Диана Видра - Помощь разведенным родителям и их детям: От трагедии к надежде
Бывает так, что некоторые дети непосредственно после развода вдруг освобождаются от своих уже выработанных симптомов, чему способствует тот факт, что страхи ребенка внезапно становятся из бессознательных сознательными. Так восьмилетний Ролланд перестал вдруг мочиться в постель, что он делал на протяжении последних четырех лет, а девятилетняя Нина, болезненно застенчивая девочка, совершенно перестала стесняться. Надо ли говорить, каким отрадным нашли родители такие изменения в характере детей! Но в то же время они никак не связывали исчезновение старых симптомов с возникновением новых. Ролланд стал (снова) мастурбировать, и он стал еще более агрессивным. Нина же развила свой первоначальный симптом в обратную сторону, она стала властолюбивой, тщеславной, заносчивой и стремилась постоянно быть в центре внимания. Родители обычно пугаются таких изменений в детях, не умеют на них правильно реагировать и в результате дети выходят из кризиса развода еще более невротичными, чем были раньше. Спустя время Ролланд стал депрессивным, пугливым мальчиком, он, вытеснив свои агрессивные побуждения, внушавшие ему самому такой страх, обратил их внутрь себя самого. Но мать не видела проблем ребенка и пришла в консультацию совсем по другой причине: она не могла решить с отцом вопроса посещений. Сына же она описала, как спокойного и серьезного ребенка, который очень хорошо перенес развод. «Может быть, он несколько флегматичен, но это у него от отца». Для того чтобы помочь ребенку, надо было заставить мать увидеть, что сын ее тяжело болен, а это было нелегко, поскольку это она добивалась развода с мужем.
В отличие от матери Ролланда мать Нины все же вовремя обратилась за помощью и, когда она поняла сознательные и бессознательные проблемы дочери, ей удалось придать Нине мужества бесстрашно выражать свою тоску, свои желания, опасения, разочарования, обиду и гнев и — не в последнюю очередь при помощи отца — внушить девочке, что страхи ее напрасны. Мать открыла также дочери возможность в социальной и соответствующей возрасту форме выражать свои эксгибиционистские наклонности — Нина стала посещать курсы ритмической гимнастики. Семья, кроме того, старалась по мере возможности удовлетворять ее потребность в похвале, что способствовало постепенному уменьшению этой потребности. Ей было позволено в некоторых жизненных вопросах проявлять больше самостоятельности, благодаря чему заметно уменьшилось властолюбие девочки. Нина, таким образом, относится к тем детям — к сожалению, очень немногим, — которые не только благополучно преодолели развод, но и извлекли из него известную пользу. Однако без тех знаний, которые почерпнула мать в беседах с психоаналитиком, такое было бы совершенно невозможно. Здесь речь идет о том, чтобы распознать не только сознательные, но и бессознательные потребности ребенка и найти соответствующие формы их удовлетворения. И еще чрезвычайно важно, чтобы родители нашли в себе силы вытерпеть и признать за ребенком его потребности и импульсы, как регрессивные, так и агрессивные.
Невротические симптомы и развитие характера тесно связаны друг с другом. Когда влечения (например, регрессивные или агрессивные потребности) не находят надлежащего выхода, они сами по себе переживаются ребенком как угроза не только его внутреннему, но и реальному благополучию. Тогда он начинает вытеснять их в бессознательное, невротически заменяя чем-то другим. Но если я боюсь своего собственного гнева по отношению к другим и вынуждена его вытеснять, то там, внутри меня, в моем бессознательном этот гнев никуда не улетучивается, он просто меняет свое направление и я оборачиваю его против себя самой. Это значит, что мне не миновать депрессивного развития, вплоть до мыслей о самоуничтожении. В глазах окружающих исключительная покладистость и даже услужливость приветствуются как проявление замечательного характера. Конечно, такой ребенок может приносить много радостей окружающим, но мало кто знает, каких страшных внутренних страданий стоит ему эта чрезвычайная «приспособленность». Не говоря уже о том, что таким слишком редко удается быть по-настоящему любимыми или добиться в жизни настоящего успеха.
Послеразводный кризис рано или поздно заканчивается и наступает определенное внешнее успокоение. Если ребенку повезло и он получил ту самую «неотложную первую помощь», то успокоение это основано на смягчении страхов и зарождении уверенности в возможности счастливого существования. Но бывает успокоение и иного порядка, которое построено на невротических защитных механизмах. Чем сильнее были конфликты в семье и чем дольше они длились, тем глубже нарушения в развитии ребенка — и это независимо от развода! Не только родители, но часто также педагоги и профессиональные психологи путают относительное успокоение, которое наступает после спонтанных реакций переживаний, с действительным улучшением состояния ребенка. Нередко они советуют родителям просто подождать, пока «шторм утихнет сам по себе». Но исчезновение симптомов, как мы уже знаем, еще ничего не говорит об исчезновении невротического страдания.
