатление, что в его жизни и в его чувствах что-то не так, он начинает бояться «играть» любовью родителей и считает, что сам он несет ответственность за все, что происходит вокруг него. В результате в нем растут отчаяние и ненависть к себе и окружающим. Или возьмем мать, которая всей душой верит, что она просто обязана защитить свое чадо от отца-изверга. Что пользы ей от напоминания, что она не имеет права отнимать у ребенка отца? И каким образом может отец проявлять свою ответственность, если ребенок от него отворачивается?
Итак, противоречия между теоретическими воззрениями и практикой можно объяснить и по-другому: скорее всего, проблема эта — не моральная, а психологическая. Стоит посмотреть ближе, почему именно отношения родителей и детей после развода развиваются не так, как этого хотелось бы всем, и прежде всего самим родителям.
«ЗЛЫЕ МАТЕРИ», «БЕЗОТВЕТСТВЕННЫЕ ОТЦЫ» И «НАСТРОЕННЫЕ ПРОТИВ» ДЕТИ
«После посещения отца ребенок сам не свой!» Такое действительно случается нередко, и мать именно этим мотивирует свое сопротивление контактам ребенка с отцом. Пятилетний Альберт обычно перед посещением отца плохо спит, а вечером, по возвращении, его «будто подменили»: он возбужден, не хочет идти в постель, не слушается и фыркает на мать. Через пару дней он снова входит в колею, он снова приветлив и ласков. И даже воспитательница в детском саду замечает его перемены.
Подобное происходит со многими детьми и это скорее правило, чем исключение. А все дело в том, что ребенок попадает в ситуацию новой расстановки отношений. Подумайте сами, одно дело общаться с отцом и с матерью одновременно и совсем другое, когда свидание с отцом означает отказ от матери, а возвращение к матери — отказ от отца. Особенно тяжело это для маленьких детей, которых мучает неуверенность: а что будет с папой во время моего отсутствия, найду ли я его здесь и на следующей неделе? Если ребенок в этом возрасте вообще в состоянии понять, что такое следующая неделя. И это каждый раз активизирует переживания развода, а значит, возбуждает в ребенке страх и гнев. Но и чувство вины настойчиво заявляет о себе: многие дети переживают посещение отца и возвращение к матери как свое предательство, и конфликт лояльности возникает часто даже без активного участия самих родителей. А разрешить этот конфликт легче всего приписыванием вины одному из них, и скорее всего тому, в ком ребенок уверен больше, а значит, матери. Агрессивное поведение ребенка после посещения отца можно расшифровать как невысказанный словами упрек: «Это ты отняла у меня отца, это ты не хочешь, чтобы он жил вместе со мной!».