К тому же большинство симптомов, не считая таких, как недержание мочи или ярко выраженные фобии, окружающими просто не замечаются, и уж ни в коем случае они не ставятся в зависимость от развода. Возьмем хотя бы многочисленные школьные трудности. «Посттравматическая зашита усиливает невротические диспозиции детей. Она повышает вероятность позднейших психических заболеваний и жизненных кризисов и уменьшает шансы построения благополучной, счастливой жизни. Но, конечно, было бы неправильно думать, что жизнь этих детей уже разрушена. Несмотря на то, что помещения для их развития и сузились, но они все еще существуют. И если еще дети малы, то даже в более широком масштабе».
Поэтому в следующих главах мы будем говорить об организации жизни детей после развода и о надежде, которую может принести с собой развод, если он положит конец ссорам и конфликтам. Но, как уже говорилось, это зависит от того...
ЧАСТЬТРЕТЬЯ
ПСИХИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕРЕБЕНКА ПОСЛЕ РАЗВОДА
Если вы помните, вначале мы рассказывали о переживании ребенком самого развода, во второй части повествования были затронуты аспекты его развития до развода, из чего стало ясно, что разделение этих «этапов» можно сделать только по хронологическому принципу. Что же касается внутреннего содержания, то для большинства детей будущий развод родителей уже с рождения начинает «психический сценарий» их переживаний развода в самом узком смысле слова и определяет их развитие задолго до окончательного разрыва родительских отношений. Что же касается послеразводного развития, то оно начинается непосредственно за разводом и охватывает период времени в год или полтора; в это время вступают в действие определенные психические процессы, характерные именно для этого периода.
До сих пор, например, мы рассматривали отношения с отцом как полную боли и страдания разлуку. Мы видели также, что возможности ребенка в отношении строительства тройственных (триангулярных) отношений теперь значительно сузились, и его отношения с матерью наполнились новыми конфликтами. Отношения с отцом не кончаются, конечно, и после развода. Даже если ребенок долго не видит отца, тот продолжает для него существовать в качестве так называемого «внутреннего объекта». Как, кстати сказать, и для матери. Пусть представление о нем, как и его психическая ценность в сознании ребенка в достаточной степени и изменились, но образ отца все равно продолжает жить. Отец даже на расстоянии влияет на жизнь семьи и от его действий в большой степени зависит, как ребенок переживет событие развода, сумеет ли он преодолеть свои душевные трудности или они станут для него разрушительным кризисом.
Обширный опыт привел Фигдора к заключению, если ребенок поддерживает хорошие отношения с обоими родителями, шансы благополучного развития его психики значительно возрастают. Большинство детей еще долгое время тоскуют по отцу, и эти дети горячо желают, чтобы родители каким-то чудом снова оказались вместе. Исследователи обнаружили, что большая часть так называемой симптоматики детей бессознательно преследует цель отвлечь родителей от их обоюдных проблем и заставить объединиться на почве общей заботы о ребенке. Но эти желания гораздо менее мучительны, если ребенок знает, что отец не потерян, отношения с ним продолжают оставаться достаточно тесными и приносят большое удовлетворение.
Несмотря на то, что «неполные» семьи сегодня далеко не редкость, более того, статистика показывает, что их можно причислить к нормальным социальным обстоятельствам, в общественном сознании они все еще продолжают оставаться чем-то вроде феномена «обочины» или печального отклонения от нормы. Это проявляется также и в школьной жизни. Например, произнесенное учителем или воспитательницей: «Отца нет...» — уже звучит как невысказанное: «Ага, ну так чего вы хотите?» — и это даже в тех случаях, когда причиной проблем, связанных с ребенком, может быть, являются проблемы самого педагога. Да и в учебниках, в школьном материале (например, текстах задачек по математике, литературных произведениях) едва ли можно встретить примеры детей, родители которых развелись. Поэтому не приходится удивляться, если «разведенные» дети испытывают невыносимое чувство стыда перед посторонними, например, перед учителями. Таким образом, ко всем его бедам и боли ребенка прибавляется еще и чувство, что с ним самим «что-то не в порядке». Фигдор рассказывает, какое облегчение для самолюбия испытывает ребенок, когда на вопросы, касающиеся развода, он может с гордостью ответить: «Но мы видимся с папой очень часто и разговариваем по телефону почти каждый день».
